«Волны» за кормой верны кораблю

Лишь бы не вспоминать: воду, льющуюся через край ванны, волосы жены, плывущие по воде.

Наконец спасает мальчишку, убегающего от людей в форме. Мальчик и приводит его в особый мир с «Новым порядком». Там за проволочным забором на неведомых дорожках одинаковые бочки для проживания — очень похоже на пионерлагерь. Бочки вполне комфортные — на два места c ночниками.

Сосед нашего героя Петр (Сергей Уманов) — человек суровый, как и многие здесь — c личной драмой в анамнезе. В свободное от работы время гудит, словно медитирует — ловит волну.

Здесь все, отрезанные от внешнего мира, связаны энергией волны. В эту волновую энергию верят, как в божество.

Впрочем, само «божество» тоже есть. Проводник. Он и придумал генератор времени, который все волны соединит и подключит жителей «тайного сообщества» к космическим потокам, свяжет людей с энергией земли и неба. И местные женщины отдаются ему исключительно для этой всеобщей связи.

Чай-кофе здесь не пьют и мяса здесь не едят, но в гигантском хлеву выращивают свиней. Причем под музыку Чайковского. Может, для всеобщей гармонизации с библейскими свиньями, в которых вселились бесы?

Вечером у костра поют песни, в основном девушки. Дети живут отдельно от родителей, и в школе изучают электромагнитные законы Волны, рассматривают способы передачи энергии с помощью индукционной трубки.

А после шестидесяти пяти люди обязаны исчезнуть, дабы в иных небесных сферах подвинуть время (уступить место другим) и обрести бессмертие.

В согласии с социальным дарвинизмом и законами техноутопии — выживают сильнейшие. Как гласят тоталитарные режимы: «Все, что ты можешь сделать для общины — отдать себя».

Mundus alter et idem — знакомый с давних времен мир иной, разнообразно воспетая классическими антиутопиями система морального рабства.

Олег тоже пытается гудеть в унисон с волной, силится понять и воспринять поиски великого смысла жизни, который познают жители электромагнитной паствы.

Если остаться — есть шанс что-то прояснить; уйти — потом будешь корить себя за то, что не воспользовался шансом. И тогда — зачем надо было приходить?

Режиссер рассказывает, что его технототалитарная секта и ее устройство основаны на додуманных или искаженных идеях Николы Теслы о проникающих ударных волнах. В учении Проводника — основоположника «нового порядка» в этом лесном моногородке — волны первооснова жизни, ее энергия.

Здесь живут утратившие надежду во внешнем пространстве, в прошлом они потеряли близких, потеряли себя. И теперь внутри колючей проволоки они пытаются обрести почву под ногами. Пытаются стать одной большой семьей (или покорной паствой), но живут и умирают в одиночестве. Главное — вытравить дух противоречия и сомнения. Главное — верить в генератор.

В чем надежда, брат? Даже в фантастическом социальном мороке, напоминающем секту или идеальный концлагерь, где узники живут добровольно, — все хотят обрести надежду. Ищут невозможного — единения. Тут даже молитва генератору или времени, замершем в треугольных часах, не поможет.

Без любви не оседлать волну, тем более не двигаться наперерез тоталитарному девятому валу.

По Брашинскому, надежда обретается только в любви — земной чувственной волне, проверенной столетиями.

Все остальное не имеет значения. Поэтому в финале шанс на выживание, выход из огненного адского пространства он дает только любовникам.

Смутный мир «Волн» задуман Михаилом Брашинским давно, доведен до логического завершения вместе с соавтором Константином Мурзенко, и пойман в зрачок камеры Александра Кузнецова. Изображение временами нечеткое, размытое, субъективное. Словно мы вместе с героем пытаемся рассмотреть нечто неосязаемое, ускользающее от глаз.

В финале члены секты рассказывают в документальной манере камере, что их связывало, что держало в пастве «дивного мира».

Они обращаются, по сути, прямо к нам: «Секта не про нас, она — про вас, посмотрите на себя».

«Так живешь себе, живешь. И думаешь, что хуже уже не бывает. А потом оказывается, что может быть хуже. Еще хуже», — говорит Вера, героиня фильма. Как всегда, абсолютно убедительная в самых невероятных обстоятельствах Виктория Толстоганова. Может быть, секрет ее экранной достоверности в школе Леонида Хейфеца, у которого она училась мастерству психологического театра? Или в опыте максимального приближения к характеру, впитанном в начале профессиональной карьеры в совместной работе с Вадимом Абдрашитовым? В любом случае, Толстоганова не просто владеет психофизическим аппаратом, она наполняет легкие своих героинь живым дыханием, трепетом. Самое удивительное, что на съемках она оказалась случайно. Снималась другая актриса, но заболела ковидом.

В кино случай — порой и есть единственное спасительное решение. Впрочем, как и в нашей жизни.

Лариса Малюкова, обозреватель «Новой газеты»