Ровно пять лет тому назад.

vlad_piskunov — 05.05.2010 Глухая пробка в центр на Новом Арбате. Реанимобиль, включив сирену, пытается выехать на разделительную полосу. Ему перегораживает путь высунувшийся нос Лексуса. Невозмутимое выражение лица блондинки за рулем: «Все ждут, и ты подождешь». Человеческую черствость, граничащую с подлостью и умноженную на тупость лучше всего видно через лобовое стекло кареты скорой помощи.

05.05.05. Москва готовится к празднованию 60-летия победы. Съезжаются иностранные делегации, в центре бесчисленные репетиции парадов и нескончаемых возложений. Многие улицы перекрыты. Центр практически не движется. Я везу своего задыхающегося полуторагодовалого сына из ЦКБ в Морозовскую детскую больницу.
А до этого было три ужасных дня. У ребенка сильно учащенное дыхание, слабость, постоянная жажда, стула не было уже четвертый день. Педиатр районной поликлиники, бегло осмотрев ребенка, ставит диагноз ОРВИ, прописывает лекарства. На следующий день малышу становится еще хуже, силы его просто покидают. Не надо иметь медицинского образования, чтобы понять, что лечение назначено неверно.
Врачи «элитной» детской клиники в центре Москвы, не понимая, какой ставить диагноз, пытаются спихнуть с себя ответственность. «Вам надо обратиться в специализированную клинику». И после паузы: «наверное, в инфекционную».
Летим в аналогичное медучреждение, где не регистратура, а reception и кожаные диваны в фойе. Ребенка по очереди слушают несколько врачей с ка-ме-энами на бейджиках, берут экспресс-анализ крови, делают флюорографию. Собирается консилиум. По лицам врачей я вижу, что они ничего не понимают. Дыхание у ребенка уже 60 циклов в минуту, он не может стоять на ногах. Оформляют платную госпитализацию в ЦКБ.
Сутки, проведенные в изолированном боксе инфекционного отделения, не дают ровным счетом ничего. Из малыша уходят последние силы. Только во время обхода на следующий день, медсестра предложила профессору взять кровь на сахар. «У него же ни у кого в родне нет диабетиков», - ответил он недовольным тоном. Но кровь на сахар все-таки проверили. И даже после того, как все стало ясно, никто ни чего не стал предпринимать. Слышу уже знакомую фразу про «специализированную клинику».
Дальше все, как в кошмарном сне: ревущий реанимобиль, пробирающийся сквозь пробки праздничного города; захлопывающиеся двери реанимации, за которыми остался мой малыш. Он потом еще очень долго при виде закрытых дверей впадал в истерику. Так и жили весь год с распахнутыми настеж дверями. Очень хорошо помню вывешенный в приемном покое приказ министра здравоохранения и социальной защиты о запрете нахождения посторонних лиц, т.е. родителей, в отделениях реанимации и интенсивной терапии.
Время останавливается. Каждая минута ожидания на скамейке перед входом в отделение превращается в вечность. Мы с женой пытаемся успокоить друг друга, что все самое страшное уже позади. Но каждый в душе понимает, что это не так.
Приехала еще одна неотложка. Из нее выпрыгнул мужчина с мальчиком на руках. За ним высыпало человек восемь взрослых людей, с виду - цыгане. Все кричат, женщины в слезах. Молю небо, чтобы у этого мальчика все было хорошо. Как будто услышав мои мысли, от толпы отделяется женщина, подходит к нам, пытается подобрать слова поддержки и утешения, а у самой дрожат руки. В такой момент понимаешь, что ближе этих странных шумных людей у тебя сейчас никого нет.
Примерно через час, а может через два или через полчаса, вышел врач. «У вашего сына диабетическая кетонемическая кома». Хорошо, что жена осталась сидеть на скамейке и не слышала слово «кома».
Врач, как мог, попытался меня убедить, что все будет хорошо. Но от денег отказался, объяснив, что в их отделении вперед деньги брать не принято.
Самая тяжелая и страшная ночь в моей жизни.
06.05.05. До полудня все наши попытки выяснить состояние ребенка натыкались на формальную отговорку: «проводятся процедуры интенсивной терапии».
«Главное – жив, главное - жив» - стучит в голове.
Подключив все связи и знакомства, удается поговорить с врачами. «Мальчик в сознании, лежит под капельницей, после обеда будет переведен в эндокринологическое отделение».
Невозможно забыть глаза полуторагодовалого ребенка, который первый раз в жизни провел почти сутки привязанный к кушетке, среди чужих людей, без своей мамы. Жена, к тому времени, еще кормила его грудью. Он уже не плакал, просто смотрел на меня стеклянными глазами и пытался обхватить обессиленными ручками. Но самое главное, что дыхание хоть и было учащенное, но он уже не задыхался. Введенный инсулин начал действовать.
06 – 10.05.05. Целых четыре дня. В отделении только дежурные молодые врачи, ординаторы. Ребенок еще пару дней находился под капельницей. Стало заметно, как к нему начали возвращаться силы. Заведующая отделением распорядилась выделить самому маленькому пациенту отдельную палату. Младше Тимошки в тот момент в отделении никого не было.
С нашим лечащим врачом Ириной Георгиевной Рыбкиной мы увиделись только 11 мая, когда закончились все выходные и юбилейные празднования. И только тогда я почувствовал, какое-то облегчение. Есть люди, способные одним своим видом, словом, вселить в вас спокойствие и уверенность. И не обязательно это должен быть мужчина с волевым подбородком. Первый раз за все дни бесконечного кошмара нам повезло с врачом.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив