Собираемся оформить вид на жительство. Мало того, что

Но на самом деле, не так страшен черт, как его малюют -- пройдя десяток тренировочных тестов, отвечаешь не думая: начальник английской церкви монарх, а вот духовный лидер -- Архиепископ Кентерберийский, что, в общем, не так удивительно -- монарх это не про душу, это про начальственность (сидеть, кому сказано, в глаза смотреть, в глаза!), день святого Давида, покровителя Уэльса, первого марта; Уильям Вордсворт писал, конечно, о нарциссах; день святого Эндрю, покровителя Шотландии, тридцатого ноября; в ассамблее северной Ирландии ровно девяносто членов; версия библии, созданная королем Джеймсом первым, называется авторизованной версией; победитель голосования на звание самого великого британца во все века и времена, прошедшего в две тысячи втором году, Уинстон Черчиль (вот он обрадовался-то, наконец-то признали), а король Чарльз второй сумел сбежать в Европу после поражения в гражданской войне благодаря тому, что спрятался в дубе. Голова немного пухнет, я не помню дней рождения многих знакомых, но я назубок знаю дни четырех святых покровителей разных районов. К счастью или нет, это хранится в краткосрочном отделе памяти и, думаю, будет оттуда удалено сразу по прохождении экзамена. Но это еще не скоро.
Зато экзамен по разговорному английскому был назначен сразу же -- без очередей и проволоки, буквально через неделю от даты запроса. Он пугал меня не меньше, но, может, и больше. С королями и датами, думала я, разобраться не составит большого труда -- еще десять раз прочитаю о том, что викингов победил король великий Альфред и на одиннадцатый, наконец, запомню. Если повезет, то уже на восьмой. А вот английский... Ужас, думала я, ни за что мне его не пройти, у меня проблемы с согласованием времен, у меня умных слов -- раз-два и обчелся, я теряюсь и начинаю предложения, которые не могу закончить. Хочу, но не могу. Они получаются бесконечными, в них много связок, они даже структурированы, но они бесконечны. И никак не заканчиваются. Ни по доброй воле, ни по принуждению. А вдруг там спросят что-то такое эдакое? Вдруг он на меня посмотрит и спросит, к примеру, расскажите-ка нам, милая госпожа, какая теория предлагает версию о том, что микроскопические организмы распространяются в пространстве, движимые давлением электромагнитного излучения звезд? И посмотрит выжидательно. А я буду молчать ошарашенно и ни за что не смогу сказать, что это радио панспермия. Ни за что. И он тогда сразу поймет, что, увы и ах, мой английский никуда не годится. В дополнение же, я, несомненно, опять запутаюсь в одном из своих бесконечных предложений, в котором, естественно, ошибусь, пытаясь согласовать времена и буду краснеть, пыхтеть и отводить стыдливо глаза. После замолчу, наконец, и так и буду сидеть и смотреть в пол. Я представляла всё это настолько явственно, насколько это вообще возможно.
Ыкл вернулся после экзамена расслабленным и спокойным. Сообщил, что, вроде, всё нормально, но добавил, что потом расскажет подробно. Я же сидела, нервничала и судорожно думала о том, что надо бы, наверное, подготовиться, но немедленно понимала, что у меня на это нет ни времени, ни сил. Зато сил причитать (про себя, конечно же, исключительно про себя) о том, что я его ни за что не пройду, было, кажется, бесконечное количество. В тот день у нас не нашлось больше времени поговорить об экзамене. Утром следующего дня ко мне подошел Ыкл. Он стоял и будто скромно смотрел в пол, уши его горели. Невероятно сдержанно он сообщил мне о том, что прошел экзамен с отличием. Я немедленно обрадовалась -- как же не обрадоваться, и немедленно расстроилась -- теперь я точно поняла, что у меня всё будет плохо. Если кто-то вдруг хочет спросить почему, не стоит, остановите свой порыв. На этот вопрос нет никакого разумного ответа. Это крайне логичная логическая цепочка, но даже я не в состоянии проследить за всеми ее звеньями. Значит так, -- сообщил мне он, положив под нос распечатанный лист. На листе было несколько прямоугольников: один по центру, от него шли стрелки к дополнительным пяти. Смотри, слушай и не перебивай, -- сообщил он мне нетерпеливо. Вот сюда, -- он ткнул в центр, -- надо вписать тему для беседы. Выбранную тобой, -- уточнил он на всякий случай, -- а вот сюда, -- он махнул рукой на все остальные, -- надо вписать подтемы твоей темы. Всё понятно? -- он почти развернулся, чтобы идти дальше работать, но я его остановила. Честно говоря, -- медленно начала я, разглядывая лист, -- я ничего не поняла, вообще ничего. Ни одного слова. Какая тема? Какие подтемы? Что это вообще такое? Это, -- терпеливо начал он, -- первая половина твоего экзамена. Тебе надо выбрать тему, -- продолжал он спокойно, словно объяснял нерадивому студенту, -- и выбрать подтемы к этой теме. Потом, -- он замахал руками, заметив, что я собираюсь начать говорить, -- ты им расскажешь какую тему ты выбрала, они с тобой поговорят пять минут на эту тему, после этого еще пять минут поговорят на две другие, ими выбранные, темы, и всё, лети белым лебедем куда угодно.
Я сидела и мучительно пыталась понять как я пройду экзамен, если я уже сейчас не понимаю в чем он заключается. Так, -- я перешла в наступление, -- мне, если можно, на конкретных примерах. Вот, к примеру, -- выразительно посмотрела на него я, -- какую тему выбрал ты? Дети, -- не задумываясь ответил он, -- но, -- смущенно отвел он глаза, -- у меня вышел небольшой прокол. Там, понимаешь, -- он говорил медленно, подбирал слова, я же нетерпеливо ерзала на стуле, -- надо задавать вопрос экзаменатору, будто это не экзамен, а непринужденная беседа. И вот, -- вздохнул он, -- я спросил есть ли у нее дети. А она, -- вздохнул он опять, -- смущенно засмеялась и сообщила, что у нее даже мужа нет. И? -- не поняла я. И ничего, -- выдохнул он, -- просто неудобно как-то получилось. Мы еще некоторое время обсуждали экзамен, я, наконец, поняла формат и разговор на этом закончился. До экзамена оставалось пять дней, за это время, думала я, я придумаю и тему, и подтему, и подподтему. Тоже мне, делов-то! Наступил вечер перед экзаменом. Распечатанный лист продолжал оставаться девственно пустым. У меня не было ни времени, ни сил. Я уже собиралась идти спать, как вспомнила, что не написала ни тему, ни подтемы -- совершенно ничего. Так, сосредоточилась я, будем думать. Я огляделась: из открывшейся мне картины следовало, что темой будет либо работа, либо семья и дети, либо обувь. Семью я отмела сразу же -- вот еще, не хватало выбрать то же, что и он. Внимательно подумав о работе и посмотрев на исписанные страницы, тему работы я тоже отменила. Это, несомненно, богатая тема для умных слов, но, боюсь, пяти минут мне не хватит. Волевым решением я вписала в центральный прямоугольник одно слово: обувь. После этого заполнить остальные не представляло никакого труда -- лучшие дизайнеры, типы кожи, когда и где покупать, как хранить, как ухаживать. Я не представляла как мы будем обо всем этом говорить, но стрелки часов неумолимо близились к полуночи, а я столь же неумолимо приближалась к состоянию уколоться и забыться. Всё, решила я, будь что будет, сейчас -- спать.
Главный вопрос следующего утра возник сразу после завтрака -- что надеть? Это не просто поход в магазин, это даже не за углом, это, если можно так выразиться, самый настоящий выход в свет! В люди! Надо выглядеть прилично, думала я, но можно немного сверху, когда еще выдастся возможность выйти в люди. Я надела кружевное сиреневое платье, которое обтягивало ровно настолько, чтобы угадать что под ним, но не настолько, чтобы знать об этом точно, я накинула темно-сиреневый плащ, я приправила всё это дивными фиолетовыми лодочками. Я посмотрела в зеркало, добавила разноцветную нитку жемчуга и после этого довольно крякнула. Не знаю готова ли я к экзамену, подумала я, но к выходу в свет я точно готова. Я ехала в автобусе, после в метро, я жадно разглядывала немногочисленных пассажиров, я так соскучилась по всему этому.
Конечно же, я приехала раньше назначенного, нервно бродила, пытаясь найти необходимое здание, спрашивала каждого встречного, но в ответ получала лишь смущенные улыбки и недоумение. Я зашла в кафе, чтобы купить кофе и спросить в очередной раз. Это где-то рядом, они точно будут знать. Но баристы улыбались не менее смущенно и разводили руками. Внезапно одна из молодых девушек, терпеливо ждущая свой стакан утреннего кофе, похлопала меня по плечу -- это вот там, -- указала она мне практически на соседнюю дверь, -- там на входе секретарша, она скажет куда идти. Благодарности моей не было предела. Я радостно помчалась, я ворвалась в практически соседнюю дверь, я сообщила для чего пришла. Вы слишком рано пришли, -- равнодушно окинула меня взглядом молодая девушка, -- погуляйте пока и приходите через, допустим, двадцать минут. Я вышла из здания и пошла гулять по улице, которая казалась мне совершенной. Она так далеко от дома, она -- почти свобода, почти центр, почти... Я сама не знала что почти, но с удовольствием останавливалась рядом с витринами, улыбалась прохожим и осторожно, чтобы не пролить, несла свой кофе, отхлебывая мелкие глотки. Время пронеслось незаметно, я вдруг поняла, что надо бежать, я почти опаздывала. Я влетела, запыхавшаяся, в фойе -- вот она, я, ровно вовремя. Девушка долго связывалась с кем-то по рации, всё повторяя мое имя, после мило улыбнулась и сообщила куда идти. Поднимитесь на второй этаж, -- указала она мне на лифт, -- выйдите из лифта и стойте, не двигайтесь, за вами придут. Всё звучало несколько загадочно и немного страшно.
