Тайна мира уходит в машину

swamp_lynx — 26.02.2021 "Россия и Америка. Мы плохо живем. Они хорошо функционируют. У нас, чтобы ни болтали нынешние демагоги и литературные жучки-водомерки, была культура. Мы хотим цивилизации. К ней стремится весь мир. От культуры – к цивилизации. От Духа – к Разуму. В этом смысл эпидемии американизма. Или “западнизма”. Это эпидемия наукотехники.
Голова профессора Доуэлла, в направлении которой прогрессирует, деградируя, телесный человек, вполне может жить в современной электронизированной квартире. В Японии такие уже есть. Голова профессора Доуэлла – это чистый разум. Но есть смысл сделать его мощнее. Это – искусственный интеллект. Потом система искусственного интеллекта. “Мыслящая квартира”. “Мыслящий Дом”. Потом “мыслящая реальность”. “Виртуальная реальность”. От Жизни – к Мысли о жизни, потом – к жизни Мысли. Природа – Человек – Интеллект.
Все, о чем мечтали в сказках, всякие ковры-самолеты, сапоги-скороходы, воплощаются в действительность. Так будет и с Богом. Бог как “Большой компьютер”, всезнающий и всемогущий. Таковы, в сущности, новейшие модели вселенной в физике. Мы не можем создать лишь то, о чем не можем помыслить, а на остальное запрета нет. Дело во времени. И в смысле.
Каждый предмет существует как нечто самостоятельное, поскольку имеет свою специфику. Свою “тайну”. Смысл познания в прояснении, раскрытии тайны. Оно лишает предмет, говоря словами Хайдеггера, “потаенности”. Лишает самости. Бытия. Наука трансформирует реальность в информацию о ней. Тайна мира уходит в машину. “Машинные тайны”." Владимир Кутырёв.

Тайна мира уходит в машину avatar

"Человек – это бесполезная страсть, говорил Сартр. Теперь наоборот, это бесстрастная полезность. Живет он по интенсивной технологии. Новый, мультипликационный человек. К-липовый человек. Постчеловек.

Применение машин в сфере физического труда привело человека к потере мастерства, умений. Применение компьютеров в области умственного труда ведет к отупению ума, потере сообразительности. Без машины человек ничто. К тому же, если он находится в плохой форме, компьютер может отказаться с ним работать – сначала предупредительно, а потом – “выключит”. И донесет, “настучит” по инстанции. Что человек становится здесь придатком – это очевидно. И только неотвратимость столь печального процесса заставляет нас смотреть на него как на нормальный.

Уповают, что с развитием ЭВМ человек сразу будет иметь нужную информацию о чем угодно – “информационный комфорт”. И все процветет – особенно наука. К Internet подключают школы. Но как любой другой, этот комфорт обезволивает, лишает энергии, только уже не одно тело, а и мысль. Получение готовой информации аналогично питанию через кровь, минуя желудок. Организм атрофируется. У мозга тоже есть “желудок”, который готовит, обрабатывает информацию, чтобы родилась мысль. Новое появляется в ходе поиска, “переваривания” жизни и только потом – информации. Без подобного этапа угол зрения исследователя будет слишком узким, а мышление стерильным, то есть бесплодным. Бесплодие духа идет вслед за бесплодием тела.

До XX века люди жили в мире соразмерном с их чувственными и мыслительными возможностями. Потом к ним прибавились микро- и мега- миры, которые нашими телесными органами непосредственно не воспринимаются. На самой земле началось освоение недр, глубин океана, где фактически нет органических форм материи, овладение скоростями, с какими не передвигается ни одно живое существо. Деятельность людей выходит не только за пределы их чувств, но и за пределы мышления, воображения. Возникла Ноо-сфера и мир человека перестал быть равновеликим его Дому. Природное бытие людей (узкий диапазон температур, давления, состава воздуха, в котором существует жизнь) вступает в противоречие с их деятельностной реальностью и при случайном контакте с ней (радиацией, излучением, скоростью) терпит поражение. Собственно человеческая реальность стала частью технической, но человек в ней действует. Живое – за пределами жизни! Мир приобрел постчеловеческое измерение.

В современной науке по любому вопросу существуют десятки точек зрения, говорят и пишут что угодно, исходя из потребности выделиться и что-нибудь сказать. Какую бы теорию не выдвинули, можно смело утверждать, что через год будет другая. Отсюда ощущение бессмысленности накопления знаний. Обычно проходят весь спектр возможных взглядов: сахар полезен; бесполезен, яд; опять полезен. Больше есть надо утром; в обед; вечером; чаще; только два раза. Делать зарядку лучше... Америку открыл Колумб; викинги; арабы; китайцы – а в принципе – кто нравится. Познание стало игрой. В этом суть постмодернизма как типа культуры. Вопрос Понтия Пилата “что есть истина” представляется не только трудным, но и неправомерным, принципиально неразрешимым. В искусственном мире важен только результат. Эффективность. Для человека – имидж. Эффект.
Постмодернизм не тип культуры. Это ее конец. Превращение в технологию.

Обсуждается какая-то проблема. Явственно видны тревожные тенденции ее развития. Приводятся аргументы, факты. Оппоненты их не опровергают, но говорят: ведь это пессимизм. После такой оценки они полагают, что вопрос закрыт. На самом деле он только снят. От него ушли. Подобная психологическая защита наиболее часто применяется при обсуждении судьбы человеческой цивилизации в целом. Кризис? Трагические перспективы? Да ведь это пессимизм! А вы “сделайте нам красиво”. И плодятся иллюзии, мифы, ничем не обоснованные утопии, благонамеренная ложь. Понятная ложь. Однако когда-то надо быть и трезвым, прямо глядеть в лицо опасности. Поэтому, как писал Достоевский, “мы останемся при факте”.

Говорят о необходимости “человеческого измерения” всего и вся. Надо полагать, что и мышления. Одновременно призывают к “защите Разума”. Но Разум в человеческом измерении – Дух. Дух – это ум человека вместе со способностью верить и любить, надеяться и опасаться, вместе с воображением и страстным отношением к миру. Это человеческий разум. Чистая мысль против человека. За человека и за человеком – Дух. Его и надо защищать.

Основной вопрос современной жизни – отношение между естественным и искусственным. Это вопрос нашей судьбы. Установка на коэволюцию их миров – последний бастион гуманизма. Не “снимая” человека, не возгоняя его в “нечто лучистое”, как у космистов, она ориентирует на длительное взаимодействие того, что растет и рождается, с тем, что функционирует и изобретается. Она не лишает смысла нашу борьбу за сохранение природы и человеческой меры техники, как это происходит у всех сциентистов. Коэволюционизм – идеология выживания человека в постчеловеческом мире.
В Начале отношение к природе было созерцательным. Дух присваивал ее, оформлял и любовался ею. Приносил жертвы. Иногда наказывал (Персидский царь Ксеркс велел избить море – плетьми – за то, что оно разметало корабли). В Новое время, став наукой, дух начал ее пытать, ставить эксперименты. Появилось племя естество-ис-пытать-елей. А вот теперь, став технологией, дух ее убивает. Время постприроды – из-обре-тать-елей.

В первую очередь гибнет все сильное, прочное, более развитое. Слабое и низшее живет дольше. Это хорошо заметно на смене форм жизни. От продуктов индустрии прежде всего вымирают наиболее требовательные и высокоразвитые животные и растения – тигры, орлы, осетры и т.п. “Биота” остается, но мельчающая, “сорная”. В полях одуванчики, в лесах кое-где зайцы, в реках вместо форели и кувшинок караси и ряска. А потом уже не выдерживают и караси. Также у людей.
Природа, в точном смысле слова, не погибнет. Она уже погибла. Газоны, парки, каналы, соотносясь с потребностями человека и выступая в функции природы, не имеют самостоятельного значения. А значит и бытия. Природа превратилась в окружающую среду. И экология, как следствие, трансформируется в “энвайронментализм”. Бытие определяет сознание, чтобы не думали об этом разные поверхностные головы.
Памятники природы, существованию которых мы так радуемся, точнее было бы назвать памятниками природе. Вместо природы – Память-Ники о ней.
Исторически цивилизация человека располагалась на земле отдельными пятнами. Постепенно они сливались, и сейчас положение обратное: остаются вкрапления природы (заповедники, парки) в сплошь искусственной среде... Шагреневая кожа жизни.
Идет уничтожение природы, т.е. жизни, т.е. человека. Корень зла ищут в избыточном потреблении. Он глубже – в избыточном производстве, которое само развивается и “задает” потребление. Мир техники становится “первичным”, причиной, а мир человека – “вторичным”, следствием. Переворот миров.

Маркс когда-то иронизировал над Гегелем, говоря, что “плода вообще” нет, есть только конкретные виды плодов – яблоки, груши, вишни. Он был не прав. Теперь появляются. Просто плод, просто фрукт – и достаточно. Зато много, удобно, едим и зимой. На следующем этапе те же аргументы можно применить ко всему живому. Начало положено. Коров выводят без рогов. “Рогатая корова” – это неотъемлемое сочетание, уходит в прошлое. Да и не изменить ли и форму человека, чтобы удобнее было набивать в автобусы или еще куда? Уже меняют – пол. А значит и личность. Характер. Значит, манипуляция без границ, вплоть до зомбирования. Неотвратимые успехи творчества.

Главная проблема экологии – сохранить жизнь китов. По крайней мере трех, на которых стоит Земля.
Три кита нашей души – Вера, Надежда, Любовь. Полнота жизни предполагает их вместе. Но так бывает не всегда. Да и центр тяжести смещается. Юноши питают надежды, со-зрелый хочет любить, а старик пусть верует. Когда выбиты все опоры – надо умирать.
Наука доказала, что Земля – только шар в холодном космосе, а души нет – есть только разум и эмоции. Китобойная флотилия “Знание” истребила всех китов...

Все клянутся в любви к природе. Но просто клятв и даже любви – мало. Ее должна любить наша технология. А она норовит ее заменить, произвести новое окружение.
Ставить вопрос о необходимости производства окружающей среды – значит смириться с гибелью природы как таковой. “Производство окружающей среды” – последнее слово современной науки и экологии. Искусственное пожирает естественное.

Человек – это голая обезьяна. Так, с привкусом метафоры, говорили в XIX веке. Если посмотреть на современного человека, хотя бы в бане, то эту фразу пора воспринимать буквально и абсолютно. Обезволосение у европейцев почти полное – у мужчин тоже. Большинство как розовые поросята. У женщин заметно усыхание грудей. Остальные вторичные половые признаки тоже умаляются, либо их “не носят”. Сначала вторичные, а потом... Нет, морфологически они не исчезнут еще долго. А вот функционально... Наверно уже в следующем поколении. Переживаемая сейчас сексуальная революция – истерия перед упадком нашей способности и воли к продолжению рода. Ведь гибель зарождается внутри расцвета, а скольжение начинается с вершины.
Пугаются перенаселения Земли. Да, это реально. Но набирает силу другая тенденция – вымирания людей. Ей дают всякие объяснения – экономические, социальные, забывая более глубокое: утрачивается желание иметь детей. С белой расой в этом отношении все ясно. Рожать ей осталось максимум 100 лет. Потом совокупление шприца с пробиркой, которое уже началось. В слаборазвитых странах люди будут рождаться подольше – лет 300. И потом только начнут – делаться. На конвейере. “Номерные”. Уже началось.

Звери развиваются физически, просто живя. Люди – изменяя природу, трудясь. Потом для физического развития пришлось отводить специальные места – стадионы. Сначала для соревнований, а затем и для занятий. Плавание из рек перешло в бассейны. Хоккей с улицы во дворцы спорта, и не на льду, а на полу (фолбол). Даже футбол уходит под крышу. Рекламируют “домашние стадионы” – набор приспособлений для физкультуры в квартире. Аппараты, обрабатывающие человека, мнут его мускулы, дергают конечности. Механизмы для пассивного и утомительного тренажа тела без участия души. Главное, чтобы не выходить на улицу, в природу. Да и некуда.

Физическая культура постепенно низводится до примитивного бега (трусцой), ему слагают оды и все равно занимаются (в массе) чрезвычайно мало. Дело кончится поэмами простому передвижению на ногах (пешему ходу) и велоэргометром, беличьей дорожкой не сходя с места в квартире. Труд и игра в природе, труд на заводе и игра на стадионе, труд в кабинете и игра на видеоавтомате – таковы ступени падения физической активности человека, соответствующие деградации и упрощению внешней природы. Итог – голова профессора Доуэля. Потом человекообразный кибер. И просто – Кибер. Самолет не машет крыльями, а автомобиль давно уж не похож на карету.
На олимпийских соревнованиях и чемпионатах мира все меньше белых. Особенно по бегу, в атлетике. Эта раса сходит с дистанции.

Сначала нам становится ненужной природа. Многие ее больше не чувствуют и начали в этом сознаваться. Им в ней скучно, тоскливо. Природа вытесняется социумом, деревня – городом. Потом человеку становится ненужным и социум, другие реальные люди. Он их не понимает, ему с ними неинтересно и хлопотно. Некоторые лучше чувствуют себя с книгами, телевизором или компьютером, хотя это обычно еще скрывают, жалуясь на одиночество, Но скоро перестанут, ибо общение все больше заменяется коммуникацией. Возникает человек, живущий своим сознанием, духовный онанист. “Мыслитель”. Интеллигент. Часто это сочетается с прямым физическим вырождением: худосочие, атрофия органов восприятия, врожденные телесные дефекты. Дальше будет...?
Здоровый в условиях современной цивилизации человек – ненормальный. И образ жизни, который он ведет, воспринимается обычно как чудачество, странность. “Странные эти существа, люди”, – так скоро будут говорить толпы роботообразных.

Прометеевское отношение к миру превысило возможности жизни на Земле. Орудийная мощь человека достигла на ней предела. Она сопредельна Разуму и Космосу. Космос – истинная сфера Разума. Земля лишь его колыбель, а Человек – детство. Все живет смертью другого и всякий гроб суть колыбель, а колыбель – гроб. Земля в XXI веке: гроб для естественного и колыбель искусственного. Человек в XXI веке: тело в гробу, разум в колыбели.
Человек не разрушает природу специально. Не ставит такой задачи. Он созидает. И этим разрушает. Вот в чем экологическая трагедия.
Люди воображают, что осваивают и побеждают космос. В такой же мере космос осваивает и побеждает нас. На Земле появляется все больше мест, в которых человеку как таковому жить нельзя. Это, в сущности, “пятна космоса”. Подобно тому как “пятна цивилизации” постепенно слились в сплошную цивилизационную среду, так и “пятна космоса” начинают покрывать Землю. Скоро люди будут вынуждены защищаться от них специальными оболочками. Создавать искусственный климат, температуру и давление воздуха. “Среды с заданными свойствами”. Их энтузиасты уже толкуют о жизни в “БТМ” – бесприродном техническом мире. В бесприродном – значит безжизненном. О жизни в безжизненном мире!? Космос опускается на землю…

Все природное кустарно и индивидуально, все техническое стандартно и совершенно. Борьба с кустарностью и несовершенством человеческого – борьба с жизнью. Так и хочется все облегчить и автоматизировать. Ведутся исследования, как усовершенствовать питание человека, чтобы не архаически – зубами, через горло и живот, а прямо в кровь подавать питательные смеси. Неважно, что тогда должно атрофироваться тело, что его просто не будет. Зато будет автотрофное питание! Как же, ведь об этом мечтали В. Вернадский и К. Циолковский – наши новые иконы. Но им было простительно: заря научности. Теперь повторять за ними – рас(ц)свет глупости. Совсем уж кустарем чувствуешь себя в акте любви. Насколько все тут примитивно и нелепо. Позорно! Его полезные функции в принципе механизированы – искусственное осеменение. Но как усовершенствовать и облегчить сам акт? Потеряется удовольствие? Так ведь от еды тоже удовольствие, а наука работает над ее ликвидацией. От движения, игр тоже когда-то получали удовольствие, но ведь ликвидируем. Все заменяется удовольствиями головы. Так и любовь. Будем смотреть по телевизору или видику и получать удовольствие. “От сознания”. “Виртуальная любовь”.

Смотрел японский фильм о Средневековье. Суровая жизнь, нравы варварские, вплоть до скотоложества, что кажется очень аморальным, верхом человеческой низости. Однако, что такое мораль, чему она должна служить? В конечном счете – сохранению людского рода и поддержанию социальности как условия этого. С развитием морали развивается и аморализм, который приобретает все более замаскированные, и потому более разрушительные формы. И чаще всего они не там, где обычно видят. Ведь самое “злое зло” не в противостоянии добру, а в его подмене, разъедании изнутри, когда зло прикидывается моральной нормой.

Сейчас не осуждается, а точнее почти поощряется, самое глубокое извращение жизни – жизнь в одиночестве. Прежде всего интимная. Измена семье и любовница на стороне, проституция и гомосексуализм, даже скотоложество – как ни оскорбительно это слышать рафинированному интеллигенту – более моральны, чем его “автономное существование”. Там хоть кто-то или что-то живое или родственное нужно человеку. А “благородному”, “чистому”, “воздержанному”, то есть в 100 случаях из 100, если исключить болезнь, онанисту, мир не нужен вообще. Или нужен в сугубо абстрактной, символьной форме. Аутизм. Эгоцентризм. Самодостаточность. Все заменяется воображением. В больших городах, где больше всего одиноких, можно заказать “ласку голосом” по телефону, “насилие голосом” – с магнитной ленты, “видеолюбовь” – по компьютерному терминалу, в которой можно как бы соучаствовать. Распространяется “искусственный секс”, где вместо другого человека – технические приспособления. И единственное назначение этой огромной разнообразной сексуальной индустрии – обслуживание все растущей армии онанистов. Вот оно, цивилизованное варварство, перед которым бледнеют все остальные извращения. Самоотрицание человека. Сначала в лице другого. Потом “в лице себя”. Аннигиляция общения. Возникает особый биосоциальный феномен “человек онанирующий”.

Это будет человек XXI века. “Новый”, homo masturbator. По нему можно назвать и век.
Следующим этапом аутизма является прямое воздействие на мозг – наркотиками. “Пища Богов” – говорят нагло пропагандирующие их ученые и психиатры. Тут “другой” не нужен и символически. Или скоро будут подключаться к розетке – электронная стимуляция мозга. Так уже делается, сначала, как всегда, – “для лечения”.
Я против психостимуляторов не из моральных, а экологических соображений (в основном). Потому, что прибегать к ним – это преступление не столько против общества, сколько против природы. Против человека как родового существа и самого биологического вида – “человек”. Агрессия химии против жизни. Искусственного против естества.

Модель ситуации: живая природа и искусственная среда, человек и техника, человек и железобетонные джунгли города, предварительно уже проиграна на животных. Коров, птиц, свиней мы заключили в железные клетки комплексов, лишив их связи с природой, растениями, солнцем, воздухом, простором, и биологическое деградирует. Если в личном хозяйстве, где коровы еще имеют выпас, они доятся 13-15 лет, то из комплексов приходится выбраковывать через 5-7 лет. Болезни, яловость, снижение удоев, несмотря на все зоотехнические ухищрения. Также и с людьми, несмотря на все ухищрения медицины: слабость, снижение жизненного тонуса и гордые цифры ежегодного роста количества диагностических центров и больничных коек.

Побеждая многие тяжелые болезни, медицина высвобождает место для более тяжелых. Налицо явный прогресс:
в углублении болезней и сложности их лечения; все болезни становятся хроническими;
в отсрочке смерти и болезненности жизни; вместо здоровья или смерти бытие в “третьем состоянии”, когда не болен и не здоров! Возникает новая порода людей: хроники. Хроник – это терпеливый носитель неизлечимой болезни. Здоровый субъект больной жизни;
Зато может обеспечить “легкую смерть” – эвтаназию. “У нас умирают комфортно” – с гордостью сказал руководитель одного крупного медицинского центра. Это, по-видимому, и будет самым высшим и неоспоримым достижением человека по пути совершенствования своей жизни.

В Древнем Китае встречного человека приветствовали словами: “ешь ли рис”? В некоторых странах Африки: “как потеешь”? В европейской культуре – “Как здоровье”? Теперь более естественно спрашивать: “Чем болеешь”? А вместо “Как поживаешь?” – “Как выживаешь?”

В аптеках столько же народу как и в булочных. И берут помногу. Лозунг дня: лекарство – наш второй хлеб. Не будет ли он скоро первым? С другой стороны, в богатых странах еда постепенно становится диетической, все больше выступая в функции лекарства. Впоследствии, в свете научных разработок по замене продуктов таблетками, питание и лечение сольются окончательно. “Впоследствии”? Но вот читаю рекламное объявление на своей автобусной остановке: “Американская фирма детского питания. Для больных и здоровых (!) детей. Одобрено Минздравом России. Предлагает продукты: инфамил, инфалак, прособи, нутрамиген, прегистимил и др.”. По-видимому, это то, что когда-то у людей было мясом, молоком, хлебом. Пусть еда будет вашим лекарством (Гиппократ). Его завет осуществляется, только наоборот: лекарство становится едой. Параллельно стирается грань между здоровьем и болезнью. Лечение становится перманентным состоянием, нормой. И соответственно в обществе индустрия лечения, которую почему-то называют индустрией здоровья, выходит на первый план. “Новое индустриальное общество”.
В аптеке XXI века. Отдел эвтаназии. Богатый выбор средств. По крайней мере трех групп: смерть мгновенная; смерть – угасание; смерть радостная (с улыбкой). Самые дорогие снадобья в последней группе. Еще бы, ведь это значит “умереть от счастья”.

Лечиться современными мощными химическими средствами – это менять одну болезнь на другую. Появились так называемые лекарственные болезни. Их изучают и лечат тоже лекарствами и т.д. в тупик дурной бесконечности. Только искуснейший врач и умный больной, следуя завету Гиппократа использовать целебные силы природы, смогут проскочить между Сциллой и Харибдой двух болезней – той, от которой лечатся, и той, которую, лечась, приобретают.
Волевой человек. Каждое утро делает зарядку... лекарствами. Динамо-машина стала аккумулятором. Скоро разрядится?
Итак, лечиться, лечиться и еще раз лечиться, как завещал великий Ленин. Да вроде бы он другое завещал: учиться. Неважно, скоро это будет одно и тоже.
Когда-то в больницах была детская палата. Потом стали открывать детские отделения. Теперь параллельно существуют взрослые и детские районные и областные больницы, детские кардио- и онкологические центры и т.п. Помню, мне казалось нелепым желать ребенку здоровья. Ведь это само собой разумеется, не старик же. Но вот теперь... Настало время, когда дети болеют больше стариков. Они больны от рождения. Значит больным стал не человеческий индивид, а человек как вид.

“Болезни века” – это болезни преобразования человеческого организма под воздействием быстро меняющихся условий. Вид приспосабливается к ним через ускорение смены индивидов, через их повышенную смертность, особенно мужчин, так как через этот пол все живое осваивает изменяющиеся обстоятельства. Природа делает разные попытки ускорить обновление: аппендицит, например, намечался как важнейший путь. Но мы научились в основном с ним справляться. Тогда сердце. Тайно и внезапно останавливается: “лег на диван и умер”. Подлинных причин этого никто не знает. Пытаются заменять искусственным. Тогда бунт природы происходит на клеточном уровне – раковая болезнь, СПИД, потом пойдут опухоли мозга и т.д. Делая пересадки, подавляют иммунитет, а потом ищут причины дефицита этого иммунитета. Стимулируют иммунитет, а потом ищут причины аллергических реакций организма. И все с ужасающе умным видом, хотя для понимания этого абсурда не надо никакого медицинского образования. Ежу понятно. Дальнорукие или близозоркие? Тсс... наука.
Бесконечное соревнование медицины с противоестественным образом жизни, приводящее к постепенному демонтажу человека как телесного существа.

“Заживет как на собаке”, говорили когда-то, желая утешить получившего повреждение человека. То есть само собой, незаметно. Я бы уже не обрадовался такому пожеланию. Собаки стали изнеженные, слабые, часто болеют, погибают. Требуют ухода как дети. Может говорить, “заживет как на человеке”? Тоже нет оснований. И люди и собаки включены в один поток деградации живого в искусственной среде.
“Отремонтируем”, – вот как утешают сейчас.
В XIX веке люди “лишались чувств”. До середины ХХ века “теряли сознание”. А теперь – отключаются (“вырубился”). Конечно, надо ремонтировать, пересаживать органы сначала другого человека, а потом другой субстанции.

Слово кентавр уже не пугает. Напротив, становится романтическим. Есть журнал, издательство “Кентавр” и кентавристика как научное направление. Но кентавр – это монстр, по русски – чудовище. Чудо. Нарушение законов природы, когда к телу одного животного приставляются органы другого. Или к естественному искусственное. И (или) когда они превышают меру человека, его норму. Страшное чудо. Ненормальные (сумасшедшие) идеи, которых наука жаждала в начале ХХ века, на его конец пришли. И осуществляются в виде уродов-кентавров-монстров-чудовищ. ХХI век будет веком чудовищ.
Здравствуй, племя, младое, незнакомое! Чудовищный век.

Как земная природа больше не может существовать без помощи общества, так человеческое тело нуждается в постоянном воздействии лекарств, стимуляторов, транквилизаторов, витаминов. Лечиться мы начинаем с рождения или даже в утробе матери, а не по поводу болезни. Или, сказать по-другому, мы больны изначально. Я всегда был против профилактического лечения и таблеток. Но обстоятельства складываются так, что пора начинать их оправдывать. Мы окружены ядами цивилизации и применение противоядий становится необходимостью. Заботиться надо не о чистоте внешней и внутренней природы как таковой, а о том, чтобы не спутать яд с противоядием. Потому что из-за фармакологической агрессии микробы и вирусы, вообще – болезни так усложнились, что “чистый” организм не имеет от них защиты. Уже сейчас сильные люди хуже переносят грипп. И внезапно погибают, в то время как больные и слабые все скрипят. Здоровому – не выжить.

Современные культурные люди: в сравнении с прошлыми и необразованными, они чистые снаружи и грязные внутри. Не потеют, не плачут, перестали плеваться, не пользуются платками. Все остается или возвращается в себя. Потом лечат гаймориты, аллергии, почки. Зато моются почти каждый день, вымывая из кожи и волос оставшиеся элементы жизни. Потом, применяя изощренную косметику, их опять как-то вносят.
Весьма древний фактор культуры в борьбе с природой – духи и дезодоранты. Здоровое тело хорошо пахнет, оно нормально пахнет. Запах – его естественное продолжение, воздушная оболочка. Но цивилизация выводит запах за рамки приличия, преследует его. Духи – набедренная повязка человеческого запаха, его одежда. Теперь настолько хорошо одеваются, что появились ароматизированные презервативы. Это выражение полного, абсолютного отчуждения человека от своей природы. Уверен, что они провоцируют импотенцию. И нужны они импотентам, явным или будущим.
В век развития химии борьба с запахом жизни завершается полной победой культуры. В Японии сейчас “культ чистого тела”, ибо там, вопреки туристскому взгляду, дальше всех продвинулись в подавлении природы. Но иногда людей охватывает тоска по естеству и они прибегают к его имитации: изготовляют духи под запах разгоряченного тела, трудового пота и т.п. Человек пытается искусственно имитировать себя – утрачиваемого.
Детство – тело, материя. Зрелость – сила, энергия. Старость – знание, информация. Человек развивается как мир, а мир как человек. И вместе исчерпали свою форму. Начался переход к новой реальности: микро- и мега- материи, телам, которые нам несоразмерны и где Мы – Немы-е. Конец мезозоя!

Суть этой проблемы: горшок восстал на горшечника. Тварь превзошла творца. И оставляет от него – черепки.

В начале ХХ века царила общая уверенность, что все проблемы человечества разрешат наука и новая техника. Ее разделяли самые выдающиеся мыслители. В течение века были сделаны миллионы открытий и изобретений, сменилось несколько поколений техники. Но убавилось ли у человека проблем? Угроз ему? И сейчас уверенность в том, что эти проблемы разрешит новая техника разделяют только выдающиеся идиоты. Но их по-прежнему много и все озабочены “ускорением” развития техники. А вернее, она сама развивается. Самостоятельно.
Для существующей технологии содержание человека становится все более дорогим и нерациональным делом. Не говоря уже о том, что он крайне несовершенен как субъект производства – допускает много ошибок, быстро устает, не успевает, не выдерживает, не справляется, является “узким местом”, короче говоря, нетехнологичен, из-за чего приходится ставить “защиту от дурака”. На самом деле это начинается защита от человека. Перед лицом высоких технологий мы все дураки. Человек вообще невыгоден и уже мешает слаженному функционированию общества в целом. Система стремится превратить его в свой элемент, лишив индивидуальных особенностей и свободы (непредсказуемости поведения), преследуя его самость в максимально возможной степени, организуя ее. Острие удара обычно направляется против эмоционального начала жизни, так как тут прорываются остатки сопротивления. Глобальное же условие дальнейшего развития цивилизации – демонтаж человека как естественного существа, его замена рациональным робототехническим устройством.
С барского стола, за которым пируют машины и технологии, человеку, их творцу и лакею, перепадают крохи. Под видом человеческих выступают потребности производства. Они искусственны для человека и естественны для искусственного мира.
Прогрессом мы называем свое движение к “снятию”, в сущности говоря – к гибели. Теперь все чаще слышишь фразу: прогресс не остановишь, он неотвратим. О чем обычно так говорят? – О смерти.

Робота вначале считали наиболее совершенным орудием, потом стали называть “наш помощник”, теперь пишут “наш коллега”, “наш друг”. В следующее десятилетие он будет “наш консультант” и “наш руководитель”. А уж потом – наш господин. Но слово придумают другое. И никто тому не будет удивляться. Человек ко всему привыкает и со всем смиряется. Даже со своей ненужностью. Механизм адаптации: любая патология в конце концов возводится в норму.
Предлагают применять компьютеры в поэтическом творчестве. Например, для заготовки рифм или “составления полного словаря русских рифм”. Обсуждается это серьезно и с чувством удовлетворения за успехи наукотехники, имея в виду, что с ее помощью “на гора” можно будет выдавать гораздо больше стихов. Не говоря о том, что компьютер сам “пишет стихи” и что с помощью динамического чтения их можно больше и скорее прочитать.
Вообще, все это не поддается здравому объяснению. Кому, зачем даже не задумываются. (Пример ученого идиотизма в его чистом виде). Это какая-то постигшая человека шизофрения. Постигшая в целом, как целое. Шизоумие(я). “Новый абсурдный мир” – так можно скорректировать предвидение О. Хаксли.

Современная технология на Земле, а тем более в далеком космосе требует как минимум киборга, а не этого водянисто-хрупко-телесного существа, подверженного к тому же эмоциям, волнению и ошибкам, которое сейчас есть и которое называется человеком. Горе побежденным! Человека никто не разрушает извне. Он самоотрицается в пользу Разума, который может распространяться универсально, если меняет субстратные оболочки. Материя бесконечна, и чтобы осваивать ее, Разум тоже должен быть бесконечным, то есть бесконечно изменчивым. Останется ли и на какое время биологический человек наряду с другими носителями Разума? Может быть у него будет своя “ниша”? Как мы снисходительно относимся к детям, так более высокий искусственный Разум будет терпим к собственному детству – человеческому состоянию? Может компьютеры нас сохранят? А пока человек есть, биологическое начало является в нем источником творческих потенций. Оно незаменимо. Любовь и Эрос – топливо Жизни. Биологическое начало глухо бьется во все утолщающейся социально-технической скорлупе.
Как среди обезьян в свое время появились человекообразные, так среди людей сейчас уже есть роботообразные. Роботы становятся как люди (искусственный интеллект), а люди как роботы (бесчувственное тело) – процесс снятия человека идет с двух сторон. Грядущий “пост”.

Как известно, самая красивая на земле поверхность – человеческое лицо. Для нас – людей. Красивый человек приносит радость одним фактом своего бытия. Но почему, когда смотришь телевизор, особенно эстрадные концерты, так много противных лиц. Несмотря на косметику. Да потому, что так близко смотреть на человека неестественно. В обычной жизни есть дистанция. Без нее близость приятна только когда любишь или в экстазе. Экстаз же перед экраном, к сожалению или к счастью кому как – еще не у всех.
Изображение на экране красивее реального пейзажа, картина в альбоме ярче подлинника, удачный ксерокс четче текста, информации о событии интереснее события.
Копия стала лучше оригинала! – вот рубеж поворота к господству техники над природой, искусственного над естественным. “Симулякров” над вещами, роботообразных над человекообразными.

Когда мы все начали считать, оказалось, что невыгодно иметь детей. Браки еще остались и по любви, дети почти всегда по расчету. Аборт – это физиологическая реализация расчета (когда “просчитались”). Разум убивает жизнь в ее зародыше. Потом он пойдет дальше, убивая предпосылки жизни – любовь. Ведь это хлопотное дело, и не каждый занятый и куда-то стремящийся человек может себе ее позволить. Для любви нужна праздность, говорили древние. Для делового человека это непозволительная роскошь, говорим мы сегодня. Он может позволить любую роскошь, но не эту. Деятельность и потребление, потребление деятельности – вот новый “основной инстинкт” человека.

Говорят: “искусство кино”. Киноискусство. Но все это инерция. На экранах господствуют американские фильмы. Кинотехника. “Для нас важнейшим из искусств является кино” – таков был лозунг социализма. Его наследники, оппозиционные буржуазной культуре критики, ругают нынешнее кино как “плохое искусство”. Да не искусство это вовсе. Обыкновенная техника, но только в кино. Как всегда, самых главных потерь люди не замечают. В условиях постмодернизма культура остается лишь в виде цитат и пережитков. Как традиция. Вот потеря!

Прекрасное вызывает удовольствие? – То, что вызывает удовольствие является прекрасным. Никакая красота не спасет мир, если человек не будет ее чувствовать. Едут в Париж, на дорогие курорты за “красотой и впечатлениями”. Да в полутемном подъезде или встречая восход солнца, по крайней мере в молодости, впечатлений можно получить больше, чем в Париже. И помнить их всю жизнь. Обладание, пусть малой, но реальной и живой красотой вдохновляет сильнее, чем когда пялишься на прославленную, но чужую. В музеях чувствуют меньше всего. Там “собирают информацию”. Об искусстве. И не надо его столько, проблема в другом. В том, что для мертвой души мир мертв.

Структуралисты говорят о смерти человека. Это не шутка, а так и есть. Однако остается главный вопрос: что делать человеку, когда он умер? И каково тем, кто остался жить в этом мертвом мире? Перефразируя название когда-то популярного фильма “Легко ли быть молодым”?, надо сказать: “Легко ли быть живым”? В этом мертво активном, постчеловеческом мире. Или даже в активно мертвом ми

Сохранено