«Руссия, вандерфул»

В воскресенье, после первого гола, я ехала в центр на автобусе и слушала футбол по радио — хотелось озираться вокруг. Вокруг тревожно замерла Москва. Когда наши забили второй и сравняли счет, парень с планшетом в руках выскочил на ближайшей остановке экспресса и понесся к бару у соседнего дома — видимо, дальше смотреть такое в одиночку было невозможно.
Где-то в середине второго тайма я пристроилась к телефону одинокой девушки Гузель под ногами у Достоевского на «Библиотеке». Она довольно неохотно оторвалась от бегающих на экране маленьких мужчин, пояснила, что ждет подружку, и снова уткнулась в телефон. Я переместилась на ступеньки входа в библиотеку — к гаджету сотрудника службы безопасности метрополитена.
— Могут выиграть, могут, есть шанс, — сверкнул он жгучими глазами и снова уткнулся в экран: всего 20 минут рабочего перерыва, не до пристающих девушек.
Пришлось бежать на Арбат. «Даааа!» — заревела толпа у телевизора на летней веранде ближайшего кафе, как только я влетела на улицу.
— Забили? — метнулась к кафе от танцующих рядом брейк-данс парней женщина.
— Не, это просто Акинфеев, роднуля, спас, — отняла руку от груди другая.
— Что иностранцы покупают? — поинтересовалась я у продавца соседнего сувенирного магазина. Продавец наблюдал за футболом по телефону, на острых моментах еще и тянул шею к кафе.
— Матрешки, самовары, футболки с Путиным, но в основном шапки. Жалко, мексиканцы уехали, — вздохнул он. — Вот эти реально сметали все, не потому что у них покупательская способность, а потому что веселые. Бразильцы тоже красавчики. А Европа… — скривился Денис. — Приехали в гости, а ведут себя как дома. Надо побольше веселья, мы и так устали от уныния.
Тут как раз довольно унылая девушка подошла за ушанкой, но оказалась не из Европы, а из Аргентины. Купила ушанку папе.
— Я по телевизору видела, что это обычно здесь — носить зимой такие штуки, — пояснила она мне.
— То есть мы, по-вашему, ходим в этих ушанках? — все-таки уточнила я.
— Ну не мы же, — сердито приструнила меня она и переложила огромные целлофановые пакеты с рисунком под гжель в другую руку. — Не знаю, может, папа на охоту будет надевать.
На веранде было целых два телевизора, и толпа на брусчатке уже местами перекрывала проход по Арбату. В толпе стояли, обнявшись, два промоутера ювелирного магазина.
— За Россию переживаем. А знаете почему? — спросил меня Бекжан. По-киргизски это значит — «крепкая душа». — Потому что Россия-матушка меня кормит, обувает, я здесь работаю и зарабатываю. Да мы еще и в Таможенном союзе.
— Мы должны сегодня выиграть по-любому, — заявил мне кто-то из недр огромной головы. — Не, не, нормально мне смотреть, я через пасть вижу. За Россию, конечно, за кого же еще? — параллельно раздавая рекламные листовки, подглядывал на экран маленького кафе Джамал из Узбекистана.
— Иностранцы с вами фотографируются? — спросила я.
— Да-а, только меня все время с Покемоном путают, — пожаловался Джамал.
— А вы кто? — уточнила я.
— Я бобер, — вздохнул он. — Меня как только не называли. Забивакой, львенком, сусликом! Щас до серии пенальти дойдем такими темпами. Илюха, не плачь, выиграем! — крикнул он и пояснил: — В этом кафе работает. Тут все всех знают. Сегодня все, кто с утра проходил, были настроены на то, что проиграем. Но зачем так настраиваться?
Шли последние минуты дополнительного времени.
— Нужен гол! Нужен гол! — кричала компания женщин за столиком. — Фу-фу-фу, отдай мяч!
— Как собак прогоняют, да? — смеялись бобер Джамал и заяц Нурсултан из Киргизии.
Потом начались пенальти. Картинка нашего телевизора немного отставала от того, к которому приникли промоутеры ювелирного и еще сотня людей, но женщины все равно продолжали колдовать: «Мимо-мимо-мимо!», когда соседнее кафе уже испускало разочарованный рев — забил, гад.
А потом все взорвалось. Какие-то парни кружили в объятиях зайца. «Все! Все!» — кричал бобер, грянули «День Победы» женщины, и только ленивец Сергей тихонько посмеивался в сторонке.

Арбат буянил интеллигентно. Накачанные парни пели
свежесочиненные частушки про испанцев под казака с гармошкой. «Кто
красавчики? Мы красавчики!» — выкрикивал другой качок, обходя
спящего в коляске ребенка, и через сто метров снова: «Кто
красавчики?» Били барабаны, дудели трубы. У «Праги» под неистовые
сигналы машин и «Группу крови» скакали мужчины в оранжевых касках и
женщины на каблуках, чуть правее мужик держал на поводке козу.
— Откуда коза? — крикнула я на бегу.
— Из Подмосковья, — откликнулся хозяин. — Фотографируемся, гладим! Да ничего она не боится, она добрая и все понимает, это же футбол!
— Катюшу! Катюшу! — орала у метро толпа после песни «Батарейка».
— Может, вам налить? — вежливо спросил меня мужчина, доставая из дорогого портфеля бутылку портвейна. — Могу еще шаурмой угостить.
Но меня понесло дальше — мимо библиотеки, на широких террасах которой уже играли в футбол.
— Нам пассажиры рассказали о победе, — смеялась выскочившая посмотреть на улицу кассирша метро. — Сначала просто суховато говорили в кассу: «1:1», а потом уже орали все. Конечно, за страну гордость. Все кассиры болели!
— Прямо и направо, — чеканили женщины-полицейские мужчинам на выходе из подземного перехода в Александровский. Прямо и направо был знаменитый подземный общественный туалет.
— Смотрели прямо здесь, по телефону. Чуть меня инфаркт не хватил. Болели сильно, — красиво упирая на «О», призналась Любовь в синем халате. Я пристроилась на парапет — к отдыхающим хранительницам чистоты. — Одна у нас даже убегала на пенальти. Теперь всю ночь гулять будут, может, хоть часам к пяти улягутся. Ну ничего, потихонечку, помаленьку, с божьей помощью вымоем.
И тут, как в плохом артхаусном кино, из недр туалета начал подниматься мужик с аккордеоном.
— Ты глянь только! — всплеснула руками коллега Любови Софья.
— Катюшу! — заорали ожидающие дам мужики. И растянулись еще на лестнице меха, и понеслось: «Рааасцветали…» Мы сидели у туалета и пели. «Хей, хей, Игорь-Игорь Акинфеев» — врывалось в мотив. «Испания, домой!»
— Улетела уже ваша Испания! Никогда здесь такого не видела! — оглядывалась Софья. — Эй, куда? — она сорвалась с места и поймала за шиворот нацелившегося на женский парня. — У меня там своих хватает.
— Вот не дали парнишке заглянуть к девушкам, — покачала головой Любовь. — Дальше же у нас в Нижнем играют? Мы из Семенова, слыхали? Столица золотой хохломы, оттудова мы.
— Была бы дочка, Игорем назвал, — прохрипел парень рядом.
— Испить бы ему маленько, горло пересохло, — снова посочувствовала Любовь. — Ой, господи! Нам бы ночь перестоять. День-то уже продержались.
На Манежной держались у обочины мужчины из «Московского паркинга».
— Я единственное, что успел урвать, — это конец первого тайма и пенальти, который Акинфеев вытащил, — вздыхал Николай. — Мы же тоже граждане своей страны, переживаем. А победу увидели уже на дороге, — он махнул на разрывающуюся от сигналов улицу. — Когда выиграли, у меня аж мурашки пошли. Я ведь и сам футболом занимаюсь.
— Конечно, нам бы хотелось побыть в той компании, — кивнул на вопящую публику начальник Николая. — Но что делать, отметим чаем.

Манежная тем временем обезумела окончательно. «Эбсолютли анрил», — кричал в телефон парень из Марокко: прямой эфир. Рядом танцевали лезгинку парень с обернутым вокруг бедер русским флагом и девушка в красивом изумрудном праздничном платье в пол. Да что там, танцевал весь центр города Москвы. Под «Медузу» из припаркованной на углу Пушечной и Неглинной машины, под рокеров на Рождественке.
— Тут всегда так? — спросил меня немец Пол в очереди в туалет кофейни на Кузнецком. На лице у Пола и его друга красовались российские флаги. — Игра? Игра была найс. Для атмосферы чемпионата это отлично. Мы без ума от атмосферы. Когда Германия выиграла 4 года назад, люди тоже висели на светофорах, но не так, не так. Но вы же не выиграли чемпионат, ты знаешь это, да? — все-таки не сдержался немец. — Следующие хорваты — и вы, и они любите сражаться, так что, может быть, может быть. Но это был большой сюрприз, не хочу врать.
— Большой сюрприз был, когда Германия проиграла Мексике, — отомстила я.
— Это не был большой сюрприз, это была катастрофа, — закатил глаза Пол.
Не прошло и двух минут, как снова:
— Хей, у вас тут всегда так? — я обернулась: марокканец. — Вандерфул! Обожаю вашу страну и людей. Нам говорили, что это закрытая страна, что люди не улыбаются, но это неправда. Я обязательно скажу друзьям и семье ехать в Россию. Я был в Испании, Франции, Бельгии, Польше, но Россия теперь — на первом месте в топе. Вандерфул! — все повторял он. — Кстати, я Хатим.
— Боже, Хатим, как они будут завтра работать? — я обводила глазами бушующий Кузнецкий.
— Возможно, Путин даст им выходной, — окончательно осмелел марокканец.
— Рос-си-я! — набросились на нас русские парни — обниматься.
— Рус-си-я! Спасибо! — кричал в объятиях Хатим.
В час ночи я отправилась на Никольскую. Мимо припаркованных у Детского мира Софии и Графини.
— Ой, какая мордочка, мой холосииий, — сюсюкала девица в кокошнике, — ни разу лошадь не трогала.
— Пожалуйста, всем пожалуйста, — мученически раскланивалась направо и налево хозяйка длинногривых с серым от усталости лицом. — Фото двести рублей, но все фоткаются бесплатно. Вот мексиканцы катались, они хорошие. Чуть-чуть английский, чуть-чуть русский, твоя-моя понимать и нормально, поехали. А наши хотят невозможного — на Никольскую вези!
На Никольской той ночью, конечно, не хватало только лошади. Все остальные были здесь. Снова висели на окнах монастыря, фонарях и козырьках, хором орали «Катюшу» и «Крошку мою», справляли нужду прямо на улице, хватали в охапку пакистанцев и девушек. Это был апофеоз «крейзи-стрит». «Это же толпа победителей, чего ее бояться», — вспомнила я выдвигающихся в ночь из кафе немцев. Русские парни протягивали мне чипсы, кричали: «Рыжая, кто чемпион?», просили дать пять и шептали в ухо: «Красивая». Ну и немного буянили, чего уж там.
Последний пати-бас номер 144 забрал меня и еще человек тридцать с Манежной около половины третьего ночи. Никольскую уже зажали в тиски автобусов с полицией, меня — между одиноким красавцем-испанцем и русской интеллигентной парочкой. На каждой остановке людей становилось все больше. Мы успели пережить песенный баттл между поклонниками Тимати и певицы Максим, оглохнуть от свиста и умилиться питерцу, который обещал доставить испанца до улицы Миклухо-Маклая:
— Вы просто слишком расслабились, — похлопывая по плечу, утешал он испанца.
Кажется, они договорились встретиться в субботу на Никольской.
Новая газета
|
</> |