Вы и убили-с
dewarist — 25.08.2011 Давно хотел про это написать, да все не было случая. И вот вчера в ночи случился разговор, после которого я понял — пора.Дело было в модном, как пел Виктор Цой, кафе. Приятельская компания, виски, какой-то там коньяк, дым сигарет с ментолом — в общем, все как полагается. Среди прочих за столом сидел хороший театральный режиссер Римас Туминас. С недавних пор он возглавляет театр им. Вахтангова, и это, пожалуй, лучшее, что произошло с этим учреждением культуры за последние 25 лет.
В какой-то момент, глядя на меня в упор, Римас говорит:
— А ведь, Антон, у вас совершенно нет совести.
— Это почему же нет у меня совести? — спрашиваю я вроде бы недоуменно, хоть и сам в последнее время сомневаюсь в наличии у меня этого удобного интеллигентного чувства.
— Ну а чем же занимается ваш канал? Как вы оттаптывались на Лужкове? Как вы лизали ему жопу, когда он был мэром, и как резко, словно стервятники, накинулись на него, когда вам дали приказ?
— Ну хорошо, с Лужковым понятно. Я лично виноват во всех кровавых схемах, лично его мочил, лично уничтожал и смешивал с грязью это во всех отношениях святое уютное семейство пчеловодов. Но в чем же еще я так провинился, что вы лишаете меня права на совесть?
Римас задумчиво вдохнул голубой сигаретный дым, выдохнул уже желтый (в этом превращении голубого в коричневое, говорят, и заключается единственный смысл курения) и сказал:
— Я боюсь детей. Глядя на них, я вижу свою смерть.
В этой павичевской банальности, которая, кажется, и не имела никакого отношения к сути нашего разговора, на самом деле и заключался весь его смысл, все претензии.
На самом деле между отцами и детьми нет никаких идеологических споров, есть спор между жизнью и смертью. Никого из 55-летних не волнует за кого ты: за «Единую Россию» или за Лимонова, нравится тебе Вагнер или Анжелика Агурбаш, ковыряешься ли ты в носу или в карбюраторе — нет. Им важно, что ты, 35-летний, дышишь им в затылок и при первом удобном случае вопьешься в него и порвешь.
В этом страхе поколение 55-летних, поколение, которое сейчас и управляет страной, упрекает нас в подлости, в лизоблюдстве, в кромешной тьме, в которую (по их утверждению) мы погрузили этот мир.
Особенно активно упрекает нас в этом либеральная часть этого поколения. Та часть, которая придумала всю нынешнюю систему, построенную на оправдании крови (когда при желании, как просила когда-то Лия Ахеджакова, можно и избавить ее от «этой проклятой конституции»). Построенную на фальшивых авизо, на залоговых аукционах, на войне, на главном законе либерализма, когда «надо выбрать из двух зол меньшее». Люди, подписавшие за свою жизнь тысячи подметных писем за и против, люди, способные ненавидеть и уничтожить лишь за то, что тебе не нравится слово «демократия» или, предположим, Егор Гайдар.
Именно эти люди, которые с таким остервенением упрекают сейчас нас за криминал и ментов, бегали по Рижскому рынку, чтоб купить дециметровые рогатые антенны: «Как же, ведь иначе мы не увидим "600 секунд". Аглая Петровна Килишева погибла на Васильевском под ножом собственного внука».
Именно эти люди, которые сейчас упрекают нас в исполнении какого-то заказа, замирали перед экранами своих телевизорчиков, когда там показывали Доренко и Караулова: «Ах, как Дорыч мочит».
Именно эти люди — не мы — вместо университетского профессора избрали секретаря обкома и с радостью променяли мягкого податливого Попова на бодрого краснолобого Лужка — крепкий хозяйственник, украсит Москву, накормит население.
Вы, те, кто совершили все эти грехи, кому надо денно и нощно вымаливать прощение за все, что происходило тут с момента появления трехцветного флага над Кремлем, обвиняете теперь в этом нас.
Хотя знаете: не мы, а вы и убили-с.
Нет, вы не считаете нас злее, подлее, гаже себя. Вы просто видите, что ваша злость, ваша подлость, ваша собственная гадость слабеет и остаются лишь геморрой, глаукома и сбитые пятки. Вы боитесь уйти и пропасть потому только, что не сделали ничего великого. Все великое сделало тут предыдущее поколение. А вы лишь те, кем постоянно называете нас; вы — обслуга. Сварливая, суетливая, брюзжащая обслуга великих стариков: Ельцина, Лужкова, Горбачева.
Но не бойтесь, это вовсе не значит, что мы — не обслуга. Что мы не лебезим, не клянчим, не подличаем. Да подличаем, подличаем, не меньше вашего. И тоже ничего великого, в сущности, не сделали. Так все, по мелочи. Стрелочки, парки какие-то, журнальчики. Глупости одни.
Совсем недавно, посмотрев на себя в зеркало, я подумал: «Ну ведь и ты уже не юн. Даже, пожалуй, Красовский, если ты вот сейчас умрешь, это не станет какой-то немыслимой трагедией. "Он умер, — скажут у гроба, — в расцвете лет, но многое успел. Его любили и уважали, он пользовался успехом, перед ним заискивали, его хотели"». В этот момент я понял, что люди, которые работают вокруг, сильно младше, у них как-то быстрей работает мозг, они веселей и проще.
И может так статься, товарищи, что это они придут вам на смену. Они, а не мы. И мы все станем уже их обслугой, как когда-то вашей стали старики с оборонных заводов, из НИИ и прочих ящиков, которых вы превратили в своих охранников, шоферов и помощников.
Впрочем, я с удовольствием наймусь в садовники. Буду выращивать подросткам рододендроны, глядеть на их дурманящие цветы и думать о смерти. Которая, может, совсем не хуже жизни. Которая, может, и есть жизнь.
|
</> |