последние 2 страницы

– Простите, – говорю я. – Это действительно тот дом, где Раскольников убил старуху процентщицу? – Она смотрит на меня со страхом. – А черт его знает! – отвечает она и спешит прочь от меня, как от носителя зла. Оказывается, в этом доме недавно произошло убийство! Убита старуха, вроде нее самой. Что творится в России! Даже у себя дома ты больше не в безопасности. Очевидно, убийцу поймали. Но кто знает? Может, я спрашиваю только чтобы узнать, где она живет. Она оглядывается на меня, опускает голову и исчезает в подъезде на дальней стороне двора.
Выхожу через арку обратно на улицу, останавливаюсь, гляжу на ту сторону канала. Просто замечательно. Отсюда виден двор, где наша квартира, виден даже подъезд. Так близко… И прежде, и теперь.
На углу тесной кучкой стоят трое. Это пьяные, женщина и двое мужчин. На одном из мужчин синяя вязаная шапочка. У него большой синяк под глазом, а еще ниже маленький порез с запекшейся кровью. Они совещаются. Ну да, конечно, здесь рюмочная, в подвале рядом. Я и это забыла… Поворачиваюсь туда и сюда, не могу решить, в какую сторону пойти. И вдруг вижу серебристо-голубые купола Никольского. Они все время были здесь. Я просто на какое-то время забыла про них, забыла, что всего в нескольких шагах, через мост, стоит собор, и я могу дойти туда за минуту. Достоевский, наверно, тоже забыл. В «Преступлении и наказании» он ни разу не указывает, что если выйти из процентщицына двора со стороны Римского-Корсакова, то перед тобой предстанет Никольский собор. Я забыла, что дом процентщицы напротив нашего дома через канал – по той же причине, по которой Раскольников не замечал Никольского собора. Или скорее не по той же причине, а ровно наоборот. Когда мое сердце было полно любви, я перестала видеть дом процентщицы. Когда сердце Раскольникова было полно убийством, он не видел собор, или Кировский театр за углом, или Львиный мостик в нескольких сотнях шагов.
Именно в этом месте канала наблюдается небольшая географическая хитрость. На своем протяжении канал большей частью слегка изгибается, но тут, начиная от Львиного мостика, он образует большую петлю и возвращается к прежней линии. Если идти по набережной от Харламова моста, который здесь перекинут через канал, к Подьяческому, вы проходите мимо Львиного мостика, который всего в сотне метров от начала пути, а затем идете в ту сторону, откуда пришли. В сущности, этот микрорайон – маленький полуостров. Не зная, где вы, можно быстро потерять ориентацию, шагая по набережной как будто в одну сторону, хотя на самом деле в противоположную, потому что стоит пройти пять кварталов, и вы уже обошли весь полуостров, вернувшись к отправной точке.
Возможно, это тоже усиливает фантасмагорический эффект от пребывания в двух разных местах одновременно, в одном и другом времени и пространстве, где то, что высвечивается, когда в сердце любовь, совсем исчезает, когда в сердце убийство – и наоборот.
Внезапно на меня нисходит огромная легкость. Достоевский сказал, что красота спасет мир. Он просто забыл сообщить это Раскольникову. Перехожу Харламов мост. Теперь я на «нашей стороне» канала, в нескольких шагах от нашей квартиры, и столько же шагов до Никольского собора. Стою там минуту или две, настраиваясь. Потом иду в сторону куполов, сейчас они серебристые на фоне серого неба. Жаль, что Раскольников не шел рядом со мной все это время. Мы с ним пошли бы, держась за руки, в сквер вокруг собора. Сели бы на скамеечку и смотрели бы на собор. Мы смотрели бы, как меняется освещение. Мы прошли бы через сквер к собору, и дальше, к колокольне. Мы дошли вдоль Крюкова канала до Красногвардейского моста, откуда видны семь других мостов. Мне сказала об этом Зина, хозяйка той квартиры, которую мы чуть не купили за год до того, как купили квартиру на канале. Она стояла там и говорила: – Ни в каком другом месте я не могла бы жить счастливо. Где еще видно семь мостов сразу? Посмотрите, сосчитайте. – Мы пошли бы вдоль Садовой, от места, где канал Грибоедова пересекается с Крюковым. Потом обратно в сторону Кировского театра. Там афиша с репертуаром. Через неделю будет показан «Игрок» в прочтении Прокофьева. Кто же исполнит роль Полины Сусловой? Инфернальная женщина Достоевского, от которой он никак не мог отделаться, завладеет сценой. Но красота спасет мир.
Гляжу на свое отражение в канале. – Красота спасет мир! – кричу я в свое собственное лицо. Потом бросаю в воду камушек, лицо разбивается, исчезает в водной ряби, рябь расходится в стороны; ее останавливает холодная, неумолимая рука каменной набережной.
А вдруг не спасет?
_________________________________________________
В прошлом году проходил по тем местам, сделал несколько фоток:



|
</> |