Вопрос о бифуркациях в социальных системах. Часть вторая
anlazz — 30.05.2019 Итак, основным свойством «точек бифуркации» для социальных систем является существенное «отставание» их видимых «результатов» по сравнению с внутренними изменениями. В том смысле, что тогда, когда переход социосистемы в новое качество становится очевидным, ничего противопоставить этому процессу оказывается уже невозможно. Именно противопоставить – поскольку данные «неизвестные» изменения, как правило, несут деструктивный характер. (Что вытекает как раз из их «самопроизвольности», поскольку – как и другие «самопроизвольные» явления – она оказывается направленной соответственно «стреле Аримана». Т.е. накоплению энтропии в обществе.)Впрочем, об этом было сказано в прошлом посте, поэтому повторяться тут нет смысла. Тем более, что гораздо понять, что данная особенность вовсе не означает полное признание фатализма – в смысле «запрета» на противодействовие подобным «переходам». Надо только знать момент, когда можно действовать. Более того – именно понимание подобной особенности социальной динамики позволяет не просто блокировать деструкцию, но и обеспечивает возможность для запуска процессов развития. Поскольку в «точке бифуркации» «сопротивление среды» падает практически до нуля – и незначительные по обычным меркам усилия способны принести колоссальные результаты. Можно сказать даже больше: именно в подобной «точке» такая большая, сложная и устойчивая система, как общество и получает возможность кардинальных изменений, поскольку вне «точки» любые – даже весьма значительные – усилия блокируются множеством «механизмов стабилизации».
Другое дело, что – как уже было сказано – понять, когда наступит «момент истины» крайне сложно, поэтому в течение веков именно указанный способ действия был единственно возможным, хотя КПД данного процесса близок к нулю. Но весь имеющийся прогресс обеспечивается только тем ничтожным количеством «попаданий», что изредка случаются. Впрочем, можно сказать, что даже по сравнению с «чисто случайным» распределением удач скорость данных изменений крайне мала: поскольку большая часть людей начинает свои действия именно тогда, когда проявления деструктивных процессов становились наиболее очевидными. А значит – они банально «выдыхались» задолго до момента подхода к следующей «точке». Ну, а во-вторых, именно благодаря этому – т.е. «самовыпиливанию» большинства сторонников конструктивных идей – в этот самый «роковой» момент часто актуальными оказывались именно «деструкторы». (Поскольку путь деструкции – тот самый «путь энтропии» - является «естественным». И при условии отсутствии борьбы с ним – неустранимым.)
* * *
Кстати, отсюда можно вывести эмпирическое правило, позволяющее, в принципе, хоть как-то «локализовать» точку социальной бифуркации. А именно – он практически всегда происходит в момент «социального затишья». Например, в случае с рассмотрением процесса перехода СССР от развития к гибели эта самая точка лежит где-то во второй половине 1960-начале 1970 годов. Т.е., в период, когда в обществе существовала видимость консенсуса практически для всех социальных слоев: народ, номенклатура и интеллигенция были, в целом, довольны происходящим. Именно поэтому в тот момент практически не оказалось сил, способных на хоть какое-то конструктивное давление на происходящие события.
В этом плане очень характерна ситуация с уже не раз описанной ОГАС. В том смысле, что реальное противодействие ее внедрению было довольно слабое – единственной «антиогасовской» силой оказалось пресловутое ЦСУ, т.е., практическая «периферия» номенклатуры. А тот же Косыгин (премьер) наоборот, первоначально идею поддержал – и даже выделил на ее реализацию определенные средства. Тем не менее, даже указанное выше слабое сопротивление оказалось для указанной идеи критическим – поскольку чуть ли не единственным убежденным ее сторонником был Глушков. Но даже он, судя по всему, не осознавал «политического аспекта» системы – в том смысле, что рассматривал ее скорее в плане «технического усовершенствования», а не в плане приближения советского государства к коммунизму. (Которым несомненно являлась и создаваемая ОГАС возможность радикального улучшения планирования, и – что еще более важно – возможность создания структуры свободного обмена информацией, той самой глобальной информационной сети, нишу которой сейчас занимает Интернет. Наверное, не надо тут говорить, что подобное решение в условиях особенности советской системы могло очень серьезно изменить взаимоотношения внутри советского общества – причем, в совершенно конструктивном плане.)
А ведь ОГАС – это всего лишь один из потенциально возможных проектов, способных в потенциале превратить СССР конца 1960 годов в недосягаемого технологического и производственного лидера мира. Кстати, научно-техническое лидерство тогда во многих областях действительно было достигнуто – однако вот с производством дело обстояло гораздо сложнее. В том смысле, что сделанная советским руководством ставка на крупное индустриальное производство – прежде всего, производство массовое – в реальности оказывалась попыткой обрести лидерство «на поле противника». По той причине, что именно в данной области Запад имел все преимущества. Начиная с гораздо большего времени «отработки» – крупная индустрия стала нормой в Европе еще в начале XX века, а в СССР к ней удалось перейти лишь в конце 1930-1940 годах. И заканчивая гораздо более емкими рынками (даже с учетом соцлагеря), что позволяло снизить себестоимость массовой продукции. (Наверное, тут не надо говорить, что на «свои» рынки пускать нас никто не собирался.)
