Про книгу как таковую. Окончание

В прошлом посте мы с вами говорили о том, что если выйдут из употребления бумажные книги, то и библиотек не будет. А сейчас у нас в стране развитая сеть библиотек. Первая ячейка этой сети – районные библиотеки. Районные библиотеки сейчас – это районные центры культуры. Вокруг них группируется читательский актив, библиотеки устраивают разные мероприятия: встречи с писателями, встречи с литературными критиками и литературоведами. Все они охотно принимают приглашения библиотек, потому что им интересно увидеть своих читателей и поговорить с ними. Я рассказывала, что и меня как-то пригласили выступить с воспоминаниями в районной библиотеке. И с читателями этой библиотеки я провела очень интересный вечер. Местные художники выставляют в библиотеках свои картины. Я в своём блоге рассказывала, что у меня есть племянник, который постоянно живёт в Финляндии, в Хельсинки. Он художник, и в Хельсинки он тоже устраивает выставки своих картин в городской библиотеке. Так что не только у нас, но и за рубежом художники используют библиотеки для того, чтобы показать публике свои работы. Вокруг районных библиотек группируются краеведы, которые занимаются историей своего района. Это очень увлекательное занятие. Когда в 1979 году мы переехали на Большую Ордынку, мой муж увлёкся этим. Он не работал в штате и поэтому мог целый день бродить по улицам. Когда я приходила с работы, он говорил мне: «Обедай скорее, и потом я тебе кое-что покажу». После обеда он показывал мне то, что он «открыл». На Большой Ордынке, и на Малой, и на Пятницкой улице сохранилась старая застройка. Здесь совсем нет новых зданий. У каждого здания своя увлекательная история.

Иосиф Бродский писал:

и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Вот эти особняки, рядом с которыми действительно мерещатся фигуры их бывших владельцев, давно ушедших. Игорь где-то раздобыл книгу Иконникова «Архитектура Москвы: ХХ век», где рассказывалось и про застройку Ордынки. Без Иконникова мы из дома не выходили. В то время шла реставрация храма святой Анны недалеко от нас. Игорь любил сидеть с реставраторами и обсуждать проблемы реставрации в старой застройке. Он ходил по Ордынке и по Пятницкой, заглядывал в окна подвалов, и в одном окне увидел фундамент из белого камня. Это значило, что существующее здание стоит на старом фундаменте, от здания, какое было прежде. Он рассказал об этом реставраторам, они пришли, посмотрели и взяли этот объект на заметку. Просили Игоря рассказывать обо всех своих находках. Но я, как всегда, отвлеклась от темы.
Прошлый или позапрошлый пост я кончила на том, что уволилась из Всесоюзной книжной палаты, расставаться с которой мне было очень жалко, и перешла работать в ЦНТБ по архитектуре и строительству, потому что там требовались сотрудники со знанием славянских языков. В палате я сидела и забывала свои языки, а в ЦНТБ я могла их использовать, и мне за знание языков платили надбавку к зарплате. Я перешла в ЦНТБ и не пожалела об этом. Я поступила работать в отдел, который выпускал РЖ (реферативный журнал) по архитектуре и строительству. Рефераты для этого журнала писали сотрудники нашего отдела, архитекторы по образованию. Заведующий нашим отделом, Бенедикт Антонович, венгр по национальности, кончил в Будапеште архитектурный факультет в Академии художеств. Другой наш сотрудник, Леонид Досковский, кончил архитектурный факультет МИСИ (московский инженерно-строительный институт). Николай Ефимович Бурченков был родом из Беларуси и архитектурное образование получил там. А со славянскими языками архитектора не нашлось, и поэтому взяли меня. Я немного расскажу о своих новых коллегах, хотя когда-то в этом блоге я уже рассказывала о них подробно. Бенедикт Антонович был участником Венгерской революции 1918 года. После того, как революция потерпела поражение, он уехал в Париж, где работал в известной архитектурной фирме. Во время войны в Испании он переправлял через франко-испанскую границу оружие для республиканцев. Когда в Испании победил Франко, Бенедикт Антонович с горя решил переехать в Советский Союз, первую страну победившего социализма. Он был уверен, что здесь его встретят с распростёртыми объятиями. Здесь его так и встретили, братья Веснины взяли его на работу в свою мастерскую, но вскоре он был репрессирован и отправлен в лагерь. Сталин вообще не любил коммунистов, особенно зарубежных. В лагере он пробыл около двадцати лет. Бенедикт Антонович вспоминал лагерь и рассказывал о нём только смешное. Он рассказывал, что как-то везли продукты для геологов, и несколько ящиков с печеньем упали в реку. Зэки находились здесь поблизости, и им поручили выловить эти ящики и печенье, которое осталось сухим, отдать геологам, а которое намокло, они могут съесть сами. И они досыта наелись печенья, которого не едали уже много лет. Этот случай в лагере вошёл в пословицу. Говорили: «Это тебе не печенье для геологов сортировать». Из лагеря Бенедикт Антонович вышел стариком, считал, что на творческую работу он уже не способен, и стал заведовать нашим отделом. И я считаю, что нашему отделу очень повезло. Меня удивляло, что двадцать лет лагерей не оставили никакого следа в душе Бенедикта Антоновича. Он полностью сохранился, как личность. Я полюбила Бенедикта Антоновича, ухаживала за ним, подавала ему чай, вытирала пыль с его стола и не боялась, что меня обвинят в подхалимаже. Меня никто и не обвинял. Все видели, что у нас с Бенедиктом Антоновичем сложились особые отношения.

Николай Ефимович во время войны был нашим разведчиком. Но шпионил он не за нашими врагами-немцами, а за союзниками – американцами. В 1947 году его репрессировали, обвинив в том, что он был двойным агентом, работал на американцев. В лагере он провёл около десяти лет. В разведшколе он в совершенстве овладел английским и немецким языком. А в лагере он овладел французским. С ним там сидел француз русских кровей, потомок белоэмигрантов. Мы уже с вами говорили о том, что после войны Сталин пригласил всех русских из-за рубежа вернуться на родину, независимо от того, по какой причине они эмигрировали. Многие ему поверили и вернулись. А прямо на границе их пересадили в столыпинские вагоны и отвезли далеко на северо-восток. Вот солагерник Николая Ефимовича был таким человеком. У него с собой была толстая книга «История Франции», естественно, на французском языке. Николай Ефимович с его помощью одолел эту книгу, и когда он её закрыл, он уже владел французским. У нас в отделе он часто читал стихи французских поэтов. У нас работали три дамы из бывших, которые говорили по-французски в своих дворянских семьях. Они с удовольствием слушали стихи в исполнении Николая Ефимовича. Николай Ефимович говорил о себе, что он человек сломленный, что лагерь его сломал. И я думаю, что для такого утверждения у него были основания. В ЦНТБ было вообще много бывших зэков. Наша заместитель директора по науке Елена Ивановна тоже отсидела в лагере около 20 лет. Директор ЦНТБ Степан Илларионович вообще отличался тем, что охотно брал на работу бывших зэков и евреев, хотя государственный антисемитизм уже свирепствовал. Во Всесоюзной книжной палате я была самым интеллигентным человеком в отделе. А со своими новыми коллегами в ЦНТБ я себя чувствовала простой русской бабой среди интеллигенции.

В ЦНТБ я работала с журналами по архитектуре и строительству на семи славянских языках, включая украинский и русский. Для того, чтобы писать рефераты на статьи из журналов по архитектуре и строительству, мне нужно было овладеть тематикой. Но поскольку я восемь часов в день читала журналы по этой теме, то начала понемногу разбираться. Но главным, конечно, были не журналы, а общение с моим новым коллегой Леонидом Досковским. Архитектура была его специальностью, его хобби и главным, может быть, даже единственным интересом его жизни. Об архитектуре он мог говорить бесконечно, а во мне он встретил внимательного и благодарного слушателя. Недели через три после того, как я поступила на работу, он спросил, как мне нравится стела у завода «Красный пролетарий»? Я сказала, что этой стелы не видела. Он сказал: «Не видели? Но это нельзя!». Он спросил меня, не могу ли я позвонить домой, сказать, что я задержусь на работе на час, и мы прямо с работы поедем и посмотрим эту стелу. Я сказала, что могу задержаться на час, даже не сообщая об этом домой, но как мы поедем, ведь на улице проливной дождь, и услышала в ответ: «Для камня дождь очень хорошо». Тут мне всё стало ясно, главное, чтобы камню было хорошо, а мы уж как-нибудь. Мы с Лёней подружились и быстро перешли на ты.

Как я уже сказала, об архитектуре Лёня мог говорить бесконечно. Мы о ней говорили на работе, после работы он провожал меня до станции электрички Дмитровская, я на работу и с работы ездила на электричке. От работы до Дмитровской было 15 минут ходьбы, от Дмитровской я ехала три остановки до станции Ленинградская, которая была буквально во дворе моего дома. Мы с Лёней доходили до Дмитровской, разговаривая об архитектуре. Подходила электричка, Лёня говорил: «Одну электричку можно пропустить». Мы пропускали и вторую электричку, а на третью Лёня садился со мной. Он говорил, что от Ленинградской ему до дому даже удобнее ехать, чем от Дмитровской. От электрички он провожал меня до подъезда, и я говорила, что раз он уже у подъезда, то он мог бы зайти к нам домой, ему все будут рады. С Игорем я Лёню познакомила сразу же, как познакомилась с ним сама. Как-то Лёня зашёл к нам, и мама сказала мне: «Пришёл Лёня, а у нас суп с клёцками». Я сказала, не понимаю, что её смущает, её суп с клёцками очень вкусный. А мама сказала: «С клёцками был, когда Лёня был у нас в прошлый раз, и он может подумать, что я готовлю только этот суп».

Из журналов разных стран по архитектуре и строительству я узнавала не только об архитектуре, но и о жизни этих стран. Я получала два польских журнала по сельскому строительству, один назывался «Сельское строительство» и был посвящён проектированию и строительству сельских жилых и общественных зданий и сооружений. Второй назывался «Сельскохозяйственное строительство» и был посвящён проектированию и строительству животноводческих зданий, складских зданий, элеваторов и т.п. В Польше не было коллективизации, сельское хозяйство там было единоличным, и, читая эти журналы, я видела, что сельское хозяйство в Польше развивается и процветает, и производительность в польском сельском хозяйстве очень высокая. Были журналы, посвящённые интерьеру. В них были фотографии реально существующих интерьеров жилых квартир. И часто в жилых комнатах я видела портреты Мао Цзэдуна, и поняла, что Мао Цзэдун – любимый герой европейской интеллигенции. С тех пор, как я стала работать в ЦНТБ, моя жизнь изменилась. Как будто я всю жизнь была слепая и вдруг прозрела. Я стала видеть архитектуру, а вся окружающая среда – это архитектура: здания, сооружения, улицы, дороги, парки и вообще зелёные насаждения. Говорят, что скульптор работает с объёмом, а архитектор работает с пространством. Вот всё пространство – это всё архитектура. А кроме журналов по архитектуре, я получала ещё журналы по градостроительству. Польский журнал так и назывался «Город». Город как организм, город как кибернетическая система… Мне кажется, нет ничего интереснее этой темы. Наша библиотека находилась в здании, в котором располагались три проектных НИИ. Самым большим был ЦНИИЭП жилища. Архитекторы часто заходили в наш отдел, чтобы посмотреть новые журналы раньше, чем мы их обработаем и спустим в читальный зал. Я познакомилась со многими архитекторами и с некоторыми подружилась. Об одном из них, Александре Васильевиче Сикачёве, в нашем блоге был большой пост. Он, в частности, занимался футурологическими проектами, жилищем будущего.
Игорь Тареев тоже стал работать в ЦНТБ по архитектуре и строительству. У него был обширный инфаркт, ему дали вторую группу инвалидности, и ходить на работу он не мог. А в ЦНТБ его взяли на работу на полставки надомником.

Я проработала в ЦНТБ по архитектуре и строительству с большим интересом и увлечением 16 лет и ушла в каком-то смысле по состоянию здоровья. У меня было кровоизлияние в правый глаз. Я было потеряла глаз, но меня лечили лучшие специалисты, профессор Краснов, доцент Лариса Ивановна Нудьга, и глаз мне спасли. Но сказали, что мне нельзя напрягать зрение, можно читать только крупный шрифт, а лучше вообще не читать. А в ЦНТБ я читала очень мелкие шрифты. Зарубежные журналы печатаются даже не петитом, даже не нонпарелью, а таким маленьким шрифтом, которого у нас даже нет, видно, бумагу экономят, расчётливые люди. Может быть, я осталась бы в ЦНТБ, даже рискуя зрением, но ситуация в отделе очень изменилась. Умер Бенедикт Антонович, внезапно от инфаркта умер Николай Ефимович, и ушла на пенсию наша заведующая отделом Юлия Петровна. Ушла, потому что её дочь родила, и некому было сидеть с внуком. Юлия Петровна очень тяжело прощалась с отделом, и я понимала, что без неё жизнь в отделе станет другой. Так и случилось. Пришла новая заведующая, Мария Валентиновна Станюлис. Она пришла из Всесоюзной книжной палаты, и то, чем занимался наш отдел, ей было совершенно непонятно и абсолютно неинтересно. Она считала, что библиотека не должна этим заниматься, что этим должен заниматься какой-нибудь НИИ. И она старалась всячески, всеми правдами и неправдами, освободить наш отдел от самой интересной и важной работы. Наши сотрудники говорили, что, похоже, Мария Валентиновна хочет нас превратить в избу-читальню. И я ушла, чтобы не видеть, как гибнет дело, которому я посвятила 16 лет жизни. И поступила я работать ночным сторожем в трест «Коксохиммонтаж», который располагался в красивом особняке в том же дворе, что и наш дом. Тогда было такое веяние. Если помните, Виктор Цой работал истопником. Говорили «Когда русская проза ушла в сторожа». Работа ночного сторожа очень хорошая. Сторож должен только сидеть в здании, а работать как сторожу ему не нужно, и он может заниматься, чем хочет. Работая сторожем, я переводила Януша Корчака, дневники, которые он вёл в гетто, мне этот перевод заказали. Ещё я писала рецензии на новинки польской литературы, которые не были переведены на русский язык. Их у меня заказывал журнал «Современная художественная литература за рубежом». Но больше всего, конечно, я читала книги. Тихо, спать нельзя, и можно предаваться чтению. Если я дома читала ночью, то моим домашним мог мешать свет и то, что я не сплю, а хожу по квартире. А в тресте то, что я не сплю, а читаю, никому не мешало. Я получала в тресте неплохую зарплату. Сторож – это рабочая специальность, а рабочим можно полностью получать и пенсию, и зарплату. Кроме зарплаты, мне платили ещё и прогрессивку. Трест, конечно, перевыполнял план, все сотрудники получали прогрессивку, она распространялась и на сторожей. Мне то и дело говорили: «Энгелина Борисовна, зайдите в кассу, получите деньги». Я спрашивала с изумлением: «Какие деньги?». Мне говорили: «Прогрессивку, которая почему-то вас всё время удивляет». Мой любимый племянник Юра Тареев в это время учился в медицинском институте, а в летние каникулы он подрабатывал в нашем тресте вторым сторожем. Мы с ним сторожили с удовольствием. И сейчас, встречаясь, вспоминаем это наше сторожевание. Я проработала сторожем в тресте пять лет и ушла, потому что в 65 лет мне уже стало трудно не спать ночью.

Предыдущие записи блогера :

22.07.2023 — Про книгу как таковую. Продолжение

18.07.2023 — Про книгу как таковую

12.07.2023 — В связи с комментариями. Продолжение

11.07.2023 — Ещё про книгу

10.07.2023 — В связи с комментариями

Архив записей в блогах:

Медведь и фотоловушка

Фотоловушки помогают нам исследовать наиболее скрытые тайны дикой природы. А сами фотоловушки являются объектами интереса диких животных, особенно медведей. Поэтому эти устройства приходится помещать в металлические футляры, привязывать к деревьям "антивандальными" тросиками. Под катом ...

Котовасия

...

Унылого павлека псто

Всем всего и навсегда. А как вы думаете, павлек в курсе, что каждый камент, несущий в себе отрицательную энергию (посылание нахуй, оскорбления, и прочие радости тролля) являет собой отрицательный множитель кармы для ТС. В результате карма ...

Без названия

Софт омбре, балаяж, шатуш — выбор велик! А вот радикальное омбре стоит оставить в прошлом. Штош. Так и поступим. Огромный вырез, оголяющий густую растительность на груди, не всегда уместен — если вы, конечно, не звезда футбола. Отметим этот момент для себя. Обтягивающие все, ...

Почему россияне так неохотно вакцинируются

Вице-спикер Госдумы заявил, что власти провалили информационную кампанию, провести поголовную вакцинацию не удалось. Привитых — только 45% от населения, и это в стране, которая первой в мире разработала надёжную вакцину от вируса! Часть вины, по мнению вице-спикера, лежит на врачах, ...

Про книгу как таковую. Окончание

Про книгу как таковую. Окончание

Оставить комментарий

Популярные посты: