Русская колонизация Астрабадской провинции (1/2)

Достаточно беглого взгляда на географическую карту, чтобы убедиться в огромном значении для России южных побережий Каспийского моря. Почти от самой Москвы туда идет значительнейший и удобнейший во внутренней Европе водный путь, обеспечивающий дешевый транзит фабрикатов нашего промышленного центра в Персию и обратно — доставку продуктов персидской добывающей промышленности на русские рынки. К этому нужно добавить, что Персия и Россия представляют страны с совершенно различными естественными и торгово-промышленными условиями, а потому взаимный обмен продуктами служит удовлетворению насущных потребностей обоих государств. Персия посылает нам рис, хлопок, шерсть, фрукты, — мы даем ей ткани, сахар, муку и разные изделия.

Неудивительно поэтому, что почти на всем протяжении нашей истории обнаруживалось заметное тяготение России к Ирану, принимавшее в зависимости от обстоятельств те или иные формы и возникшее почти одновременно с образованием Русского государства. Арабский географ средины IX века — Ибн-Хордадбех, в своем сочинении «Книга путей и государств», пишет: «Купцы русские ходят на кораблях по реке Славянской (Волге), проходят по заливу хазарской столицы, где владетель берет с них десятину. Затем они ходят к морю Джурджана (Каспийскому) и выходят на любой им берег. Иногда же они привозят свои товары на верблюдах в Багдад» аламаны (набеги) постепенно вывелись; однако до самых последних лет между Гюргенскими туркменами и персидской властью происходила постоянная открытая борьба; последняя, будучи не в силах прочно подчинить туркмен, ограничивалась кровавыми походами за сбором податей и применением принципа: divide et impera. Она подкупает влиятельных туркмен и, разжигая посредством их вражду между гокланами и иомудами и между отдельными коленами иомудов, мало-помалу готовит их окончательное подчинение. Во всяком случае, еще лет 10 назад аламанство в пределах Астрабадской провинции было далеко не редким явлением.

Северный склон Эльборуского хребта и узкую предгорную полосу занимают персы. Под этим именем среди русских слывут в сущности таджики («таты»), смешавшиеся с каджарами (колено из тюркского племени джелаир, из которого вышла царствующая теперь в Персии династия) и азербейджанскими турками. Но так как те и другие и третьи совершенно оперсиянились, приняли персидский язык и стали ревностными шиитами, то обычное наименование их персами вполне понятно. Они расселились в горных долинах селениями в среднем дворов до 100, но иногда и до 1000 и более; впрочем, в настоящее время, с прекращением аламанства, стали возникать и более мелкие персидские деревни. От туркмен их отделяет полоса предгорных лесов и кустарников. Персы живут в довольно убогих, тесно прижатых друг к другу постройках из дерева с глиняной смазкой на высоких фундаментах из камня или сваях для защиты от сырости; крыши остроконечные, соломенные или черепичные, обычно на два ската. Селения часто обнесены валом со рвом и запираются воротами; но в новых селениях этого иногда уже не наблюдается.

Характерной особенностью хозяйственного строя персидских крестьян является их юридическая безземельность. Вся земля и воды по склону Эльборуса принадлежат частным владельцам (арбаб-ам); крестьяне за право пользоваться землей и водой платят помещикам половину урожая риса и ¹/₁₀ всех остальных культур, не исключая и хлопка; крестьяне совершенно свободны в выборе помещика и могут беспрепятственно переходить от одного к другому. В литературе укоренилось мнение, что, вследствие произвола властей, положение персидского крестьянина очень тяжело. Но, судя по рассказам местных старожилов, при современных условиях в Астрабадской провинции это не совсем так. Благодаря прекращению аламанства, явилась возможность заселять и культивировать пустовавшие ранее земли предгорий; владельцы последних, стараясь переманить на эти земли крестьян, принуждены возводить для них по возможности хорошие постройки, иногда даже принимать их ремонт на свой счет, снабжать в рассрочку скотом и т. п. Если при этом принять в соображение незначительную арендную плату за землю, то окажется, что персидский земледелец находится пожалуй даже в лучших условиях, чем безземельный хотя бы крестьянин в южной России, уплачивающий за землю от 20 до 30 рублей годовой аренды за десятину.

Персидское население ведет исключительно оседлый образ жизни. Из скота разводится главным образом крупный рогатый (в том числе порядочное количество буйволов) и в небольшом числе — овцы, козы, ослы и катера (мулы). Основное занятие жителей — земледелие. Несмотря на давнее возникновение оседлости, техника полевого хозяйства носит довольно примитивный характер. Пашут первобытным деревянным плугом, обычно на одном быке, к которому плуг привязывается сбоку особым самодельным ярмом. Пшеница, ячмень, горох и чечевица сеются главным образом для своего потребления, промышленный характер имеет лишь культура риса и хлопка. Рис занимает почти всю предгорную полосу Эльборуского хребта, более или менее ровные лощины и низины и не очень крутые склоны которого разделываются перед посевом площадками в виде уступов. Ровная жаркая температура вегетационного периода, отсутствие утренников и обилие влажности обеспечивают рису весьма высокий средний урожай, который, по мнению старожилов, может быть определен пудов в 180—200 неочищенного зерна («шалы») с кисмета (персидская мера приблизительно в 1,1 гектара, т. е. почти равная казенной десятине) П. И. Огородников. На пути в Персию и прикаспийские провинции ее
• А. М. Никольский. Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• А. М. Никольский. Летние поездки натуралиста
• С. В. Чиркин. Двадцать лет службы на Востоке
• Б. В. Бессонов. Русские переселенцы в Северной Персии (готовится к публикации)