В то время, как освоение новых типов организации производства – прежде всего того, что впоследствии получило название ГАП (гибкое автоматизированное производство) – позволяло избежать и указанных проблем, и проблем, связанных с нехваткой рабочих рук, которая для СССР стала актуальной уже в 1970 годы. Ну, и в довершение ко всему – позволяло максимально использовать имеющийся высокий уровень квалификации рабочей силы. И это при том, что представить хоть какое-то значительное сопротивление данному проекту было смешно: в 1960-1980 годах научно-технический прогресс для СССР был неоспоримой истиной. Кстати, именно поэтому когда ГАП – да и компьютеризация вместе с сетями – в стране, все-таки, начались развертываться (1983-1986 годы), то она принимались практически всем обществом. Другое дело, что тогда это было уже поздно – СССР находился уже в таком кризисе, что реализация указанных программ оказывалась невозможной. Однако лет на 10-15 до указанного момента подобная возможность была открытой.
* * *
Однако, как уже говорилось, все устремления к инновационному развитию оказались «подвисшими в воздухе». В том смысле, что –как уже было сказано – они не то, чтобы не были никому не нужны. Но вот желающих тратить все силы на их продвижение и превращению в реальные программы оказалось меньше критического значения. И поэтому и ОГАС, и ГАП, и много еще чего интересного и нужного так и остались «на бумаге» - хотя реально возможность реализации их была равна единице. Однако страна прекрасно развивалась, экономика росла – а «отдельные недостатки» нисколько не мотивировали к активным действиям. Большинство думало, что эти «недостатки» вскоре просто исчезнут – как исчезло множество гораздо более серьезных проблем.
Разумеется, сейчас понятно, что это была стратегическая ошибка. И что именно ослабление «модернизационного давления» привело к росту пресловутой «Серой зоны». Которая, собственно, и стала той силой, которая определила дальнейшее развитие – а точнее, гибель – страны. Разумеется, это кажется сейчас невероятным: с одной стороны, огромная страна, руководимая, в общем-то, не самыми глупыми и не самыми подлыми людьми. (По крайне мере, по сравнению с западными руководителями, которые не стесняясь «использовали» мощь своих государств в частных интересах.) Более того – это страна, в целом, охвачена огромным порывом к преобразованию мира: люди идут в науку, на инженерные специальности исключительно ради этого. Да что там «хождение в науку» - в 1960 годы еще было «живо» стремление молодежи к освоению новых пространств, к строительству городов в Сибири и т.д.
И вот этой самой конструктивной массе противостоят… ну, какие-то мелкие и несущественные «пережитки прошлого». Вроде разного рода спекулянтов, фарцовщиков, нарождающихся «цеховиков» (и вообще, преступного мира) – ну, и разных любителей «блата» и «знакомств». Казалось бы, величины несравнимые. (Это в 1980 годах объем «черного рынка» можно будет как-то соизмерять с объемом «официального» - хотя и это появлялось только при учете ТНП. Но в 1960 годах о подобном говорить было бы просто смешно – тогда «левый товар» даже на Кавказе был исключением.) Однако у «Серой зоны» и связанных с ней людей было именно стремление, желание утвердить свой порядок, поскольку многие из них осознавали, что альтернативой этому будет просто тюрьма. То же самое можно сказать и о немногих «сознательных антисоветчиков» - которые «ненавидели совок» искренней ненавистью по самым различным причинам. Поскольку они – при всей своей ничтожности – понимали: или СССР будет уничтожен, или уничтожены будут они.
* * *
Итак, расслабленность и убежденность в неизбежности собственной победы, характерные для сторонников советского, коммунистического пути, благодаря чему они практически пустили на самотек свою борьбу за будущее – и «собранность» вместе с ненавистью у людей «серой зоны» вместе с антисоветчиками и стали основой будущей гибели страны. Поскольку – как уже говорилось – это положение оказалось как раз в момент уже описанной «точки бифуркации», коей и стал пресловутый «ранний брежневский застой». (Условно говоря, данную точку можно отнести на 1968 год – хотя понятно, что точно локализовать начало катастрофического перехода невозможно.) В итоге вся та колоссальная работа, что была сделана и до данного момента, и после его – а развитие экономики, науки, техники, культуры в СССР шло практически вплоть до самого его конца – оказалась бессмысленной.
Ну, а мелкие, жалкие жулики, спекулянты, карьеристы и антисоветчики одержали сокрушительную победу. Тем самым еще раз показав: насколько опасна «политика расслабления» и насколько важна последовательная борьба за свои цели...
Впрочем, как уже говорилось, указанный процесс сейчас для нас – история. И, как бы не печально было произошедшее, главное, что мы можем получить из его изучения – так это понимание развития общества, развитие истории. И в том смысле, что мы можем обрести методы противодействия подобных деструктивным процессам. Но об этом, разумеется, надо говорить уже отдельно…
|
</> |