Я стояла на небольшой площадке и терпеливо ждала. Через пару минут за мной пришли. Он появился в дверях, окинул меня взглядом, посмотрел в тетрадь -- это вы? Я кивнула. Идите за мной, -- он распахнул дверь, придержал ее ногой, я проскользнула и пошла за ним следом по узкому коридору. Значит так, -- мы стояли в небольшой комнате, он смотрел куда-то мимо меня и повторял зазубренное навечно, -- позади вас ячейка, положите туда сумку, плащ, часы и... -- он внимательно осмотрел меня, -- выключите телефон, положите его в сумку, и... -- он опять внимательно посмотрел на меня, -- и возьмите с собой ключ. Он задавал вопросы о моем самочувствии, ставил какие-то птички, после внимательно оглядел с ног до головы, словно решая надо ли мне еще что-нибудь снять. Попросил поднять руки, повернуться спиной, после крякнул и сообщил, что можно идти дальше. Мы зашли в очередную небольшую комнату, он указал мне на стул, сообщил, что меня скоро примут и вышел. Прямо перед выходом вдруг обернулся -- когда закончите, -- торопливо добавил, -- никуда не идите, стойте в коридоре и ждите меня, понятно?
Посреди комнаты за небольшим столом сидела девушка. Она назвала мое имя и предложила сесть на стул напротив нее. Документы, пожалуйста, -- я протянула документы и села на стуле поудобнее. Расслабьтесь, -- рассмеялась она вдруг, -- это еще не экзамен, это только проверка перед экзаменом. Убедившись в том, что я это я, девушка попросила меня показать ладони. Она внимательно смотрела на мои руки, что-то записывала, что-то черкала, после попросила показать уши. Что происходит? -- неловко засмеялась я, не понимая что это и для чего. Всё просто, -- она продолжала что-то записывать, параллельно отвечая короткими фразами, -- я смотрю, что на ладонях ничего не написано, а в ушах нет никаких устройств. Что написано? Каких устройств? -- моему изумлению не было предела. Так ведь приходят, -- подняла она на меня глаза и засмеялась, -- на руках пишут конспекты, в ушах устройства, чтобы им подсказывали, я уже всё видела, вы даже не представляете! Я действительно не представляла. В этот момент я поняла, что не пройду экзамен ни за что. Надо было на ладонях писать, судорожно думала я, но виду не показывала, только продолжала нелепо улыбаться, демонстрируя полную беспечность. Всё, идите, -- кивнула девушка, -- выходите в коридор, там вас встретят и отведут на экзамен.
Меня завели в очередную небольшую комнату. В комнате стоял небольшой стол -- посреди стола небольшой компьютер, из которого вещал экзаменатор. Чего ты наряжаешься? -- вспомнила я удивление Ыкла, -- коронавирус, там компьютер, будет видно только твою голову! Да и ту с трудом, -- он оглядывал меня с ног до головы и поражался. Ну и пусть, -- упрямо мотала я головой, -- это не имеет значения! Главное, -- воздевала я указательный перст к потолку, -- что я знаю, что я одета так, как надо, так, будто там не компьютер, а целая строгая гвардия! Я села за стол, голова господина экзаменатора поздоровалась со мной и вежливо поинтересовалась как у меня дела. Не дождавшись ответа, он перешел к делу: какая у вас тема? -- он наклонил голову, собираясь записывать, -- говорите, я записываю. Я послушно прочитала: обувь. Обувь? -- он поднял глаза и посмотрел на меня с тем интересом, с которым лепидоптерист смотрит на совку Трейчке, -- это тема? Он улыбался и ждал ответа, а я думала о том, что надо было, наверное, выбирать детей. Или работу. Или что там еще выбирают. Отступать было поздно. Да, -- гордо ответила я. Не то чтобы я гордилась, но не стесняться же (особенно вслух) собственноручно выбранной темы. Хорошо, -- усмехнулся он, -- говорите подтемы, я записываю, только не торопитесь. Я медленно зачитывала строки из остальных прямоугольников. После каждой следующей он поднимал глаза, внимательно смотрел, после усмехался и продолжал записывать. Наконец, с записью было покончено. Мы начали разговор. А вот, к примеру, -- задавал он очередной вопрос, -- какой лично у вас любимый дизайнер? Джимми Чу, -- не сомневаясь ни секунды отвечала я. Он что-то записывал, после поднимал глаза, я же думала о том, что вот сейчас дойдет до согласования времен и тогда... Всё, тогда вообще всё. Мы обсудили происхождение Джимми Чу, он продолжал записывать, после опять посмотрел -- это, наверное, очень дорого? Определите дорого, -- автоматически отреагировала я и неуклюже продолжила: невозможно говорить о цене в абсолютном смысле, дорого или дешево -- это только по отношению к зарплате. Вот, к примеру, -- продолжила я чуть более уверенно, я оседлала любимого конька и забыла о том, что это экзамен, -- десять процентов от зарплаты это дорого? А пять? А двадцать? Он кивал и записывал, кивал и записывал. Внезапно пробормотал -- я так понимаю, вы можете говорить об обуви еще час, -- он говорил не мне, но скорее себе, я же только кивала, -- но наши пять минут истекли. Продолжаем на другие темы.
Кстати, -- поднял он глаза, -- чем вы занимаетесь в жизни? Вы дизайнер, наверное? Нет, -- почти содрогнулась я и неловко улыбнулась, -- вообще нет. Я назвала профессию, я назвала регалии (хоть одно умное слово, и на том спасибо!). А? -- посмотрел он на меня опять тем же взглядом, -- а при чем тут обувь? Он терпеливо ждал моего ответа. Ни при чем, -- растерялась я, -- кроме того, что люди моей профессии тоже носят обувь. И иногда, -- быстро добавила я, -- ее даже любят. Мы говорили еще ровно пять минут -- немного о последних впечатлениях, немного о музыке. Я было расслабилась, я почти влилась в процесс, когда он поднял глаза и -- всё, спасибо, наше время истекло. Как истекло? -- судорожно думала я. Я же не сказала практически ни одного умного слова! Подождите, -- мысленно паниковала я. Вот так, -- он опять широко улыбнулся, -- следует заметить, -- сообщил он мне вдруг, -- что такие интересные экзамены бывают крайне редко. Черт побери британскую вежливость, с отчаянием думала я, но ничего не говорила, только улыбалась, благодарила и желала хорошего дня.
Я вышла на улицу и пошла к метро. По дороге я ругала себя за всё. Идиотка, сердилась я на себя исключительно по-английски, вот когда говорили про дорого, надо было сказать про корреляцию! Как я могла не сказать слово корреляция! Ни за что я не получу с отличием, ни за что! Когда я села в вагон, я думала о том, что я, скорее всего, этот экзамен не прошла, но проползла. Когда я доехала до дому, я была убеждена, что я его провалила. Я вошла в дом практически рыдая. Что случилось? -- выбежал ко мне Ыкл. Я провалила экзамен, -- выдохнула я, сдерживая рыдания, -- вообще провалила. В каком смысле? -- он отодвинулся и недоверчиво посмотрел. В прямом, -- я продолжала сердиться на саму себя, -- в самом прямом! Я даже не сказала, -- я прыгнула сразу в конец диалога с самой собой, -- слово корреляция, ты понимаешь?! Какая корреляция? -- растерянно посмотрел на меня он, -- и почему ты должна была говорить о корреляции? Потому что, -- устало отмахнулась я. Какой теперь толк объяснять. Какой теперь толк горевать. Этот экзамен я провалила, это совершенно очевидно, о чем вообще теперь говорить.
На следующее утро мне пришел ответ. Я долго смотрела на монитор, всё не решаясь прочитать о своем позоре. Но делать было нечего, теперь-то что, теперь только пересдача. Какой позор. Я вздохнула и села читать ответ. Вы прошли экзамен, сообщали мне в первой строке, я было радостно вздохнула, но немедленно расстроилась, так как очевидно, что не с отличием. С отличием, сообщили мне в следующей строке. Я заорала от счастья и помчалась сообщать Ыклу. Я прошла с отличием, -- махала я руками как вентилятор, -- с отличием! Дорогая, -- обернулся он ко мне спокойно, -- но ты же понимаешь, что это примитивный экзамен, совершенно примитивный. Было бы удивительно, -- продолжал он, не замечая, что я мысленно тянусь к двустволке, -- если бы ты прошла его без отличия.
|
</> |