В. Булгаков. Л. Н. Толстой в последний год его жизни

olitvak — 17.01.2021 Отличная книга, написанная с глубочайшим уважением к Толстому. Валентин Булгаков – юный студент Московского университета, из Сибири. Его нашел друг и соратник Толстого Чертков и предложил ему стать секретарем Толстого взамен прежнего, арестованного. И он почел это за честь и счастье и университет бросил! И был с ним до дня его ухода.
Булгаков вел записи, живя рядом с Толстым; сперва должен был каждый день передавать их Черткову, но потом перестал это делать.
Он отвечал на письма, сам или по наброску Толстого. Интересно, какие письма ЛН оставлял без ответа – высокопарные, вызывающие сомнения в искренности автора.
«Вечером дорогой дедушка пришел, сел рядом со мной на диван у моего стола и читал мне, чтобы я после мог лучше разобрать, черновые некоторых своих кратких ответов на письма. Сидел совсем рядышком, и я посматривал сбоку на его пушистую и чистую седую бороду, освещенную лампой, и серьезное лицо…» Меня очень тронула эта картина.
Из ответа Толстого одному крестьянину:
«Ты спрашиваешь, нравится ли мне та жизнь, в какой я нахожусь, — нет, не нравится. Не нравится потому, что живу я с своими родными в роскоши, а вокруг меня бедность и нужда, и я от роскоши не могу избавиться и бедноте и нужде не могу помочь. В этом мне жизнь моя не нравится. Нравится же она мне в том, что в моей власти и что могу делать и делаю по мере своих сил, а именно по завету Христа, любить бога и ближнего.
Любить бога — значит: любить совершенство добра и к нему, сколько можешь, приближаться. Любить ближнего — значит: одинаково любить всех людей, как братьев и сестер своих. Вот к этому-то самому и к одному этому я стремлюсь…»
Автор книги попал в Ясную Поляну в самое тяжелое время, время непрестанного конфликта, и остался вне его, остался сочувствующим обоим супругам и справедливым. И я ему абсолютно верю, так искренно он пишет. Роль Черткова и младшей дочери ЛН, раздувавших конфликт, толкавших старика Толстого на конфронтацию с женой, выглядит очень неприятно, и это не словами сказано, а описанными ситуациями. Вот, например, Толстой соглашается забрать свои дневники от Черткова, и Чертков с помощниками всю ночь переписывает оттуда отрывки с критикой Софьи Андреевны, чтобы она их не уничтожила… Важнее дела не нашлось у главы всех толстовцев, как воевать со старой женщиной, защищающей будущее своих детей.
А Булгаков, для которого Толстой бог, не может не сочувствовать и измученной, нездоровой его жене (и она чувствует это: «Как сын»). И сам Толстой ей сочувствует, несмотря на все сцены, устраиваемые ею, и Булгаков приводит потрясающее письмо его супруге с благодарностью за все прожитые с ним годы.
«Атмосфера ненависти и злобы, которой был окружен на старости лет так нуждавшийся в покое великий Толстой» – много об этом в книге сказано, с болью и состраданием как к ЛН, так и к СА, но с открытым осуждением тех, кто растравлял эти раны.
«Я сидел в кресле, по другую сторону письменного стола, напротив Александры Львовны, и молча слушал все и наблюдал. И думал, что вот из своей спальни, которая рядом, слушает все, лежа в постели, может быть разбуженный криками от сна, которым он успел уже забыться, великий Толстой. Около него – эти бабьи сцены. Мало того, что около него: из-за него. Какая нелепость!»
Ему и в письмах писали, чтобы он уходил. Буквально выталкивали его. Ночью, когда решился, домашние с удовольствием помогали собираться.
А как только их давление временно прекращалось, всё налаживалось.
«Я понял недавно, как важно в моем положении, теперешнем, неделание! То есть – ничего не делать, ничего не предпринимать. На все вызовы… отвечать молчанием. Молчание – это такая сила!.. И просто нужно дойти до такого состояния, чтобы, как говорит Евангелие, любить ненавидящих вас, любить врагов своих... А я еще далеко не дошел до этого!..» «…Я далек еще от того, чтобы поступать в моем положении по-францисковски. Знаете, как он говорит? – Запиши, что если изучить все языки и так далее, то нет в этом радости совершенной, а радость совершенная в том, чтобы, когда тебя обругают и выгонят вон, смириться и сказать себе, что это так и нужно, и никого не ненавидеть. И до такого состояния мне еще очень, очень далеко!»
«Это ее дело, – говорит он о С. А. – А я стараюсь только поступать как должно, потому что то, что я делаю, это мое с богом, а то, что она делает, это ее с богом».
И вот эта серьезная внутренняя работа, которую он вел и в 82 года, мне импонирует.
В общем, книга для меня получилась не столько о Толстом – то, чем он занимался в это время, эти «Календари на каждый день», мне не особенно близко, – сколько о семейной жизни, молчании и внутренней работе. И о жестокости во имя идеи, и о слабости человека. Софья Андреевна показана там очень нелицеприятно, не так, как в ее собственных воспоминаниях и дневниках, но как раз это меня с ней примирило гораздо больше.

…Интересно, что он, как я (то есть наоборот, конечно), использовал каждую бумажку, даже отрывал от полученных писем чистые листы на черновики. У меня после предновогодних разборок целая куча такой бумаги опять, и Толстой меня успокоил, что это нормально.
Попался в книге и наш ивановский купец и меценат Бурылин – посылал им отрезы ситца, их потом раздавали на Пасху крестьянам.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив