Разбитый арбуз, методичка (1)

anna_gaikalova — 25.02.2024 Предисловие


СТАРКОВЫ

Вкусно поесть − это ли не удовольствие? Но последнее время Алену увеселительные сборища все больше отталкивали. Самой себе она объясняла это тем, что в их обществе ничего не менялось: однообразные темы для разговоров, только наряды всякий раз новые и рестораны чем богаче, тем лучше. За много лет Алена так и не сумела до конца примириться с традицией бессмысленной траты денег. Ведь неоправданные же расходы, думала она каждый раз. Хоть и вкусно. Но ведь все самое дорогое. Куда бы ни пошли, везде непременно VIP-зал.
Сегодняшний ресторан уютно устроен, в стиле загородного охотничьего домика. Темное мореное дерево, массивные балки под потолком, настоящий, мастерски сработанный сруб. Мебель дому под стать. Столы крепкие, тоже рубленые, стулья с высокими ровными спинками, на стенах картины с пейзажами, оленьи рога и травы сушеные пучками. Вдоль невысокой стены – два старинных резных буфета с вереницей разнообразных банок из бересты.
Вроде ничего особенного, и уютно, и привлекательно, однако Алена находила интерьер перенасыщенным, даже надуманным. Ей казалось, так может жить в глубоких лесах какого-нибудь далекого от всяческих городов края семья егеря с женой-знахаркой, которую окрестные невежды посчитали колдуньей, скуки ради распустили о ней слухи и сами потом в них поверили. Скучно егерю с женой в одиночестве, но они притворяются, что это не так, и изо всех сил украшают свое жилище всем, что попадается под руку. Ради минимального разнообразия.
На первом этаже ресторана единственный атрибут, говорящий о достатке, – печь с изразцами. Алена представляла, что если к этой печи встать спиной, чтоб ее не видеть, то обстановка вполне могла бы понравиться маме и папе. Вот только пахнет тут официозом, а родители всегда предпочитали дом с его неповторимыми запахами всего, к чему прикоснулась душа. Алена сама-то с грехом пополам привыкла к ресторанам, а они никогда бы не согласились на еду, за которую надо столько платить. Даже если бы их угощали, то и тогда не стали бы есть, кусок бы не полез в горло. А если бы кто-то стал очень сильно настаивать, то попробовали бы что-нибудь, но только из вежливости. Лишь бы от них отстали.
Нет, никак родители Алены не смогли бы быть рядом с ней. Каждый раз она думала об этом, грустила и казнилась, что не может отнести маме и папе попробовать, что ест сама. Вот и сейчас тяжело вздохнула.
Тут отменно кормят, на удивление разнообразно и вкусно.
Но на стульях с прямыми спинками не расслабишься, да и простоват первый этаж, поэтому «общество» всегда поднималось выше, в зал с камином. На втором этаже сказочная обстановка лесного бытия смягчалась широкими окнами, овальными столами и креслами, у которых не только спинки, но и сиденья изгибались услужливо, словно швейцары, чьи глаза по природе своей приспособлены правильно потупиться, а тела владеют секретом, как почтительно склониться перед самым низкорослым гостем. И, конечно, блюда. Пару лет назад здесь же Алена заказала котлету по-средиземноморски. А что, почему нельзя в ресторане съесть куриную котлету с пармезаном? Но официант, подавая ей блюдо, словно стеснялся и откровенно сиял, одаряя ее соседей Волковых морскими гребешками с немного вздутой хрустящей «накрахмаленной» корочкой. Впрочем, может быть, ей это только казалось, ведь сколько раз Алена сдерживала восторженное качание головой, глядя на то, как исполняют свои «па» официанты. Она считала их работу высоким мастерством.

Вот «общество» вплывает, неся свою респектабельность, словно штандарт, участники действа рассаживаются, и даже выражения лиц у всех одинаковые. Официантов не просто не замечают, а свое пренебрежение демонстративно подчеркивают. Смотрят мимо или сквозь. Похожее и раньше было − муж еще до перестройки любил по ресторанам с друзьями ходить. Он и тогда к красивой жизни тянулся. Но за последнее время «общество» заметно «раздуло», и вот она, самая новая мода − глядеть куда-то чуть выше лбов, как будто взгляды застыли, а шеи прострелены миозитами.
Алену всегда подобное отношение к людям коробило, и она, если кто-то из официантов бросал на нее взгляд, благодарно в ответ улыбалась, кивала и говорила «спасибо», когда подавали. Только Леня попросил его не позорить.
–Ты же провоцируешь персонал. Хочешь неприятностей людям? Им не предписано вступать в общение с посетителями.
Алена в то, что Леонид печется о персонале, не поверила и объяснением мужа не прониклась. Но раз он недоволен, то она оставила для официантов едва заметные движения головой. Хоть что-то, чтобы она могла продолжать чувствовать себя человеком.
Одно утешение – еда. Конечно, застолье — это всегда развлечение, хотя Алене шведский стол казался куда приятней, там можно взять всего понемножку. А в ресторанах ты обречен на единственный выбор. Она любила пробовать новые блюда, случалось, что заказывала «не то», а потом с сожалением смотрела в тарелку соседа, как в прошлый раз, когда она заказала себе утку в апельсиновом соусе, и этот соус кислил. Рядом Вашко-Лагутина уплетала каннеллони с шампиньонами, моцареллой под каким-то изысканным соусом, Алена вздыхала и думала, что макароны трудно испортить. Она терпеливо ела утку, прекрасно зная, что устроит Леня, если на привкус хотя бы намекнуть.
Самым неприятным моментом оставались навязчивые беседы о ведущих брендах и о крутизне недавних приемов. «Там такой уровень, ну, это нечто!..» –тут у говорящей, ведь это именно женская «обязательная программа», глаза взлетали в поднебесье, плечи поднимались вверх, ладони распахивались настежь. Дальше звучал радостный смех. Никто, конечно, не мог ошибиться, что выше уровнем только Бог.
Правда, о Боге тут помалкивали, хоть и крестились при виде церквей, Алена отмечала это в поездках. Через стекло машины или на улице –прилюдно, размашисто хотя бы кто-то один перекрестится, остальные одобрительно кивнут. А разговор на другую тему в это время не прерывается, даже паузы не возникает. Движения отдельно, мысли отдельно. Алена находила такие действия показными. Становилось стыдно, неловко и тянуло поозираться.
И о брендах, и о новых блюдах модных поваров Алена еще как-то слушала, хоть и предпочла бы поесть в тишине и всего попробовать, чтобы никто не мешал. Даже показной «крестеж» кое-как терпела. Но стоило кому-нибудь произнести слово «уровень», как возникало одно и то же желание, справляться с которым становилось все тяжелей: немедленно хотелось извиниться и уйти. Или уйти, не извиняясь. Или вот еще совсем новое состояние: сказать гадость, а уж потом уйти. Только бы при этих «уровнях» не присутствовать никогда.

–Почему у тебя опять пустые уши? – Леонид буквально прижал ее к стене, но сделал вид, что их беседа – всего лишь безобидное обсуждение чего-то милого, семейного. Он крепко держал Алену за локоть, не давая ей отодвинуться от себя. – Пожалуйста, ответь, уши пустые почему? Я же просил надеть новый комплект, сколько можно смешить народ и показывать, что тебе наплевать на мой статус?
–Я забыла, Ленечка! – Алена смутилась, расстроилась, на глазах даже слезы блеснули. Она вовсе не собиралась огорчать мужа, а серьги оставила, наверно, на бюро или в ванной на полке. И по рассеянности не вспомнила. К ресторану они подъехали из разных мест. Если бы собирались дома вместе, ничего бы не произошло.
– По-твоему, я к тебе должен приставить женщину, чтобы ты прекратила свои демонстрации? – муж улыбался, но глаза его смотрели холодно. – Ты и вправду считаешь, что я должен тебе верить? Тогда ответь мне, почему у тебя снова мешок вместо сумки и что ты туда натолкала? – Он продолжал улыбаться, кивал, наполнял взгляд добродушием и одобрением, хватки своей тем временем не ослабляя.
Алена маленькие сумочки для приемов не любила. В них ничего не помещалось, с ними она чувствовала себя незащищенной, почти голой. То, что муж пренебрежительно назвал «мешком», она считала хорошей, «умной» сумкой, в которую томик Волошина можно было бы и не запихивать, но это вышло случайно.
Вот как раз серьги она надевать и собиралась, да-да! Но пробежалась взглядом по книжным полкам. Леня последнее время намекал, что от библиотеки пора избавляться, дескать, книги — это пылесборники, и вместо них есть компьютер и электронные «читалки». Только Алена и слушать не хотела, в буквальном смысле затыкала уши. Она считала книги своим едва ли не единственным сокровищем, правда, зная мужа, на любимые полки теперь посматривала с печалью, предполагая, что в один далеко не прекрасный день они могут из квартиры исчезнуть. Вот и в этот вечер она словно приласкала взглядом корешки книг, увидела Волошина, вытащила, открыла наугад и даже закачалась слегка в такт строчкам, так легли на душу призабытые слова, которые раньше она знала наизусть:

Обманите меня… но совсем, навсегда,
Чтоб не думать, зачем, чтоб не помнить, когда…
Чтоб поверить обману спокойно, без дум,
Чтоб за кем-то идти в темноте наобум…

Тут кто-то ее окликнул, она сунула книгу в сумку, а серьги, наверное, остались лежать на полке, среди стихов. Или все-таки в ванной?
Алена огорчалась всякий раз, когда муж сообщал ей об очередной обязательной вечеринке. Она бы лучше сидела дома, занималась своими делами, готовила или, пристроив на коленях вазочку со сдобным печеньем, читала. Дома у нее всегда находились дела, она постоянно была чем-нибудь увлечена: рисовала, вязала, шила, а потом везла свои поделки родителям. Мама всему радовалась, отец рисунки на полки ставил и по стенам развешивал. А вот дома это все никого ни интересовало. Ни Леонида, ни Катю. Разве что с Костиком еще можно было поделиться, вместе поделать что-то, но и это случалось все реже и реже.
Последнее время Алене нравилось печь хлеб, и сейчас она с удовольствием поставила бы закваску. Но не пойти на прием нельзя, это вообще не обсуждалось. И она послушно шла, утешая себя тем, что вкусно поесть никакой антураж не помешает: взять омара по-каталански и наесться от пуза, благо его заказывают на вес. А потом можно будет и поговорить. Она в конечном итоге в разговоры как-то втягивалась, во всяком случае, старалась никого не обижать, чтобы Леня не вычитывал ей нотаций. Но в этот раз с самого начала случилась незадача с серьгами.
Весь оставшийся вечер для Алены полз, как тяжелая лодка по песку. Праздновали день рождения Новика, читали стихи, в которых, по обыкновению, «поздравляем» рифмовали с «желаем», вручали подарки и возбужденно аплодировали. Алена тоже хлопала, старательно улыбалась и хотела домой.
Кроме еды в этих вечерах для нее был еще один приятный момент – танцы, но не с кем попало, а только с Вашко-Лагутиным. Он так прекрасно умел вести партнершу, что любая женщина, даже неуклюжая Погодина, в его руках чувствовала себя неподражаемой и грациозной. Все женщины мечтали танцевать с ним, и тут Алена от остальных ничем не отличалась. Однако сегодня Вашко-Лагутины на вечеринку не пришли, отчего Алена огорчилась и, бросив взгляд в окно, за которым падал снег, размечталась о скорых каникулах.
Вот бы чудесно было провести каникулы за городом, поехать к ее родителям… Дом у них небольшой, но уютный и крепкий, в этом доме сразу, с порога, возникает ощущение надежности и глубоких корней. Еще только вошел, вдохнул, и, как бы тебя в городе ни болтало, ты уже стоишь на ногах крепко, ни в чем не сомневаешься, во всем уверен, а главное – уверен в себе. Как будто ты и есть этот дом. Ничего лишнего тут нет, но все, что душе угодно, найдется. Так говорит отец.
Внутри в доме, в двух комнатах, небогатая обстановка, зато погребок у родителей образцовый. Там чувствуется такая забота, такая любовь – буквально в каждой закатанной банке! Алена в домашнем погребе могла оглаживать эти банки руками, как книги в городской квартире. Мама всегда делала так, спустится вниз и любовно рукой по банкам пройдется: «Хороши огурчики, а, дочь? Горошек-то каков, один к одному, меленький». А папа кивает, улыбается: «Вот богатство, а какое нужно еще? Мы, если что, всегда выживем».
И природа... Какая там природа! На лыжах так хорошо пройтись, да и вообще, Алена была уверена – там есть именно то, что нужно человеку в детстве. И главное, все просто и честно, никакой помпезности, ничего наносного. Родители Алены настолько цельные люди, что рядом с ними поневоле проникаешься их мировоззрением. Они все расскажут и про «хорошо», и про «плохо», сделают это без затей. Послушаешь, как рассуждает отец, − и вопросов не возникнет, даже удивительно становится, что сам ответов не нашел. И никаких плохих настроений у них не бывает, они даже не поймут, о чем речь, если сказать, что ты устал или чего-то не хочется делать, или, например, если заикнуться о внутреннем конфликте. Кинут взгляд удивленный и дальше пойдут. Потому что какие конфликты, если ждут дела? Алена бы припомнить не сумела, чтобы кто-то из ее родителей пожаловался на слабость или на неподходящее настроение. Отец всю жизнь трудился с утра до вечера, при этом напевал под нос. Он всегда все делал с улыбкой, и до чего же это бесценно! А уж как мама готовит, – и Алена улыбнулась своим раздумьям.
–Могу я тебя попросить вернуться в общество? – нарушил ее воспоминания Леонид, и Алена встрепенулась растерянно. –Тебе второй раз предлагают вино, но ты не слышишь.
–Да, Ленечка, я здесь, прости…Спасибо, мне достаточно…


продолжение скоро

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив