Про книгу как таковую

Из комментариев к прошлому посту я поняла, что история книги кончается. Многовековая, великая, я бы даже сказала, славная история.

Я уже сказала, что весь мой трудовой стаж связан с книгой. Я поступила на работу в штат только в 40 лет. До тех пор я всё надеялась, что буду жить на литературные заработки. Я писала, но опубликовать получалось только рецензии. При советской цензуре ни одной проблемной статьи мне опубликовать не удалось. Мне это надоело, и я решила поступить на работу в штат. Мои друзья были против. Говорили, что если я поступлю на службу на восьмичасовой рабочий день, то для творчества у меня времени не останется. Говорили: «Вам нельзя поступать на службу, ведь вы умеете делать вещи». Что толку, что я умела их делать, если они никому не были нужны. И ещё говорили, что мне трудно будет привыкнуть каждый день вставать в восемь утра и выходить из дома в любую погоду. Всё это оживлённо обсуждалось моими друзьями, а Игорь молчал. Я спросила у него, что он об этом думает, он сказал, что вставать в восемь утра и выходить из дома в любую погоду я привыкну. А вот что его пугает, так это здоровый советский коллектив. Теперь я общаюсь только с теми, кого сама выбираю. А на службе мне придётся общаться со своими коллегами независимо от того, что они из себя представляют. Я решила поступить на работу в штат, но куда? В моё время, когда человек кончал высшее учебное заведение, он вместе с дипломом получал назначение. Его могли направить на работу в любую тьмутаракань, и он не мог от этого назначения отказаться. Только филологи и историки в МГУ получали свободный диплом, потому что они не были нужны даже ни в какой тьмутаракани. Так что найти работу мне было непросто. В РОНО была большая очередь учителей, словесников, ищущих работу. Я в этой очереди была 263-я, и очередь не двигалась. В Станиславе у меня был друг Алик Костелянский. В Москве у него была двоюродная сестра Элла, с которой он меня познакомил. Элла работала во Всесоюзной книжной палате, и она сказала мне, что там всегда требуются сотрудники. Работы там очень много, а зарплата маленькая, и поэтому большая текучка. Меня взяли на работу во Всесоюзную книжную палату на должность библиографа. Насчёт здорового советского коллектива Игорь зря беспокоился. В Палате работали замечательные люди. Я со многими подружилась и сохранила эту дружбу на всю жизнь. Книжная палата издавала «Книжную летопись», основной и дополнительный выпуск, и «Список изданий ограниченного распространения». В этот «Список…» входили книги, которые не поступали в продажу, и на них был гриф секретности: «Рассылается по списку. Экземпляр №…». Вот я оказалась в редакции этого «Списка…». Книги у меня проходили невероятно интересные. Зарплата у меня была маленькая, 800 рублей. Но за возможность читать грифованную литературу можно было дорого заплатить.
В Книжной палате я познакомилась и подружилась с Галей Старицыной. Её муж Николай Александрович был известным букинистом, знатоком книги. Он занимался этим уже во втором поколении, продолжал дело своего отца, и поэтому его называли «Старицын-младший». Я была у Гали дома и увидела библиотеку Николая Старицына. Там было первое издание «Полтавы» Пушкина и подобные раритеты. Я смотрела книги. В поисках книг Николай Александрович ездил по маленьким провинциальным городам и даже сёлам, искал книги на чердаках и в подвалах. Я рассказывала, что когда мне было двенадцать лет, то в доме у моего дяди Яши в деревне Карловка Полтавской области я нашла на чердаке полное собрание сочинений Джека Лондона. Вот подобные клады и искал Николай Александрович, только он искал редкие книги. Он вообще был легендарной личностью. Когда он женился на Гале, то возникла легенда, будто он нашёл жену где-то в глубокой провинции, такую чистую и невинную, каких в Москве не бывает. Когда я смотрела книги на полках у Николая Александровича, в комнату вошёл его сын, школьник. Николай Александрович поздно женился, поздно стал отцом. Он был пожилым человеком, а сыну его было 13 лет. Сын спросил: «Папа, а если продать все эти книги, на эти деньги можно будет купить машину?». Папа сказал, что для того, чтобы купить машину, не нужно все книги продавать: если продать только эту полку книг, то на эти деньги можно будет купить две машины и гараж. И по выражению лица его сына я поняла, что как только Николая Александровича не станет, он все книги продаст. Отец Николая Александровича был настолько известным человеком в мире книги, что когда Анатоль Франс, большой знаток и любитель книги, посетил Россию в 1913 году, то был в гостях у Николая Александровича. Информация об этом его визите появилась на первых полосах газет. Одна из статей называлась «Господин Бержере в гостях у Старицына». Господин Бержере – это герой произведения Анатоля Франса, возможно, его второе «я». Анатоля Франса в нашей стране знали и любили, я бы даже сказала, что в России была эпоха Анатоля Франса. Когда мой муж видел меня в домашней одежде, то говорил: «Анатоль Франс в туфлях и в халате». Это было название книги, которую написал литературный секретарь Анатоля Франса и его биограф. На экзамене по зарубежной литературе в университете мне попался вопрос об «Острове пингвинов». Я была счастлива, что смогу поговорить о своём любимом писателе и своей любимой книге. Редкие книги были дорогими, а некоторые даже бесценными. В романе Анатоля Франса «Преступление Сильвестра Боннара» академик, герой этого романа, похищает, ворует книгу. Понимает, что совершает преступление, но не может устоять.
Но проработала я в Книжной палате всего три года. Меня пригласили работать в ЦНТБ по строительству и архитектуре, потому что там нужен был человек со знанием славянских языков. В Палате я сидела и забывала свои языки, а в ЦНТБ я могла их использовать, и мне за знание языков платили надбавку к зарплате. Уходить из Палаты мне было очень жалко. Я в буквальном смысле заливалась слезами и на работе, и дома. Все мои сослуживцы видели, что я плачу, и говорили, что я могу остаться, моё заявление об уходе ещё не завизировали. Но перед славянскими языками я не могла устоять. Я перешла в ЦНТБ и не пожалела об этом.
Продолжение следует.
|
</> |