так умел ли Малевич рисовать?

mmekourdukova — 16.12.2018

Маленький мемуар середины 80-х –

Однажды во время общежитских посиделок один однокурсник, весьма небольшого ума и образования мужчина, оказавшийся в АХ по республиканскому направлению, вдруг выразил мысль, с одной стороны, наивно-шкурную и циничную, с другой – очень глубокую.

- А то вот, мож, - сказал он, - стану я художником. Чтоб немножко в музее работать (в его республике работа в самолучшем музее была ему обеспечена), а немножко художником, чтоб была мастерская, всё такое... пейзажистом бы я стал.

- Да почему же именно пейзажистом? – удивились мы.

- А рисовать не надо уметь, - хитро поднял палец однокурсник.

Мы, помню, обиделись. За святое искусство встали грудью. Да ты что, да с чего ты взял! да это ж сразу видно, когда пейзажист рисовать не умеет! Кого ты хочешь обмануть, какую Дуньку Распердяеву! Да ты вспомни Пуссена, малых голландцев, дюссельдорфскую школу!

И только много лет спустя я поняла,

что красавец был прав. Хотя и в совсем ином смысле, чем ему самому грезилось в момент гнусного его заявления.

Пейзаж ведь, в сущности, - пограничный с нефигуративом жанр, и искони таким был, ещё с помпейских фресковых обоев. Узкоспециальные пейзажисты - это особый склад глаза и мозгов. Умение рисовать в собственном смысле слова, т.е. выстраивать иллюзию формы на плоскости, им для их ремесла не нужно совсем и даже является помехой. Им достаточно, скажем так, орнаментально наблатыкаться в том или ином стиле, и готово. В христианской культуре пейзаж родился как самостийный жанр путем отпочковывания от иконы, где он до тех пор существовал как нечто вроде орнаментальной рамки для главных героев, был полностью выдуманным, полностью обусловленным нуждами композиционного равновесия, набранным из отдельных мобильных растяжимых типовых элементов совершенно подобно тому, как из типографской кассы набираются декоративные заставки. Понадобились столетия, чтобы в головах художников и зрителей произошла «пейзажная революция»: оказывается, эти стандартные горки и деревца, эти домики, камушки, травки и потоки водные могут не просто дырки в картине про людей затыкать, но и фигурять на отдельной досочке и даже довольно похоже воспроизводить конкретные углы натуры и конкретные метеостазисы. Вот это переходное состояние, эту радость открытия, это наслаждение превращенья очень хорошего, очень развитого и сложного орнамента в самостоятельное произведение искусства, в полноценный образ мы и видим у малых голландцев, у Пуссена, у Гварди – так и чувствуешь, как веселится художник – дескать, я-то крашу орнамент! а ты, зритель, думаешь, что тут райская долина, или стремительный утес, или вид на лагуну со всеми палаццо и кьезами.

И, значит, родился новый самостоятельный жанр. И в самом коротком времени растопырился так, что позабыл свое происхождение. Пейзажист времен зрелого академизма отнюдь не мыслил себя вчера оторвавшимся от иконы горочником, травщиком, палаточником – но полноценным художником, в принципе умеющим изображать с предстоящей ему натуры всё-всё, хоть что, хоть кого и только по недоразумению выбравшему пейзажную специализацию. Хороший пейзажист эпохи зрелого академизма был хорошим уж вовсе не потому, почему были хороши Патинир или Лоррен, а потому, что ловко рисовал с натуры вообще. У него отсохло, отмерло умение играть орнаментом.

А без этой игры быстро стало скучно. Причем именно пейзажистам в первую голову. Потому что в других жанрах - там люди! люди интересны сами по себе, уж всяко интереснее горок, дерев и палат.

И поэтому у пейзажистов, именно у них в первую голову, быстро нашлась другая игра. «Орнамент» по новым правилам, уже не фигуративный, а нефигуративный. Импрессионизм сперва робко, а затем и сплеча отменил завоевания академизма. Ну то есть у отцов-основоположников академическая школа ещё вовсю текла в жилах, неотменимо, и не давала развалиться их цветному месиву. Те же, кто пришел потом, поняли дело так, что уметь рисовать уж менее необходимо, чем раньше. Не особенно необходимо. Скорее даже ни к чему. Пожалуй, даже вредно.

Ну и вот – пейзаж ХХ в. весь об этом, вокруг этого. Стилистика любого хорошего пейзажиста ХХ в. состоит из какого-то процента академического рисования с натуры и какого-то процента нефигуративно-орнаментальной «музыки», или хотя бы небольшой музычки. Скажем, индивидуальный стиль Куинджи – это 75Х25. Коровин, Добужинский – это 50Х50. А Грабарь – 30Х70. А Май Митурич или Сарьян – 10Х90.

А плохой пейзажист ХХ в. – это что тогда? А это то же самое, только сумма не дотягивает до 100. Скажем, 50Х20, или 90Х0, или 10Х30.  В стиле зазор, дыра, недохват и умения рисовать, и умения выстраивать музыку. Заполняется мертвым синтепоном. И стало это возможно как раз потому, что академическое умение рисовать ослабило в свое время хватку, уступило место "орнаменту нового типа".

У Кандинского из вот этого поста, страшные комменты к которому меня и вдохновили на немножечко ликбез-теории, так вот, у Кандинского, когда он был ещё пейзажистом, было примерно 30Х30, ну максимум 35Х35, потом пошло перетягиванье всё того же не очень большого тришкина кафтана – 30Х40, 20Х45, 10Х47, 5Х48...

ну и сделалось в конце концов нуль на нуль.

Сохранено

</>

так умел ли Малевич рисовать?

Маленький мемуар середины 80-х – Однажды во время общежитских посиделок один однокурсник, весьма небольшого ума и образования мужчина, оказавшийся в АХ по республиканскому направлению, вдруг выразил мысль, с одной стороны, наивно-шкурную и циничную, с другой – очень глубокую. - А ...

Читать полностью

Источник

Оставить комментарий

Популярные посты:

pius

Как скачать и установить шрифты онлайн на компьютер без лишних усилий

colonelcassad

И восстали машины из пепла Авдеевского коксохима...

maysuryan

Жизнь Чан Кайши и история Тайваня в 20 карикатурах и иллюстрациях

tarasesakov

"Синдром исторической усталости" и очередные "две большие разницы"

yu_sinilga

Inesacipa умерла

kilativ

Открытия европейцами разных территорий на земле

myworld

В метро

mbr

Стройка, начало весны 2024

alexpobezinsky

Совершенный человек... размышлизмы

• Ранее
• Архив