«ПАВЛИНЬЯ КОМНАТА», И ЕЕ ИСТОРИЯ, ПЕЧАЛЬНАЯ И ПОУЧИТЕЛЬНАЯ
nikonova_alina — 25.10.2023Часть 3. Уистлер
У Томаса Джекилла была одна маленькая проблема – некое психическое расстройство в сочетании с депрессией. Биографы декоратора не уточняют подробности диагноза, но скорее всего это был маниакально-депрессивный психоз, который сейчас называют биполярным расстройством. Очень часто случалось так, что Джекилл с энтузиазмом брался за какую-то работу, а потом перегорал и бросал все на середине, нисколько не заботясь о сроках, выплаченном авансе, нанятых работниках и прочих пустяках.
Так случилось и со столовой Лейлэнда. Джекилл постепенно стал все реже появляться в доме на Prince's Gate, утрачивая интерес к работе, а потом вообще перестал заниматься проектом. Проблема была еще и в том, что Лейлэнд в то время в Лондоне бывал наездами, постоянно уезжая по делам в Ливерпуль, и, по сути, почти никак не контролировал то, что происходило в его лондонском доме.
И вот тогда на сцену и вышел Джеймс Эббот МакНейл Уистлер. На самом деле, художника еще раньше привлекли к оформлению прихожей в доме Лейлэнда, но, честно говоря, мне не удалось установить, что именно он там делал. Джекилл с Уистлером были знакомы, поэтому он и попросил художника закончить свой проект.
Изначально предполагалось, что Уистлер всего лишь проследит за окончанием работ, строго следуя плану Джекилла. После этого Джекилл связался с Лейлэндом, сообщил о своих проблемах со здоровьем и предложил кандидатуру Уистлера для завершения проекта. Лейлэнд совершенно не возражал.
Но когда Джеймс Уистлер приступил к работе, то ему показалось, что красные тюдоровские розы на обоях сильно диссонируют с нежной цветовой гаммой его «Принцессы», подавляя ее, хотя центром интерьерного решения должна была стать именно картина.
В общем-то он бы прав. Современные искусствоведы утверждают, что если «Принцессу» рассматривать саму по себе, то она выглядит как «слегка обрезанная, небрежно сделанная фотография, которая растворяется в «Павлиньей комнате»» И только вместе со специально сделанной рамой в окружении декоративных элементов, выполненных Уистером, картина становится «эстетическим… объектом» в детально декорированной комнате
Так что художник связался с Лейлэндом, сообщил ему о проблеме и предложил ретушировать кожу обоев желтой краской. Лейлэнд опять ответил согласием. Он даже разрешил украсить карниз «волновым узором», таким же, как на двери из освинцованного стекла, выполненной Джекиллом.
Поскольку хозяин дома отсутствовал, и Уистлеру было известно, что в ближайшее время из Ливерпуля он не приедет, то художник пошел на более смелые шаги и фактически полностью изменил дизайн Джекилла, уже согласованный, одобренный и оплаченный заказчиком. Позднее с невинным видом гения, не понимающего, в чем, собственно, проблема, Уистлер говорил об этом так:
«…Ну, вы знаете, я просто расписывал. Я начал работу «без проекта или эскиза», он рождался, пока я писал. И ближе к концу я достиг такой точки совершенства — «в каждом прикосновении — свобода» — что, когда я подошел к углу, с которого начал, мне пришлось снова переделывать его, так как разница между началом и концом была очень заметна. И гармония в сине-золотом начала складываться, и вы знаете, от этой радости я забыл обо всем…»
В конечном итоге, по сути, все свелось к тому, что Уистлер полностью закрасил и расписал заново сине-зеленой краской и золотом исторические обои Екатерины Арагонской.
Когда Лейлэнд вернулся из Ливерпуля и увидел «улучшения» Уистлера, то мягко говоря, впал в шоковое состояние. Художник и заказчик поссорились, причем не только из-за несогласованной смены декора комнаты, но и из-за того, что Уистлер потребовал дополнительную оплату за свой шедевр. Считается, что Уистлер дерзко (нагло) заявил Лейленду:
«…Это я сделал тебя знаменитым. Моя работа будет жить, когда тебя все забудут. …По случайности, в последующие десятилетия тебя будут помнить лишь как владельца Павлиньей комнаты…»
Уистлер был так зол на Лейланда, что однажды, когда ему удалось тайком пробраться в несчастную столовую, нарисовал на стене двух павлинов в воинственных позах, приготовившихся к драке, который символизировали самого художника и заказчика. Эту картину Уистлер назвал «Искусство и деньги, или история комнаты».
На этом конфликт между Уистлером и Лейлэндом не закончились. В 1879 году, после суда с искусствоведом Джоном Рёскиным, когда Уистлер был вынужден объявить о банкротстве, Лейлэнд, как его крупнейший кредитор, присутствовал при инвентаризации его имущества. Когда кредиторы прибыли в дом художника, то на самом видном месте обнаружили картину «Золотые струпья: извержение в роскошную наживу (Кредитор)», которая представяла собой карикатуру на Лейланда, изображенного в виде антропоморфного демонического павлина, который играл на пианино, сидя на доме Уистлера. Позднее художник упомянул об этой истории в своей книге «Изящное искусство создавать себе врагов».
Впрочем, у затянувшегося конфликта между Уистлером и Лейлэндом была и личная подоплека. Художник был влюблен в супругу мецената Фрэнсис, и как раз, в 1879 году Фрэнсис и Лейлэнд расстались. Не могу сказать, развелись ли супруги официально, или только разъехались, но в Лондоне все полагали, что инициатива исходила от Фрэнсис, а поводом послужила связь Лейлэнда с замужней дамой Розой Лорой Калдекотт, которая позднее даже родила от любовника сына. Но, кто знает, вполне вероятно, что в конфликт супругов Лейлэнд вмешался и Уистлер, и претензии были взаимны.
Наверное, больше всех из-за уистлеровской выходки пострадал автор первоначального проекта Томас Джекилл. Бедняга был так потрясен, увидев, во что человек, которого он считал другом, превратил его проект, что натуральным образом сошел с ума. Однажды его нашли в его студии в невменяемом состоянии, лежащим на полу, покрытом сусальным золотом. Джекила отправили в лечебницу, где он умер спустя три года, так и не придя в себя.
После смерти Фредерика Лейлэнда в 1892 году комната досталась по наследству его дочери Флоренс, которая была замужем за художником Валентином Кэмероном Принсепом, представителем поздних прерафаэлитов. Очевидно несколько лет наследница и ее муж думали, что им делать с этим шедевром, и, наконец, в 1904 году решение нашлось. «Принцессу из страны фарфора» захотел купить американский промышленник Чарльз Фрир. Судя по всему, остальное содержимое и декор «Павлиньей комнаты» ему предложили в нагрузку к картине, а он не стал возражать, анонимно выкупил все вместе с панелями, полками, светильниками, камином и коллекцией фарфора и перевез в свой особняк в Детройте.
До 1919 года «Павлинья комната» находилась в доме Фрира, возможно, он даже действительно использовал ее как столовую. А после смерти магната согласно его завещанию, комнату вместе с «Принцессой» переместили в Галерею искусств Фрира в Смитсоновском институте в Вашингтоне, открывшуюся в 1923 году. Понятно, что в настоящее время она является одним из главных экспонатов музея.
Так что, скорее всего, Уистлер был прав, горделиво утверждая, что судового магната Фредерика Лейлэнда потомки будут вспоминать только как первого владельца «Павлиньей комнаты».