Значит, Быков с того света продолжает дело это

uborshizzza — 25.04.2019

Всю прошлую неделю общественность была взволнована состоянием здоровья Дмитрия Быкова. Дело в том, что во время перелета в Уфу ему стало плохо, и его поместили в больницу. Не сразу разобрались, что с ним, ввели в медикаментозную кому. Потом из Уфы перевезли в Москву, где он и пришел в себя. Причиной недомогания стал скачок сахара.
Что же, бывает.

У меня есть одна знакомая, которая не знала, что у нее сахарный диабет, и однажды на работе она упала в обморок. Вызвали «Скорую». Провела несколько дней в коме, потом пришла в себя, теперь пьет таблетки и следит за уровнем сахара.

Но кто моя знакомая, и кто Быков. О состоянии здоровья Быкова сообщали все СМИ. Главный редактор «Эха Москвы» " Венедиктов очень о нем беспокоился и информировал слушателей о происходящем.

Меня, правда, несколько удивило его заявление, что у постели Быкова находится его жена Катя. Я помню, что жена Быкова – это Ирина Лукьянова, как он сам неоднократно говорил и как написано в Википедии. А Катя – это молоденькая сотрудница «Эха», работающая с Быковым на проекте «Один». Есть фото, где они вдвоем на митинге.
Впоследствии здоровье Быкова комментировала уже Ирина Лукьянова, а именно ее называли так: «жена Быкова Ирина Лукьянова».

К Быкову в Уфу прилетали московские врачи, за его лично лечением следила министр здравоохранения, в Москву его отправляли специальным бортом.
И это притом, что Быков считается оппозиционером, не жалует российскую власть. Помните его проект «Поэт и гражданин», где он клеймил Путина и всех-всех-всех?

Лимонов по этому поводу написал: «В такие моменты выясняется кто есть кто, от своей буржуазной сущности Быков не ушёл...».

Только наличие одинаковых болезней и уравнивает нас с небожителями. Несправедливо как-то: они бы не должны болеть. Правда, нас уже почти и не лечат, т.е. справедливость соблюдается хотя бы с одного боку.

В 12-ом году я как-то написала о Быкове в своем блоге. В посте я выразила опасение, что сахарный диабет в совокупности с огромным объемом работы, который выполняет Быков может повредить его здоровью.
https://uborshizzza.livejournal.com/1785825.html
Каково же было мое удивление, когда в коменты явился сам… (вот не знаю, как его назвать: писатель? Шоумен?) …скажем, феномен. Он категорически возражал против того, что я его признала больным. Здоровый он!
Да ради бога! Принцессы не какают, у королевы нет ног, а феномены не болеют.


И вот, очнувшись в московской больнице, Быков немедленно написал колонку для «Русского пионера» и наговорил огромную передачу для «Эха».

В статье для «Пионера» Быков первым делом развеял слухи о том, что он серьезно болен: «Мне случилось тут недавно попасть в трагикомическую передрягу со здоровьем, гротескную настолько, что истинную ее причину я раскрывать не намерен даже родственникам…слухи о моем смертельном заболевании, разнообразных комах и отеке мозга тоже оказались ничем не подтверждены. Но передряга эта действительно стоила мне трех суток медикаментозного сна, как выяснилось впоследствии, совершенно необязательного».

Здоровяк, оптимист.
Но все же человек практически побывал на том свете. Многие после такого меняются: кто-то приходит к Богу, кто-то круто меняет жизнь.
А как вы думаете, какие будут первые мысли человека, вышедшего из комы? Может быть, он подумает, что произошло чудо, и он жив? Может быть, захочет увидеть своих близких?
Но у Быкова реакция была другая.

Он вспомнил стихи поэта Льва Лосева (1937-2007). Этот поэт у нас не слишком известен, но, по мнению Быкова, он – гений. Ну, ладно, я давно заметила своеобразие вкусов Быкова и то, как легко он раздает звания гениев.

Лосев родился в Ленинграде в семье писателей Владимира Александровича Лифшица и Аси Михайловны Генкиной (1914, Брянск—1999). Учился в известной 222-й средней школе (бывшая Петришуле). Окончил отделение журналистики филологического факультета ЛГУ.
В 1962—1975 годах работал редактором в детском журнале «Костёр», писал пьесы для кукольного театра, стихи для детей. Взял псевдоним «Лосев», чтобы его не путали с отцом; после эмиграции в США сделал бывший псевдоним своим паспортным именем.
Эмигрировал из СССР в США в феврале 1976 года.
Сами понимаете, что никем, кроме как гением русской поэзии, при такой биографии Лосев стать не мог.

Он говорил: «А это – базилик».


И с грядки на английскую тарелку -


румяную редиску, лука стрелку,


И пес вихлялся, вывалив язык.


Он по-простому звал меня – Алеха.


«Давай еще, по-русски, под пейзаж».


Нам стало хорошо. Нам стало плохо.


Залив был Финский. Это значит наш.


О, родина с великой буквы Р,


Вернее, С, вернее, Еръ несносный,


бессменный воздух наш орденоносный


и почва - инвалид и кавалер.


Простые имена - Упырь, Редедя,


союз, ц-ч-з-ека, быка и мужика,


лес имени товарища Медведя,


луг имени товарища Жука.


В Сибири ястреб уронил слезу.


В Москве взошла на кафедру былинка.


Ругнули сверху. Пукнули внизу.


Задребезжал фарфор, и вышел Глинка.


Конь-Пушкин, закусивший удила,


сей китоврас, восславивший свободу.


Давали воблу - тысяча народу.


Давали «Сильву». Дуська не дала.


И родина пошла в тартарары.


Теперь там холод, грязь и комары.


Пес умер, да и друг уже не тот.


В дом кто-то новый въехал торопливо.


И ничего, конечно, не растет


на грядке возле бывшего залива.

Есть сомнения в гениальности? Но Быков вспомнил не это стихотворение, а другое, но тоже про родину. Там рефрен: «О, русская земля, уже ты бугром».

Быков пишет: «Торжество сегодняшних ценностей, то есть русской идеи, заключающейся в умении только угрожать и давить…Народ не то чтобы исключительно терпелив, но как-то, как говорил друг Лосева Окуджава, неприхотлив. Вся ничтожность, вся идейная нищета так называемой русской идеи, вся компилятивность ее источников, преимущественно иностранных, давно раскрыты Ключевским, Яновым, да и множеством других публицистов…Не дай Бог тебе жить во времена мертвых штилей, когда затхлость русской жизни доходит до болотной вони, когда на поверхность вылезают худшие качества народа, великого в своем воодушевлении и ужасного в падении и разврате. Он способен на великие свершения именно во времена перемен и на предельное падение и разврат во времена мертвых штилей, когда ничто в природе не колышется. Но вот я думаю: понимал же Лосев все в семьдесят пятом году, когда уехал. Просто в один прекрасный момент от отвращения стало у него зашкаливать. Он однажды признался мне, что легко представлял свои похороны при полном зале Дома литераторов — петербургского, ныне сгоревшего, и эта перспектива так его ужаснула, что на ровном месте, до всяких политических преследований, просто взял да и уехал. Конечно, сначала по еврейской линии, как все тогда, потом переехал к Бродскому в Ардис, поработал там, вскоре написал прекрасную книгу о пользе русской цензуры, точнее, о ее феномене, ее польза понимается в смысле ироническом. Потом сделался дармутским профессором, заведующим кафедрой, вывез мать, которая прожила в Штатах почти до ста, издал шесть книг волшебных стихов, одновременно традиционных и глубоко новаторских. И жил там, не имея никакого отношения к «здесь», все более, по его выражению, достоевскому и монструозному.
И жил там, не имея никакого отношения к «здесь», все более, по его выражению, достоевскому и монструозному.

И вот я думаю: что же мешает нам скинуть с шеи эту удавку? Под скидыванием удавки я разумею, конечно, не обязательный отъезд, но именно жажду принадлежать большинству. Это большинство сейчас настолько оболванено, грубо, нагло, оно так распоясалось и так презирает все остальное человечество, что находиться рядом с ним, в его рядах — позорно и зловонно. Но мы все чего-то боимся. Нам почему-то кажется, что большинство не может быть неправо…
Не все можно оправдать именем Родины. Гипноз страшного слова «родина» пора бы уже, кажется, развеять. Человек не выбирает место рождения и ничем не отвечает за него… место рождения — не более, чем область трогательных воспоминаний. Родина не бывает вечно права. Гипноз родины пора сбросить. Огромное количество людей мыслящих, порядочных, честных и свободных, не связывает с этой территорией ничего. Не следует кричать им «валите», потому что где хотим — там и живем, и разделять ценности паханов, орущих громче всех, мы совершенно не обязаны, даже если живем внутри паханата. Слишком интимная близость родины и даже самоотождествление с ней опасны — можно заразиться безвкусием, апологией масштабов, как это случилось с многими большими поэтами…
Мир велик, есть в нем океаны, пустыни, горы — и обидно всю жизнь просидеть в болоте, наслаждаясь уникальностью его фауны. Надо сделать этот внутренний мысленный шаг, а там пойдет. К свободе, даже внутренней, быстро привыкаешь. Сбросьте же этот ошейник, сколько можно. Нельзя же всегда зависеть от врожденных вещей. Нельзя гордиться ни тем, что ты русский, ни тем, что ты москвич, ни тем, что ты американец, пока лично ты не слетал в космос или не приземлился на Луне. Или написал «Листья травы». Или «Чудесный Десант». Ведь стихи Лосева и были чудесным десантом чрезвычайно нездешнего человека — прочь отсюда».

Несколько бессвязно, но что можно ожидать от человека, только что вышедшему из комы?
Ясно одно: русский либерал – это человек особенный. Даже находясь на смертном одре, даже будучи спасенным от смерти, он думает только о том, какая мерзкая страна – эта Россия, и что ем упора валить.

И пофиг, что за его состоянием следили миллионы, что его здоровье стоило личного участия министра здравоохранения.

А если бы он, как Лосев, эмигрировал в 47 лет, то не заболел бы? Родина его довела до больницы? Мало его тут любят – там бы на руках носили?

Это глубочайшее презрение, которые эти люди питают ко всем нам, поражает.


В верхнее тематическое оглавление
Всякая всячина

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив