Разбитый арбуз (7)

А можно читать с предисловия
АРТЕМ
Алена очнулась и сразу подумала об Артеме. Артем Усов, бывший член «общества», бывший друг, бывший коллега Леонида. Почти бывший человек.
То ли после Настиных слов Артем ей приснился, то ли не сумевшее до конца отключиться сознание что-то выхватило в полусне – может, какой-то случайный звук. И родилась ассоциация. Сейчас Алене казалось, что Артем напрямую связан со всем, в чем она старается разобраться, и что ей необходимо увидеться с ним. Больше того – ей представилось, что она давно об этом знала, но от этого ощущения Алена с опаской отмахнулась.
Она посмотрела сначала за окно, шторы так и остались раскрытыми с вечера, потом на часы. И за окном темнота, и на часах всего восемь, можно было бы спать и спать, и это было бы куда лучше, потому что вчерашнее тут же вылезло на поверхность рассудка и расползлось, закрыв собой просветы, как воду в зацветшем озере.
За исключением факта его развода, историю Артема Настя помнила смутно. Артем был единственным в компании Леонида, кого Алена считала нормальным человеком, без показухи и распальцовки. Обеспеченный не меньше остальных, он оставался доброжелательным и даже скромным, если скромность могла хоть как-то ужиться с блистательным «обществом». Правда, жена Артема намного лучше вписывалась в компанию. Она и украшать себя любила, и наряды меняла чаще многих, и высказывания у нее были «самые те» − по моде, по количеству набранного и «застолбленного». Язвительная и горделивая, так охарактеризовала бы эту женщину Алена, в какой-то момент она с мужем поссорилась и от него ушла, и – да-да-да, вот оно! – это именно она, как сказал Леонид, «полдома вынесла», и не надо специально вспоминать, потому что все как на ладони. Жена Артема буквально его обчистила, об этом шептались по углам и говорили на ушко друг другу, он же никаких претензий к ней не предъявил. А она своих поступков ничуть не стыдилась и в «обществе» продолжала появляться, да еще с другим спутником, который ей даже внешне соответствовал. Общество это все, похоже, одобряло. Детей у них с Артемом не было.
Получается, что эту акулу Леонид ей привел в пример? Вот так, он считает, правильно поступать? Алена не верила сама себе. Это сравнение казалось ей отвратительным. Как же можно так относиться к людям, подумала она, продолжая вспоминать.
Артем первое время сохранял нейтралитет, а потом у него стали происходить неприятности – одна за другой. Сначала что-то случилось в его фирме, и ее пришлось закрыть. Он, впрочем, вскоре открыл другую. Но и тут не срослось, а для решения проблем Артем выбрал непривычные для «общества» методы и оказался на перепутье, словно не справился с управлением автомобилем, вылетел из колеи, завяз. Неудивительно, что вскоре он незаметно из компании исчез. Сначала просто стал появляться реже. Потом и вовсе пропал из виду. Бывшая его жена тоже из компании исчезла. Говорили, что вместе с новой пассией она уехала из страны.
Алена пару раз спрашивала у мужа, что там с Артемом и где он. Леня отвечал недовольно, скорее отмахивался: «Артем из города уехал, обосновался в какой-то богадельне, что-то типа советского Дома культуры. Детей рисовать учит».
Леонид считал богадельней все то, что Алена назвала бы делом действительно стоящим.
Она резко встала. Сложила и убрала плед, огляделась, пошла в кухню, потопталась и отправилась в душ. Пора было, в самом деле, привести себя в порядок и что-то предпринять. Ей все сильнее хотелось позвонить Артему. Странно, почему она ни разу – правда, ни разу! – про него не вспомнила с тех пор, как он перестал появляться. Ведь уже года три прошло. А еще рассуждает, какой она бескорыстный друг и какие они все другие, только по расчету... И ведь не протянула руки человеку, когда он в опалу попал, так и поплыла себе дальше, как…
– В проруби, – сказала Алена вслух. Видно, ее жизнь и раньше была, как заросший пруд, никакая не гладь проточная, не то, что она сама о себе думала.
Подобное откровение странным образом ее взбодрило, а душ окончательно привел в норму. Леонид все так удобно устроил в ванной – массажные струи, джакузи. Тоже ведь сначала возражала, зачем это все. Потом привыкла и понравилось. Вот и теперь, постояв под сильным напором воды, Алена вылезла, хорошо растерла тело и почувствовала голод. Но, прежде чем заняться завтраком, решила проверить телефон, есть ли в нем номер Артема.
Да, он сохранился, номера всех членов «общества» были внесены еще Лениной рукой. Он хотел окружить жену «правильными» людьми. Странно, что Артема он не удалил после того, как тот впал в немилость. Забыл, наверное, не придал значения. Из жизни вычеркнул, и достаточно.
Она решила позвонить часов в девять, через полчаса, точно не представляя, что хочет сказать. Накрывала на стол и, словно продолжая вчерашнее занятие, все перелистывала книгу своего супружества, все пыталась, но не могла полностью вспомнить того, что наговорила мужу, но вот от его ответных и от Настиных упреков до конца отбиться не сумела, и это все еще изматывало ее.
Алена уселась перед тарелкой с омлетом и двумя румяными тостами, на которые она собралась намазать плавленый сыр. Любимый запах кофе плыл из кофе-машины. Она решила взять себя в руки и даже фыркнула, затем щедро посыпала омлет смесью перцев и рубленой зеленью. Видимо, настроение ей переменить удалось, потому что вместо обидных слов в памяти всплыл отрывок из «Руслана и Людмилы»:
Вдали от милого, в неволе,
Зачем мне жить на свете боле?
О ты, чья гибельная страсть
Меня терзает и лелеет,
Мне не страшна злодея власть:
Людмила умереть умеет!
Не нужно мне твоих шатров,
Ни скучных песен, ни пиров –
Не стану есть, не буду слушать,
Умру среди твоих садов!»
Подумала – и стала кушать...
«Остается понять, кто у нас Черномор», – Алена заправила волосы за уши. Мало что на свете могло испортить ей аппетит. Она откусила хрустящий хлеб и решительно принялась за омлет...
Артем тоже не удалил ее из абонентского списка.
− Рад тебя слышать, Алена Старкова, – голос его звучал дружески, будто времени не прошло и они по-прежнему члены одной команды, потому он и фамилию вслед за именем произнес, словно поблизости могло оказаться еще несколько Ален. – Сегодня восхитительное утро, редкое для декабря, – Артем говорил так, как теперь едва ли можно услышать. Хотелось слушать это сдержанный, благожелательный тон.
Настоящий интеллигент, подумала Алена. Вымирающее племя.
Так случалось и прежде, когда она подчинялась своему внутреннему голосу, не особенно анализируя, к чему это приведет. Чисто женское свойство, она об этом читала. Интуиция, как правило, не обманывала, вот и теперь, услышав голос Артема, Алена сразу почувствовала себя уверенней и поняла: чем-то он ей поможет. Правильно она сделала, что ему позвонила.
− Привет, Артем! Как ты? Давно я тебя не слышала, но вспоминала. Жалко, что мы не видимся больше. Чем занимаешься, где ты сейчас?
Артем отвечал приветливо. Оказалось, все так и было, как обмолвился когда-то Леонид. Учит детей рисовать, живет в небольшой квартирке при Доме культуры под Москвой, а организовал это все местный священник и сами жители округи. Детей приходит много, возрасты разные, атмосфера замечательная – такое всеобщее доброе делание вокруг.
− Может быть, ты хотела бы приехать? Сегодня воскресенье, занятия начнутся в одиннадцать, потом перерыв в три часа. Я мог бы показать тебе наши владения. Такой зримо богатый, но непритязательный мир.
Вот именно, доброе делание, правильно он сказал. Все в жизни хорошо, если есть доброе делание. И ведь ни о чем не спросил, не удивился звонку. А как интересно звучит: «Зримо богатый, но непритязательный мир»! Алена приглашению не удивилась.
− Приеду! К одиннадцати, хорошо? Чтобы не возвращаться по темноте. Я… смогу попасть на твой урок?
− Вполне. Ты поедешь по окружной? Вы живете все там же? Тогда пиши: доезжаешь до кольца, сворачиваешь на внешнюю сторону… Только одевайся теплее, у нас намного прохладней, чем в городе.
Насте Алена отправила сообщение: «Поехала к Артему, все нормально, позвоню», подумала, иначе подруга ее задергает. Получила в ответ «переживаю, не обижайся на меня», отправила «все нормально, не торопи, позвоню» и внутренне укрепилась. На Окружной нужный съезд она пропустила, потеряла минут двадцать с разворотом, но успела вовремя, остановила машину на стоянке рядом с большим универмагом, вышла и, сразу узнав Артема, поспешила ему навстречу.
Артем изменился, словно подсох, и от этого вид его стал еще более интеллигентным, даже слегка нездешним. Могло бы показаться несколько церемонным то, как он склонился к руке Алены для поцелуя. Но нет, все в нем оставалось гармоничным, он и раньше был начисто лишен притворства. А ведь ему под пятьдесят, подумала Алена. Как Леониду.
С первых шагов по дороге между домиков, укрытых заснеженными палисадниками, Алене стало казаться, что она переброшена в другое, сказочное время. Или что все это ей снится.
Проглядывало солнце. Снег искрил, поскрипывал под ногами, поблескивал из лунок неплотных, рассыпчатых, совсем свежих следов. Снежинки падали медленно и, казалось, невысоко взлетали снова. Маленькие радуги расцветали то тут, то там остролистными цветками, растущими из насыпей снега. Вся округа напомнила Алене рисунок на старой двухэтажной коробке с елочными игрушками. Не хватало только Деда Мороза в окружении детишек с санками на деревянных полозьях.
Артем тем временем рассказывал о Доме культуры, о возрождении традиций и слегка спешил. Видимо, Алена все же его задержала, в одиннадцать должен был начаться урок. Артем двигался торопливо, но речь его оставалась неспешной, а голос тоже казался хрустким, но не как снег, а словно где-то совсем близко потрескивал невидимый костер.
– Здравствуйте, Артем Никитич! – раздавалось откуда-то из-за калитки, и розовощекая зимняя бабушка уводила с улицы такого же розового, только с гладкими щеками, внука.
– Добрый день, Артем Никитич! На занятия? – кто-то встречный кивал с улыбкой, а другой обгонял и еще что-то приговаривал, оборачиваясь.
Все кивали Алене, смотрели доброжелательно, и она задерживала взгляды на лицах, хотела остановиться и познакомиться, поговорить, ответить на какие-нибудь вопросы, спросить о чем-то все равно кого, лишь бы только покружить среди улыбчивых незнакомых людей и искрящегося снега. В какой-то миг ей почудилось даже, что это сон о прошлом, а она маленькая. И вот сейчас выйдут откуда-нибудь мама и папа, и она побежит к ним, разбросав руки, и варежки с налипшими комочками льда, свисая на резинках из рукавов, полетят вместе с ней в самые надежные объятья на свете.
Показалось, время для Алены утратило свою ценность, зато приобрело форму. Она так и подумала, что время – огромный снежок, пористый и просторный внутри, и есть у него множество ходов-выходов, ступеней-пролетов и игрушечных тупичков, тонкой мембраной защищенных от быстрых открытий. Самая главная догадка, что усилия тут не нужны, так и просилась быть рассказанной, спетой. Об этом можно было прокричать или хотя бы прошептать, только бы рассмотреть волшебную перегородку между безвыходностью и чудесным открытием.
У Алены слегка закружилась голова, но Артем остановился, протянул руку вперед и посмотрел многозначительно. Видимо, они пришли. Нехотя, словно она все еще в своей машине и в ней путешествовала только что по перевалам волшебного снежка, Алена сменила направление и выехала в реальность из чудесной, так легко сотворенной сказки. Ей ужасно хотелось обернуться назад, чтобы время-снежок длилось.
Дом культуры оказался огромным, Алена не ожидала и удивилась.
– Да это же целый дворец!
– Пожалуй, – кивнул Артем. –А уж по меркам области тем более. Тут у нас проводится уникальная программа, мы изначально не планировали ее, и уже по ходу дела разработали свой устав, взяв за основу опыт.
– Устав? – Алена удивилась, но скорее лениво, чем энергично. Она словно ощупывала пространство разговора, определяя точки опоры, и пыталась мысленно охватить происходящее, ни на чем пока не останавливаясь. Огромный снежок дышал за спиной, тонкая перегородка, отделяющая Алену от чего-то нового и важного, так и осталась неоткрытой и манила к себе. «Устав» и «опыт» – эти слова, как казалось Алене, совсем не подходили к миру живого времени, в который ей удалось заглянуть.
– Именно устав. Наша уникальность в том, что мы не решали, как нам жить, просто все очень старались. Затем мы осмотрелись, увидели то, что выходит хорошо, и поняли, по каким причинам. Ты удивишься еще больше, когда заглянешь внутрь.
Артем говорил неторопливо, и речь его не звучала ни официально, ни пафосно. Алена немного сосредоточилась, собралась и отметила, что все сказанное могло бы произвести на нее совсем другое впечатление, если бы произносилось с нажимом. Ведь она ехала сюда затем, чтобы пообщаться, послушать Артема, узнать у него что-то новое, чему нет места в жизни опостылевшего «общества», а сама отвлеклась на фантазии. Поднажми Артем немного – и эти витания, за которые на нее постоянно злился муж, Алена бы привычно остановила, ощутив при этом такое проросшее в ее жизни чувство вины. Нажима, однако, не было, и она покосилась в сторону собеседника.
Легкое чувство гордости пряталось под слегка склоненной головой, или же это только ей так показалось. Артем, безусловно, был искренен и вел себя так, словно они давно были настоящими добрыми друзьями.
– А ты живешь где-то рядом? – не удержалась от вопроса Алена, и, возвращаясь в реальность, поняла, что она опять невнимательна к собеседнику. Хватит уже тормозить и зависать, сказала себе она. Но и опережать события вряд ли стоит.
– Да, и не просто рядом, а прямо здесь, в этом доме. Но я хотел бы показать тебе свое жилище позже. А сейчас урок, и, если не возражаешь, мы пойдем в студию. Входи, пожалуйста, – и, поднявшись по ступеням крыльца, он распахнул входную дверь.
Обстановка Дома культуры оказалась удивительно уютной. Алена сразу почувствовала себя причастной к тому, что происходит внутри. Может быть, дело было в запахах: свежих досок, легкой отдушки красок и будто торжествующего аромата выпечки – ванили и свежего хлеба.
– У вас тут пекарня? – спросила она и вздохнула над собой. Не получалось у нее идти в ногу!
– Кухня. По окончании уроков мы устраиваем чаепитие для детей и родителей. Наши поварихи пекут каждый день, поэтому столовая всегда полна людей. А рядом проводятся уроки кулинарии. На них приходят и девочки, и мальчики, мы этому очень рады... Потом – угощение для родителей, конкурсы выпечки по новым рецептам… Ты не голодна? Потерпишь или…
– Нет-нет, – Алена возразила поспешно. – Пойдем на урок, я и так тебя задержала!
– Отнюдь нет, – Артем слегка кивнул и улыбнулся. – Мы вполне успеваем по расписанию. Поднимайся по этой лестнице и налево. А направо чуть выше, взгляни, – окно в мою квартиру. Я могу видеть свою студию из дома в любой момент.
– Прямо тут ты живешь? – поразилась Алена искренне. – Никогда подобного не видела!
Лестница скромная, в три витка. На первом повороте – широкий обзор игрового зала, второй поворот глухой, а третий – снова сказочный. Справа в самом деле оконце с овальным верхом и отброшенной занавеской изнутри, а слева снова ступени, но уже вниз, в студию. Там мольберты, краски, рабочие места. Детей человек пятнадцать, для поселка очень даже немало, подумала Алена.
– Как твое отчество? Я должен тебя представить, – по дороге спросил Артем и, видя возражение, пояснил, что обращаться к старшим по имени и отчеству тут традиция. – По батюшке – это исконно русская традиция, важная. Царь Петр был неоценим, но бороды боярские можно было не трогать. Даже в такой махине и то сквозила неуверенность, иначе царь не поменял бы традиций.
– Сергеевна. Разве Петр не был силен?– изумилась Алена.
– Я так не сказал. Он был не слишком уверен в себе. Сила и уверенность по сути вещи разные. Уверенный в себе человек не подлаживается, не унижает зависимых, чтобы «вписаться» во внешний мир. Заимствование, если оно перечеркивает отечественный менталитет, ослабляет целые группы, роняет общественное достоинство, мне кажется так.
– Никогда не думала об этом! – в этот миг Алена предположила, что сама не слаба. Ведь она не хотела вписаться в «общество», не хотела внешне соответствовать ему!
– Сильный и уверенный в себе человек не станет себя демонстративно противопоставлять чему-то иному по форме, если оно не несет вреда. Он сохранит то, что ценно для него, но и о ценностях окружающих позаботится тоже, – словно прочел ее мысли Артем. – Кроме этого, мы не сторонники упрощений. Но смысл церемоний – это отдельная тема.
– Слушаю тебя, и мне кажется, что я вообще ни о чем не думала всю жизнь, – покачала Алена головой.
–Я о себе тоже так думал, – коснулся ее локтя Артем, и они вошли в зал. – Знакомьтесь, это мой друг, Елена Сергеевна, она сегодня будет присутствовать на уроке. Давайте вместе покажем нашей гостье кое-что из того, чему мы успели научиться, – и провел Алену к столу на небольшой кафедре, откуда были видны и мольберты, и лица детей.
– Ты понимаешь, это очень ответственно, – несколько рассеянным тоном сказал он ей. – Мы же учим не только приемам живописи, мы развиваем художественный вкус, логику и внимание, учим осознавать и анализировать увиденное, прожитое и даже предвосхищать следующий шаг. Тут и эстетическое воспитание, и навыки аккуратности, культуры труда, тут и воображение, и пространственное мышление, наконец. Важно, что все наши кружки связаны между собой, никто из детей не ограничивается посещением одного класса. Это особенно ценно.
− Итак, мои дорогие, – обратился Артем к ученикам, и дети мгновенно затихли, – сегодня я предлагаю вам выполнить небольшое упражнение, для вас вполне посильное и увлекательное, для нашей же гостьи – неожиданное и не менее интересное. Вот здесь у меня, – и он, перебрав подрамники, достал и выставил перед классом полотно с небольшим пейзажем, – зарисовка зимней улицы, чем-то похожей на ту, что ведет к нашему Дому культуры от станции. Смотрите, на картинке солнышко пробивается через серое небо, как и сейчас у нас на улице. Судя по тени, мы видим здесь середину дня при безветрии, легкий, впрочем, продолжительный, снегопад – ведь мы понимаем, что снег идет долго, потому что дорога упруга и бела.
Любая картина, даже отражающая движение, все равно в некотором роде «стоп-кадр», − Артем кивнул Алене и снова повернулся к детям. − И вот, внимание, наша задача. Я предлагаю вам отразить в сегодняшних работах то, что, по вашему мнению, будет происходить на этой дороге и между этих домов через, скажем, полчаса. Вы совершенно свободны в ваших решениях, я прошу только об одном – не совещаться между собой. Так нам будет намного интереснее анализировать наши результаты.
Итак, вы продлеваете время, и каждый из вас придумывает для этой картины новый сюжет. Техника исполнения свободная. Представьте себе, что вы нажимаете на невидимую кнопку, и жизнь, замершая было в рисунке автора, продолжается…
Алена поняла, что ей невероятно повезло. Она попала туда, куда стремилась! Как раз фантазии Леонид и пытался не подпустить к их детям, стремясь развить в них рациональный подход к каждому шагу. А ей казалось, что Ленины мерки похожи на темницу, она тосковала по вот такой свободе, когда можно дать улице шанс прожить свою, ни на чью не похожую жизнь. Улице или человеку… Любому существу и явлению! Именно к подобному надеялась Алена прикоснуться, когда отдавала Костика в Вальдорфскую школу. Сейчас она не стала думать, чем ей все это сможет помочь и как использовать эти возможности в другой ее жизни, совсем не похожей на происходящее тут. С волнением она погрузилась в созерцание лиц детей, вскользь размышляя о том, что может появиться на их холстах.
Тем временем солнца на улице стало больше, снег заиграл радужными бликами, отражаясь от оконных стекол и от себя самого. Артем, одетый в бежевый пуловер и коричневые брюки, отошел к окну и неожиданно сделался золотым, настолько причудливо озарили его одежду солнечные лучи. Так красиво, так необычно − Алена даже пробежалась взглядом по студии в поисках поддержки, ведь не одна она должна была восхититься этим преображением. Но дети увлеченно трудились, кроме Алены, никто ничего не заметил, и она вздохнула то ли с разочарованием, то ли с облегчением, как это нередко бывает, когда человек точно не знает, чего он хочет.
За окном изредка проходили люди, чаще женщины. Все они шли неторопливо. Алене показалось теперь, что вместо окна – экран, и вот сейчас перед ней развернет свою ленту чудесный фильм талантливого самобытного режиссера. И вот этот слегка сутулый человек в золотом – он или главный герой картины, или ее автор, но кто-то, без кого происходящее было бы невозможно.
Тишина, посапывание, сосредоточенность, с которой дети работали, расслабили Алену. Она отогрелась и расстегнула ворот джемпера. Попыталась сначала заглядывать в холсты, но потом отвлеклась и рассматривала теперь лица детей. Неверно было бы сказать, что она находила в них что-то особенное, в общем, дети как дети. Старательные, увлеченные, но обыкновенные. Удивительным казалось только одно: никто не нарушал тишины. И вряд ли причиной тому была дисциплина, нет, это Алена понимала. Ребятам было по-настоящему интересно, работой они были буквально поглощены.
Как бы ей хотелось, чтобы и ее дети учились у Артема! Да и сама она, умей хоть немного рисовать, с удовольствием бы «продлила время» на картинке вместе со всеми, придумала бы что-то свое. Сидели бы они тут втроем, творили свои зимние улицы, и пусть бы Леня работал в свое удовольствие, но их бы не трогал. Вот тогда бы она считала, что все у них в жизни хорошо.
Нет, Алена оборвала себя. Нет, она опять «отлетела», опять мысленно отделила себя от мужа. Как же она привыкла обособляться! «Работай и нас не трогай» – что это за роль? Но не за этим она приехала сюда. Ей нужно найти единство, вот зачем она приехала. Как устроить единство внутри себя. И причины, по которым она от всех отдалилась, нужно найти. Алена вернула себя в студию.
Она ждала, что Артем подойдет, сядет рядом и о чем-то расскажет. Но он отошел от окна, оставив золото растворяться в желтых рамах, на нее только посмотрел, приложил руку к груди, словно извиняясь, затем удалился.
Алена снова сделала усилие, чтобы не отвлечься. А что бы она нарисовала, чем бы дополнила пейзаж зимней улицы сама? В какой-то миг печаль толкнула ее в бок, как если бы, обходя острый угол, она все же на него натолкнулась. Посредине воображаемой картины возникла женщина, и это была сама Алена, присевшая на корточки, обнявшая себя за колени руками в теплых варежках и положившая голову на них... Похоже на вчерашнее забытье меж двух шкафов в обнимку с большой керамической вазой. Вот она, ее роль – несчастной, всеми непонятой, одинокой. Но разве так продлевается время?
Она отогнала грустные мысли. Это все потом. Сейчас нужно как можно больше понять, почувствовать, ведь все вокруг так интересно. Нужно перестать думать о себе. Чтобы позже нащупать выход. Лучше вот искать в детских лицах – ответа, намека, пусть даже вопроса… Потому что порой правильный вопрос лучше, чем сто ответов сразу. Поймешь, о чем спрашивать, – и полдела сделано.
Все-таки рисунки приманивали.
Девочка лет восьми рисовала схематично, но чуть более умело и разнообразно, чем это бывает в детском саду. Она облизывала губы, склоняла голову набок, смотрела на рисунок задумчиво и слегка гримасничала, наверное, в такт своим мыслям. Рядом с ней такая же девчушка, но покрупнее и вся перемазанная, творила вполне полноценный пейзаж. Держа в руке сразу три мелка, она смешивала краски, добавляя их штрихами. Мальчик повзрослее, задумчивый и тонкий, погрузился в свою картину полностью. Казалось, он не отреагирует и на громкий звук, так увлекло его то, что видел он один. Рядом с ним другой мальчишка, по виду сорвиголова, щурился и улыбался тому, что происходило на его улице. В классе стояла та же тишина, что воцарилась в начале урока, а легкое шуршание и сопение только подчеркивали ее объем. Дети работали будто на одном дыхании, как единое целое, но каждый из них шаг за шагом отражал сейчас именно свое видение ожившего времени.
Вот же, никакой «жвачки», ничего спланированного и заранее утвержденного. Именно это Алена имела в виду, когда пыталась объяснить причины своего протеста мужу или уговаривая Катю и Костика почитать. Нет, она не отрицает своей вины, своего сонного отсутствия, но в этом она все-таки была права: создание своего, процесс творчества, а не вторичного потребления, вот что казалось ей созидательным и ценным. Что общего со свободой имеет невозможность собственной трактовки? Она догадывалась, что никакой свободы у «общества» нет в помине, просто не умела этого доказать. А сейчас перед ней – вот оно − самое лучшее дело, которое можно отыскать: дети сами творят свои миры! Значит, она не утопист. Возможно такое в наши дни, только для этого нужно… Что?
Снова, ткнувшись боком в невидимый угол, Алена подосадовала на себя и отвела взгляд в окно. Хорошо, что она не умела это доказать мужу, иначе пути назад могло и не оказаться. И не стоит, пожалуй, заглядывать в рисунки. Надо уметь дождаться результата. …Интересно, а что бы нарисовали Катя и Костик, если бы они сами отважились запустить время? Да и кому под силу было бы их заставить, вот в чем вопрос. Возможно ли запустить время, если ты утратил с ним связь?
Ей понадобилось физическое усилие, чтобы снова вернуть себя в студию.
продолжение следует