Анна Каренина и щипцы

lost_in_brazil — 04.03.2019 После Войны и Мира грех не перечитать Анну Каренину. Вот читаю и офигеваю от количества мощных щипцов, которые она применяла к несчастному Вронскому по мере развития их романа. Завораживает, насколько ясно и безжалостно Толстой показывал и сами щипцы, и падение ее СЗ после каждого из этих эпизодов.

Вот, например, эпизод, когда Анна решает идти в театр, несмотря на то, что это в ее ситуации неуместно.

Когда я читала книгу в первый раз, я была восхищена – смелая женщина, идет наперекор обществу. Сейчас понятно, что это не поведение независимой женщины – решила и пошла, а наоборот выходит – она вынуждает Вронского делать то, что он категорически не хочет. На него давит и жалость, и чувство долга – что же он, мудак какой, что ли, бросать свою женщину одну на растерзание толпе.

Очень, на мой взгляд, четко и красиво описано падение ее значимости в этих сценах:


«— Вы точно поедете в театр? — сказал он, стараясь не смотреть на нее.
— Отчего же вы так испуганно спрашиваете? — вновь оскорбленная тем, что он не смотрел на нее, сказала она.
— Отчего же мне не ехать?
Она как будто не понимала значения его слов.
— Разумеется, нет никакой причины, — нахмурившись, сказал он.
— Вот это самое я и говорю, — сказала она, умышленно не понимая иронии его тона и спокойно заворачивая длинную душистую перчатку.
- Но разве вы не знаете... — начал было он.
— Да я не хочу знать! — почти вскрикнула она. — Не хочу. Раскаиваюсь я в том, что сделала? Нет, нет и нет. И если б опять то же, то было бы опять то же. Для нас, для меня и для вас, важно только одно: любим ли мы друг друга. А других нет соображений. Для чего мы живем здесь врозь и не видимся? Почему я не могу ехать? Я тебя люблю, и мне все равно, — сказала она по-русски, с особенным, непонятным ему блеском глаз взглянув на него, — если ты не изменился. Отчего же ты не смотришь на меня?

Он посмотрел на нее. Он видел всю красоту ее лица и наряда, всегда так шедшего к ней. Но теперь именно красота и элегантность ее были то самое, что раздражало его.

— Чувство мое не может измениться, вы знаете, но я прошу не ездить, умоляю вас, — сказал он опять по-французски с нежною мольбой в голосе, но с холодностью во взгляде.»

...

«Вронский в первый раз испытывал против Анны чувство досады, почти злобы за ее умышленное непонимание своего положения. Чувство это усиливалось еще тем, что он не мог выразить ей причину своей досады.»

«Он чувствовал, как в одно и то же время уважение его к ней уменьшалось и увеличивалось сознание ее красоты.»

Потом Вронский пьет с Яшвиным и, естественно, идет таки идет в театр. Там, конечно, случается унизительная для Анны сцена, и вот как описаны чувства Вронского:

«Он быстрыми шагами пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но не знал что. Досада на нее за то, что она ставила себя и его в такое фальшивое положение, вместе с жалостью к ней за ее страдания волновали его.»

Ну а в итоге он оказывается еще и виноват во всем:

«Анна уже была дома. Когда Вронский вошел к ней, она была одна в том самом наряде, в котором она была в театре. Она сидела на первом у стены кресле и смотрела пред собой. Она взглянула на него и тотчас же приняла прежнее положение.
— Анна, — сказал он.
— Ты, ты виноват во всем! — вскрикнула она со слезами отчаяния и злости в голосе, вставая.
— Я просил, я умолял тебя не ездить, я знал, что тебе будет неприятно...
— Неприятно! — вскрикнула она. — Ужасно! Сколько бы я ни жила, я не забуду этого. Она сказала, что позорно сидеть рядом со мной.
— Слова глупой женщины, — сказал он, — но для чего рисковать, вызывать...
— Я ненавижу твое спокойствие. Ты не должен был доводить меня до этого. Если бы ты любил меня...
— Анна! К чему тут вопрос о моей любви...
— Да, если бы ты любил меня, как я, если бы ты мучался, как я... — сказала она, с выражением испуга взглядывая на него.
Ему жалко было ее и все-таки досадно. Он уверял ее в своей любви, потому что видел, что только одно это может теперь успокоить ее, и не упрекал ее словами, но в душе своей он упрекал ее. И те уверения в любви, которые ему казались так пошлы, что ему совестно было выговаривать их, она впивала в себя и понемногу успокаивалась.»

Один из героев Умберто Эко говорил:

«Я думал, что настоящие денди не ухаживают за Скарлетт О'Харами и за Констанциями Бонасье. Я считал, бульварный роман уводит немножечко за пределы жизни. Но ничего подобного. Прав Пруст: жизнь воплощается более в плохой музыке, нежели в торжественной мессе. Искусство показывает мир таким, каким его хотели бы увидеть деятели искусства. Бульварный романчик вроде бы игра, но жизнь в нем представлена именно как она есть, в крайнем случае — какой она будет. Женщины похожи на маркизу ангелов Анжелику, а не на ангельскую Беатриче. Профессор Мориарти натуральнее Пьера Безухова, и ход истории ближе к фантазиям Эжена Сю, нежели к проекту Гегеля.»

А вот и ни фига, ошибался Якопо Бельбо: Скарлетт О'Хары и Констанции Бонасье – персонажи абсолютно нежизнеспособные, зато практическая любая женщина может узнать себя в Анне Карениной или там Эмме Бовари - пусть и в несоизмеримо меньшем масштабе.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив