Анна. Бегство.

marusa_11 — 28.04.2012 Жить молодые стали в согласии, бранных слов, в дому, неслышно было. Одно огорчало их, не было у них детушек. Второй год пустоцветом хожу, прогневалась на меня Богородица, думала Анна, падая каждую свободную минуту перед иконой на колени. Митька тоже хорош, лишний раз лоб не перекрестит, в храм только по праздникам ходит, всё за работу прячется, может от того и Богородица гневается на меня, тревожилась Анна.

Лишь спустя три года Бог послал им желанного первенца. Окрестили новорожденного Серафимом. И вроде бы жизнь только наладилась, младенец в люльке подрастал, но к концу двадцать второго года запахло бедой…

Власть в деревне уж четвёртый год, с тех пор как барин сбежал, а за ним во след исчез и управляющий, менялась, но на крестьянах это не сильно отражалось, так и жили от посевной, до уборочной. Хозяйства, у большинства семей в деревне, были крепкие. А в конце декабря, в деревню приехали какие-то люди, одетые не по погоде, в кожаных курточках, да куцых пальто, собрали всех в бывшей барской усадьбе и зачитали какую-то важную бумагу, о том, что страна теперь зовётся не Россией, а многими, прости Господи, непонятными словами. И долго рассказывали, что Бога нет, и бабы с мужиками теперь ровня, что теперь все будут жить одинаково и наделы у них теперь общими станут, и женщин всех обзывали товарищами. Тьфу! Срамотища!

- Мить! Чо ж это будет теперь, а? Если они сказали, что мы теперь с вами ровня, что ж мне пахать в поле теперь выходить, а ты за скотиной и огородом дома смотреть станешь?
- Слушай больше! Как жили, так и будем жить! Виданное ли дело, баб мужскими именами называть! Ишь ты! Как они Глашку-вдовую то назвали? Товарищ женщина!? Бесстыжие рожи!

Но, жизнь спокойная в деревне с того времени прекратилась. По выходным, приезжали из города новые делегации, и видя, что народ не идёт на собрания в усадьбу, а идёт к утренней в храм, стали выгонять батюшку их храма и проводить собрания прямо в храме.
Взрослый люд всячески противился новым правилам, а молодёжь почувствовала вольницу…
В двадцать четвёртом году, мать с отцом спешно выдали замуж младшую дочь Марию, которой к тому времени исполнилось семнадцать, как отец объяснил «От греха подальше, да от новых властей! А то, скоро баб в штаны обрядят!»

А спустя ещё три года, беда пришла в соседние деревни, стали народ в колхоз сгонять.
Не дожидаясь, пока у них отнимут хозяйства, мужики собрали сход, на котором порешили, уходить, от колхозной власти! За Урал! Чай туда эта зараза ещё не проникла? Рассея большая, уж до Сибири-то эти нехристи не доберутся!

Большинство семей деревни, погрузив домашнюю утварь и баб с детьми на телеги, тронулись в дальний путь. Скотину гнали за собой. Бабы выли, дети плакали, мужики сурово молчали, изредка покрикивая на испуганных домочадцев.

Анна с Митькой держались рядом с семьёй младшенькой, Мани, у которой к тому времени уж двое деток народилось! Вместе легче «горе мыкать» по чужим землям, решили они.
Долго шли беглецы коллективизма, к Уралу подошли зимой. На зимовку остановились на окраине деревушки какой-то, выбрав место нелюдное, около леса и реки.
Мужики срубили несколько больших изб, и несколько больших сараев для скотины. Тяжело зимовали, но выстояли. По весне хотели обосноваться основательно, но беда и в эти края пришла… И здесь, на Урале догнали их колхозы!

С первым теплом они снова двинулись по дорогам России, в надежде, что в Сибири, им можно будет снова начать своё хозяйствование, личное, не коллективное!
К тридцатому году пришли на Алтай, где у Анны родилась долгожданная дочь, которую окрестили Еленой, на радость Митьке и восьмилетнему Симе. У Марии тоже родилась дочь, на тот момент уже четвёртый ребёнок в семье младшей сестры!
Но и до Алтая добрались колхозы!

- Уходим! Нюра, Маня собирайтесь!, мужики решили идти дальше на восток.
- Да сколь мы бродить-то будем? А может останемся? Вон половина народу нашего остаётся здесь!
- Остаются те, у кого скотина пала, да лошадёнка одна чуть живая, им уже нельзя идти, а мы, пока в силе, уходить будем!

И потянулись дальше годы скитаний и зимовок в незнакомых местах. И всё дальше в Сибирь уходили беглецы, воронежские крестьяне, спасавшиеся от колхозов.
Остались позади города, Барнаул, Красноярск, Иркутск, Чита. До Читы дошли всего две семьи, семья Анны и Марии. Остальные уже осели по разным деревнями и городам Сибири.

Маленькая Леночка и подросший Сима замечали, как совсем похудела и осунулась их мама. Митя тоже стал замечать, как сдала жена, всё ещё красивая, но уже совсем не та Анна, которая когда-то стройной и статной павой плыла по их родной деревне. Тяжело третьего носит, думал Дмитрий. Надо где-то бы на постой и отдых стать.

А за Читой, куда была дорога, скотина стала дохнуть, природа там плохая совсем, трава скудная.
На станции Оловянная, Анна родила мальчика, который на третий день помер. Мария плакала, Анна устало думала «Всё одно бы не выжил…Старшие, вон совсем прозрачные стали!» Похоронив младенца, и узнав, что колхозы добрались и в эту глухую даль, решили возвращаться назад.

- Мить, а каком городу, мужик деловой, тебе говорил, что им плотники нужны?
- В Омске, а чо?
- Может туда пойдём? Работа там тебе есть, сколь нам ещё идти, ведь не дойдём же!
- Думаю я!

В Чите продали коров на мясо, лошадей тоже продали. Сговорились на станции, погрузили домашний скарб в товарный вагон, и поехали в город, в котором надеялись устроиться основательно. В Омске, Дмитрий и муж Мани, поступили на работу плотниками в железнодорожное депо. Срубили избы себе, на участках, выделенных депо, на улице с хорошим названием Марьяновская!

Неграмотная Анна отдала сына в школу, старшие дети Марии тоже пошли в школу. По весне Митя купил корову, завёл кролей, и жизнь сестёр к концу тридцать шестого года, потекла размеренно по-деревенски, отличие было лишь в том, что хлеб теперь не сеяли сами, а покупали в магазинах, на деньги, которые Дмитрий приносил два раза в месяц из депо.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив