Про книгу как таковую. Окончание

топ 100 блогов tareeva26.07.2023
В прошлом посте мы с вами говорили о том, что если выйдут из употребления бумажные книги, то и библиотек не будет. А сейчас у нас в стране развитая сеть библиотек. Первая ячейка этой сети – районные библиотеки. Районные библиотеки сейчас – это районные центры культуры. Вокруг них группируется читательский актив, библиотеки устраивают разные мероприятия: встречи с писателями, встречи с литературными критиками и литературоведами. Все они охотно принимают приглашения библиотек, потому что им интересно увидеть своих читателей и поговорить с ними. Я рассказывала, что и меня как-то пригласили выступить с воспоминаниями в районной библиотеке. И с читателями этой библиотеки я провела очень интересный вечер. Местные художники выставляют в библиотеках свои картины. Я в своём блоге рассказывала, что у меня есть племянник, который постоянно живёт в Финляндии, в Хельсинки. Он художник, и в Хельсинки он тоже устраивает выставки своих картин в городской библиотеке. Так что не только у нас, но и за рубежом художники используют библиотеки для того, чтобы показать публике свои работы. Вокруг районных библиотек группируются краеведы, которые занимаются историей своего района. Это очень увлекательное занятие. Когда в 1979 году мы переехали на Большую Ордынку, мой муж увлёкся этим. Он не работал в штате и поэтому мог целый день бродить по улицам. Когда я приходила с работы, он говорил мне: «Обедай скорее, и потом я тебе кое-что покажу». После обеда он показывал мне то, что он «открыл». На Большой Ордынке, и на Малой, и на Пятницкой улице сохранилась старая застройка. Здесь совсем нет новых зданий. У каждого здания своя увлекательная история.

Иосиф Бродский писал:

и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Вот эти особняки, рядом с которыми действительно мерещатся фигуры их бывших владельцев, давно ушедших. Игорь где-то раздобыл книгу Иконникова «Архитектура Москвы: ХХ век», где рассказывалось и про застройку Ордынки. Без Иконникова мы из дома не выходили. В то время шла реставрация храма святой Анны недалеко от нас. Игорь любил сидеть с реставраторами и обсуждать проблемы реставрации в старой застройке. Он ходил по Ордынке и по Пятницкой, заглядывал в окна подвалов, и в одном окне увидел фундамент из белого камня. Это значило, что существующее здание стоит на старом фундаменте, от здания, какое было прежде. Он рассказал об этом реставраторам, они пришли, посмотрели и взяли этот объект на заметку. Просили Игоря рассказывать обо всех своих находках. Но я, как всегда, отвлеклась от темы.
Прошлый или позапрошлый пост я кончила на том, что уволилась из Всесоюзной книжной палаты, расставаться с которой мне было очень жалко, и перешла работать в ЦНТБ по архитектуре и строительству, потому что там требовались сотрудники со знанием славянских языков. В палате я сидела и забывала свои языки, а в ЦНТБ я могла их использовать, и мне за знание языков платили надбавку к зарплате. Я перешла в ЦНТБ и не пожалела об этом. Я поступила работать в отдел, который выпускал РЖ (реферативный журнал) по архитектуре и строительству. Рефераты для этого журнала писали сотрудники нашего отдела, архитекторы по образованию. Заведующий нашим отделом, Бенедикт Антонович, венгр по национальности, кончил в Будапеште архитектурный факультет в Академии художеств. Другой наш сотрудник, Леонид Досковский, кончил архитектурный факультет МИСИ (московский инженерно-строительный институт). Николай Ефимович Бурченков был родом из Беларуси и архитектурное образование получил там. А со славянскими языками архитектора не нашлось, и поэтому взяли меня. Я немного расскажу о своих новых коллегах, хотя когда-то в этом блоге я уже рассказывала о них подробно. Бенедикт Антонович был участником Венгерской революции 1918 года. После того, как революция потерпела поражение, он уехал в Париж, где работал в известной архитектурной фирме. Во время войны в Испании он переправлял через франко-испанскую границу оружие для республиканцев. Когда в Испании победил Франко, Бенедикт Антонович с горя решил переехать в Советский Союз, первую страну победившего социализма. Он был уверен, что здесь его встретят с распростёртыми объятиями. Здесь его так и встретили, братья Веснины взяли его на работу в свою мастерскую, но вскоре он был репрессирован и отправлен в лагерь. Сталин вообще не любил коммунистов, особенно зарубежных. В лагере он пробыл около двадцати лет. Бенедикт Антонович вспоминал лагерь и рассказывал о нём только смешное. Он рассказывал, что как-то везли продукты для геологов, и несколько ящиков с печеньем упали в реку. Зэки находились здесь поблизости, и им поручили выловить эти ящики и печенье, которое осталось сухим, отдать геологам, а которое намокло, они могут съесть сами. И они досыта наелись печенья, которого не едали уже много лет. Этот случай в лагере вошёл в пословицу. Говорили: «Это тебе не печенье для геологов сортировать». Из лагеря Бенедикт Антонович вышел стариком, считал, что на творческую работу он уже не способен, и стал заведовать нашим отделом. И я считаю, что нашему отделу очень повезло. Меня удивляло, что двадцать лет лагерей не оставили никакого следа в душе Бенедикта Антоновича. Он полностью сохранился, как личность. Я полюбила Бенедикта Антоновича, ухаживала за ним, подавала ему чай, вытирала пыль с его стола и не боялась, что меня обвинят в подхалимаже. Меня никто и не обвинял. Все видели, что у нас с Бенедиктом Антоновичем сложились особые отношения.

Николай Ефимович во время войны был нашим разведчиком. Но шпионил он не за нашими врагами-немцами, а за союзниками – американцами. В 1947 году его репрессировали, обвинив в том, что он был двойным агентом, работал на американцев. В лагере он провёл около десяти лет. В разведшколе он в совершенстве овладел английским и немецким языком. А в лагере он овладел французским. С ним там сидел француз русских кровей, потомок белоэмигрантов. Мы уже с вами говорили о том, что после войны Сталин пригласил всех русских из-за рубежа вернуться на родину, независимо от того, по какой причине они эмигрировали. Многие ему поверили и вернулись. А прямо на границе их пересадили в столыпинские вагоны и отвезли далеко на северо-восток. Вот солагерник Николая Ефимовича был таким человеком. У него с собой была толстая книга «История Франции», естественно, на французском языке. Николай Ефимович с его помощью одолел эту книгу, и когда он её закрыл, он уже владел французским. У нас в отделе он часто читал стихи французских поэтов. У нас работали три дамы из бывших, которые говорили по-французски в своих дворянских семьях. Они с удовольствием слушали стихи в исполнении Николая Ефимовича. Николай Ефимович говорил о себе, что он человек сломленный, что лагерь его сломал. И я думаю, что для такого утверждения у него были основания. В ЦНТБ было вообще много бывших зэков. Наша заместитель директора по науке Елена Ивановна тоже отсидела в лагере около 20 лет. Директор ЦНТБ Степан Илларионович вообще отличался тем, что охотно брал на работу бывших зэков и евреев, хотя государственный антисемитизм уже свирепствовал. Во Всесоюзной книжной палате я была самым интеллигентным человеком в отделе. А со своими новыми коллегами в ЦНТБ я себя чувствовала простой русской бабой среди интеллигенции.

В ЦНТБ я работала с журналами по архитектуре и строительству на семи славянских языках, включая украинский и русский. Для того, чтобы писать рефераты на статьи из журналов по архитектуре и строительству, мне нужно было овладеть тематикой. Но поскольку я восемь часов в день читала журналы по этой теме, то начала понемногу разбираться. Но главным, конечно, были не журналы, а общение с моим новым коллегой Леонидом Досковским. Архитектура была его специальностью, его хобби и главным, может быть, даже единственным интересом его жизни. Об архитектуре он мог говорить бесконечно, а во мне он встретил внимательного и благодарного слушателя. Недели через три после того, как я поступила на работу, он спросил, как мне нравится стела у завода «Красный пролетарий»? Я сказала, что этой стелы не видела. Он сказал: «Не видели? Но это нельзя!». Он спросил меня, не могу ли я позвонить домой, сказать, что я задержусь на работе на час, и мы прямо с работы поедем и посмотрим эту стелу. Я сказала, что могу задержаться на час, даже не сообщая об этом домой, но как мы поедем, ведь на улице проливной дождь, и услышала в ответ: «Для камня дождь очень хорошо». Тут мне всё стало ясно, главное, чтобы камню было хорошо, а мы уж как-нибудь. Мы с Лёней подружились и быстро перешли на ты.

Как я уже сказала, об архитектуре Лёня мог говорить бесконечно. Мы о ней говорили на работе, после работы он провожал меня до станции электрички Дмитровская, я на работу и с работы ездила на электричке. От работы до Дмитровской было 15 минут ходьбы, от Дмитровской я ехала три остановки до станции Ленинградская, которая была буквально во дворе моего дома. Мы с Лёней доходили до Дмитровской, разговаривая об архитектуре. Подходила электричка, Лёня говорил: «Одну электричку можно пропустить». Мы пропускали и вторую электричку, а на третью Лёня садился со мной. Он говорил, что от Ленинградской ему до дому даже удобнее ехать, чем от Дмитровской. От электрички он провожал меня до подъезда, и я говорила, что раз он уже у подъезда, то он мог бы зайти к нам домой, ему все будут рады. С Игорем я Лёню познакомила сразу же, как познакомилась с ним сама. Как-то Лёня зашёл к нам, и мама сказала мне: «Пришёл Лёня, а у нас суп с клёцками». Я сказала, не понимаю, что её смущает, её суп с клёцками очень вкусный. А мама сказала: «С клёцками был, когда Лёня был у нас в прошлый раз, и он может подумать, что я готовлю только этот суп».

Из журналов разных стран по архитектуре и строительству я узнавала не только об архитектуре, но и о жизни этих стран. Я получала два польских журнала по сельскому строительству, один назывался «Сельское строительство» и был посвящён проектированию и строительству сельских жилых и общественных зданий и сооружений. Второй назывался «Сельскохозяйственное строительство» и был посвящён проектированию и строительству животноводческих зданий, складских зданий, элеваторов и т.п. В Польше не было коллективизации, сельское хозяйство там было единоличным, и, читая эти журналы, я видела, что сельское хозяйство в Польше развивается и процветает, и производительность в польском сельском хозяйстве очень высокая. Были журналы, посвящённые интерьеру. В них были фотографии реально существующих интерьеров жилых квартир. И часто в жилых комнатах я видела портреты Мао Цзэдуна, и поняла, что Мао Цзэдун – любимый герой европейской интеллигенции. С тех пор, как я стала работать в ЦНТБ, моя жизнь изменилась. Как будто я всю жизнь была слепая и вдруг прозрела. Я стала видеть архитектуру, а вся окружающая среда – это архитектура: здания, сооружения, улицы, дороги, парки и вообще зелёные насаждения. Говорят, что скульптор работает с объёмом, а архитектор работает с пространством. Вот всё пространство – это всё архитектура. А кроме журналов по архитектуре, я получала ещё журналы по градостроительству. Польский журнал так и назывался «Город». Город как организм, город как кибернетическая система… Мне кажется, нет ничего интереснее этой темы. Наша библиотека находилась в здании, в котором располагались три проектных НИИ. Самым большим был ЦНИИЭП жилища. Архитекторы часто заходили в наш отдел, чтобы посмотреть новые журналы раньше, чем мы их обработаем и спустим в читальный зал. Я познакомилась со многими архитекторами и с некоторыми подружилась. Об одном из них, Александре Васильевиче Сикачёве, в нашем блоге был большой пост. Он, в частности, занимался футурологическими проектами, жилищем будущего.
Игорь Тареев тоже стал работать в ЦНТБ по архитектуре и строительству. У него был обширный инфаркт, ему дали вторую группу инвалидности, и ходить на работу он не мог. А в ЦНТБ его взяли на работу на полставки надомником.

Я проработала в ЦНТБ по архитектуре и строительству с большим интересом и увлечением 16 лет и ушла в каком-то смысле по состоянию здоровья. У меня было кровоизлияние в правый глаз. Я было потеряла глаз, но меня лечили лучшие специалисты, профессор Краснов, доцент Лариса Ивановна Нудьга, и глаз мне спасли. Но сказали, что мне нельзя напрягать зрение, можно читать только крупный шрифт, а лучше вообще не читать. А в ЦНТБ я читала очень мелкие шрифты. Зарубежные журналы печатаются даже не петитом, даже не нонпарелью, а таким маленьким шрифтом, которого у нас даже нет, видно, бумагу экономят, расчётливые люди. Может быть, я осталась бы в ЦНТБ, даже рискуя зрением, но ситуация в отделе очень изменилась. Умер Бенедикт Антонович, внезапно от инфаркта умер Николай Ефимович, и ушла на пенсию наша заведующая отделом Юлия Петровна. Ушла, потому что её дочь родила, и некому было сидеть с внуком. Юлия Петровна очень тяжело прощалась с отделом, и я понимала, что без неё жизнь в отделе станет другой. Так и случилось. Пришла новая заведующая, Мария Валентиновна Станюлис. Она пришла из Всесоюзной книжной палаты, и то, чем занимался наш отдел, ей было совершенно непонятно и абсолютно неинтересно. Она считала, что библиотека не должна этим заниматься, что этим должен заниматься какой-нибудь НИИ. И она старалась всячески, всеми правдами и неправдами, освободить наш отдел от самой интересной и важной работы. Наши сотрудники говорили, что, похоже, Мария Валентиновна хочет нас превратить в избу-читальню. И я ушла, чтобы не видеть, как гибнет дело, которому я посвятила 16 лет жизни. И поступила я работать ночным сторожем в трест «Коксохиммонтаж», который располагался в красивом особняке в том же дворе, что и наш дом. Тогда было такое веяние. Если помните, Виктор Цой работал истопником. Говорили «Когда русская проза ушла в сторожа». Работа ночного сторожа очень хорошая. Сторож должен только сидеть в здании, а работать как сторожу ему не нужно, и он может заниматься, чем хочет. Работая сторожем, я переводила Януша Корчака, дневники, которые он вёл в гетто, мне этот перевод заказали. Ещё я писала рецензии на новинки польской литературы, которые не были переведены на русский язык. Их у меня заказывал журнал «Современная художественная литература за рубежом». Но больше всего, конечно, я читала книги. Тихо, спать нельзя, и можно предаваться чтению. Если я дома читала ночью, то моим домашним мог мешать свет и то, что я не сплю, а хожу по квартире. А в тресте то, что я не сплю, а читаю, никому не мешало. Я получала в тресте неплохую зарплату. Сторож – это рабочая специальность, а рабочим можно полностью получать и пенсию, и зарплату. Кроме зарплаты, мне платили ещё и прогрессивку. Трест, конечно, перевыполнял план, все сотрудники получали прогрессивку, она распространялась и на сторожей. Мне то и дело говорили: «Энгелина Борисовна, зайдите в кассу, получите деньги». Я спрашивала с изумлением: «Какие деньги?». Мне говорили: «Прогрессивку, которая почему-то вас всё время удивляет». Мой любимый племянник Юра Тареев в это время учился в медицинском институте, а в летние каникулы он подрабатывал в нашем тресте вторым сторожем. Мы с ним сторожили с удовольствием. И сейчас, встречаясь, вспоминаем это наше сторожевание. Я проработала сторожем в тресте пять лет и ушла, потому что в 65 лет мне уже стало трудно не спать ночью.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Обнаруженные Навальным документы указывают на то, что Соловьев — налоговый резидент Италии — юрист Алексей Навальный опубликовал отсканированную копию документа телеведущего Владимира Соловьева о праве на проживание в Италии. Сам Соловьев заявил , что документ он ...
Когда-то в одной семье жило- было кошачье семейство. Я не знаю, что там произошло, но однажды двуногие «хозяева» стали по очереди выбрасывать своих питомцев на улицу. Первым около подвала оказался молодой кот. Он выл под окнами дома. Люди из ...
Друг tslongin прислал любопытную информацию. В то же время, Times of Israel пишет, что «на Украине»: « всех пожелавших вернуться евреев примут обратно как граждан без всяких условий, тем более, если они поучаствуют в обещанной массированной военной помощи, включая ...
В субботу 26 августа 2023 года в Пениге, Саксония, состоялось венчание принцессы Шёнбург-Гартенштейнской и барона Майр фон Мелнхоф-Саурау. О регистрации брака и молодых подробно было здесь . Поэтому ограничимся фотографиями. Все они увеличиваются по клику. Я замучился искать ...
Мы живем в реальной стране, в реальной ситуации, с реальными людьми. Страна сейчас подошла к черте, когда необходима консолидация общества. "Вы понимаете, что натворили?" - эту фразу можно адресовать не только бюрократии, но и всем нам. В нулевые общество в массовом порядке согласилось н ...