Пастернак и политико-половые коллизии его окружения

uborshizzza — 26.12.2022
Сейчас зима, и почему-то у меня в голове вертится:
«Засыпет снег дороги,
Завалит скаты крыш.
Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь.
Одна, в пальто осеннем,
Без шляпы, без калош,
Ты борешься с волненьем
И мокрый снег жуешь.
Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу.
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу.
Течет вода с косынки
По рукаву в обшлаг,
И каплями росинки
Сверкают в волосах.
И прядью белокурой
Озарены: лицо,
Косынка, и фигура,
И это пальтецо.
Снег на ресницах влажен,
В твоих глазах тоска,
И весь твой облик слажен
Из одного куска.
Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему.
И в нем навек засело
Смиренье этих черт,
И оттого нет дела,
Что свет жестокосерд.
И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу.
Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?».
Может быть, дело в том, что зима в этом году – на редкость сырая, такая же, как в «Свидании».

Пастернак написал это стихотворение в 1949 году после того, как посадили его возлюбленную Ольгу Ивинскую. Он прислал стихотворение ей в письме в лагерь. Ольге не разрешали получать письма, но в этот раз ее вызвали к «куму» и там дали прочесть письмо. Представьте, получить такое? А Пастернак из конспирации подписывался «мама».

За что Ивинскую посадили? Ее дело до сих пор засекречено. Официальная формулировка: «за «антисоветскую агитацию» и «близость к лицам, подозреваемым в шпионаже». Пастернак считал, и она так говорила, что из-за него, чтобы иметь на него рычаг давления.

Пастернак в эти годы много занимался переводами. Он перевел трагедии Шекспира и «Фауста» - зачем было на него давить? Кем-кем, а диссидентом Пастернак не был, по крайне мере, в 1949 году. Он был до того осторожен, что в 1938 году, когда ему выпала редкая возможность выехать за границу, в Париж, он не воспользовался этим для того, чтобы по дороге заглянуть в Мюнхен, где жили его отец (известный художник), мать и сестры, которых он не видел с их отъезда. А они его ждали, особенно, мать.

Лидия Чуковская, которая работала вместе с Ивинской в редакции, говорила, что заместитель главного редактора журнала «Огонёк» Осипов, с которым Ольга была близка многие годы, присвоил казённые деньги, попал под суд, и во время следствия выяснилось, что в махинациях с фальшивыми доверенностями принимала участие и Ивинская.

Но главное все же то, что Пастернак верил, что она пострадала из-за него и чувствовал свою вину. Он считал, что хотели посадить его и добивались, чтобы Ольга его оговорила, но она проявила невероятную стойкость и спасла его. Ольга его не разубеждала.

Они познакомились в 1946 году в редакции журнала «Новый Мир», где Ольга работала на незначительной должности. Ей было 34 года, а ему – 56. Ольга любила поэзию, стихи Пастернака знала наизусть. Вскоре они сошлись.

Ольга была замужем 2 раза. Первый ее муж покончил с собой (застрелился) в 1939 году, когда она собралась уйти от него к любовнику вместе с их годовалой дочерью.
Это не помешало Ивинской выйти за любовника замуж, родила от него сына. Емельянов был директором школы рабочей молодежи, а Виноградов – главным редактором журнала. С ним жизнь обещала быть богаче и интереснее. Но второй муж невзлюбил тещу, написал на нее донос и посадил в тюрьму. Развестись с мужем Ольга не успела, потому что он умер в 1940 году от тифа.

Дочь Ивинской, Ирина Емельянова, рассказывала, что у Ольги до классика было 311 мужчин, а сама она родилась от случайного попутчика, с которым Ивинская вместе ехала в поезде, а вовсе не от самоубийцы-Емельянова.


В свою очередь Пастернак на момент знакомства с Ивинской состоял во втором браке. Развод с первой женой дался ему тяжело, он оставил восьмилетнего сына. Художница Евгения больше не вышла замуж, после развода два раза лежала в психиатрической больнице. Он взял ее в жены прямо из-под крылышка матери. Евгения была непрактична и невинна. Пастернаку же шел уже 33-й год. По-видимому, поэту все же нужен был другой тип женщины. Он признавался: «Я вступил в брак не желая, уступив настойчивости брата девушки, с которой у нас было невинное знакомство, и её родителей… Этот обман длился восемь лет. От этих отношений, которые не были ни глубокой любовью, ни увлекающей страстью, родился ребёнок, мальчик».
Пастернак помогал сыну и бывшей супруге материально, общался с ними, но понимал, что поступил не слишком порядочно.

Борис отбил свою вторую жену, Зинаиду, у собственного друга пианиста Генриха Нейгауза. Это была большая трагедия для последнего. Сын Зинаиды и Пастернака родился в 1938 году. Сыновья Нейгауза также воспитывались в семье Пастернака. Старший из них рос болезненным и умер в 1945 году. Зинаида очень тяжело это переживала, фактические супружеские отношения между ней и мужем прекратились. Зинаида знала о многочисленных увлечениях мужа, знала и его большой любви к Ивинской, но ни за что бы не согласилась на развод.

Понятно, что у Пастернака не было сил оставить женщину в такой тяжелой ситуации. И сыну его, 1938 года рождения, было еще не так много лет. Все время, что он жил с Ивинской, он продолжал состоять в браке с Зинаидой. Ивинской это очень не нравилось. По этому поводу между любовниками было много ссор.
Пастернак находился в хороших отношениях с первой женой. С Нейгаузом они остались друзьями. Он говорил, что хотел бы жить в одном доме вместе со всеми своими женами, но, к сожалению, это было невозможно.

Давайте прочитаем «Свидание» еще раз.
«Пойду размять я ноги:
За дверью ты стоишь…».
А с другой стороны двери кто находится?
И где это происходит? У Пастернака была квартира в Москве, кстати, четырехкомнатная, а в Переделкино у него был дачный дом. И квартиру, и участок выделил СП, а благоустройством занималась жена Зинаида – очень деловая женщина, но совсем далекая от поэзии. Пастернак говорил: «Что вы хотите – дочь жандармского генерала». Сама Зинаида тоже удивлялась: «Первый муж – великий музыкант, второй – великий поэт. Наверное, мне подошло бы что-то попроще». Но в молодости Зинаида была хороша собой. У нее была яркая южная внешность, доставшаяся ей от матери-итальянки. К тому же, великие музыканты и великие поэты – такие беспомощные в обычной жизни, но любят жить в чистоте, уюте и хорошо питаться. Все это Зинаида могла обеспечить, в отличие от, например, Евгении и Ольги. До первого замужества Зинаида Еремеева профессионально играла на пианино, но услышав игру Нейгауза, бросила это дело, так как поняла, что никогда не сможет играть, как он. Их семейная жизнь не была гладкой: пианист имел ребенка на стороне.

К сожалению, к 1946 году Зинаида располнела, постарела. Ей было уже 48 лет. Вроде бы и не так много, но долго болевший, а потом умерший сын, но постоянное беспокойство о муже, который мог подвести себя и семью под монастырь. Зинаиде много раз приходилось уговаривать Пастернака быть осторожнее: не подписывать коллективные письма, не фрондировать, чему он не всегда следовал. Сама она говорила: «Мои дети в первую очередь любят Сталина, а потом уже меня». А что еще было говорить дочери царского генерала?
Возможно, именно ее влиянию Пастернак обязан тем, что сам избежал репрессий. Впрочем, есть и другая версия: Сталин любил поэзию, сам в молодости писал стихи, и Пастернак нравился ему именно как поэт.
А ведь как поэт когда-то ее любил! Даже пытался отравиться: выпил пузырек йода. Нейгауз, когда узнал об этом, перестал бороться за супругу.
«Любить иных- тяжёлый крест,
а ты прекрасна без извилин,
И прелести твоей секрет
Разгадке жизни равносилен».

Но вернемся к стихотворению «Свидание»: открыл дверь – а за дверью Любимая. Вряд ли это городской дом – скорее, загородный.

Могло такое быть? Пастернак придерживался строгого распорядка дня.
Подъем около семи утра. Затем – уборка в комнате. В любую погоду умывался во дворе. После завтрака заваривал чай и работал у себя наверху до часу дня. Потом прогулка или работа на участке в сезон. В три садились обедать, но до этого Пастернак принимал душ – во дворе или, в холодную пору, в доме. Разговоры за обедом не велись – Борис Леонидович съедал суп быстро и очень горячим. Недолгий сон после обеда и работа – до восьми вечера. Прогулка. Ужинал в одиннадцать – холодным отварным мясом и мацони.

Итак, в 8 часов вечера поэт вышел во двор. На улице уже темно:
«Деревья и ограды
Уходят вдаль, во мглу
Одна средь снегопада
Стоишь ты на углу».
В восемь вечера в ноябре-декабре уже темно. Как поэт так хорошо разглядел Любимую? Может, там были фонари?

Он описывает ее подробно.
Она одета в легкое пальтецо, и на голове – косынка. Может быть, в такой одежде ее арестовали? А по погоде надо было бы надеть шляпу и калоши. Смешно сейчас представить трепетную женщину в калошах.
Она борется с волнением и жует снег (Хорошо, не рукав). Странная привычка, но, возможно, она была у Ивинской?
Стихотворение пропитано влагой (Что бы сказал об этом Фрейд?). Снег тает, еще не долетев до земли. С головы Ольги стекает вода, снег намочил ресницы, капли воды сверкают на волосах.
Я так и не поняла: «каплями росинки блестят на волосах». Росинки – это капельки воды. Как это «каплями росинки»?

Единственная упоминаемая поэтом примета внешности Ольги – это белокурая прядь, выпавшая из-под платка. Она озаряет ее лицо, фигуру, и «это пальтецо», которое так умиляет поэта, что он упоминает его во второй раз.
Про внешность Ольги – всё. Дальше идет восприятие поэтом своей возлюбленной. Он пишет, что ее облик слеплен из одного куска. Я это понимаю так, что ее облик завешен: невозможно ничего прибавить и ничего убавить.
Но вот в сердце поэта «навек засело
Смиренье этих черт».
Вот уж чего я никак не могу найти ни в облике Ивинской, ни в ее биографии, так это смирения. И никто не мог.

Анна Ахматова и Лидия Чуковская сильно не любили Ивинскую. Впрочем, Зинаиду они тоже не любили. Правда, и Зинаида их не любила. Она говорила, что от Ахматовой пахнет нафталином. Ахматова же говорила, что Зинаида своим примитивизмом погубит Пастернака.

Но Ивинскую Чуковская обвиняла в воровстве. Она сама отправляла одной из заключенных посылки, передала их через Ивинскую, а та оставляла все себе. Ольга это то отрицала, то говорила, что ей посылки были нужнее, то говорила, что обязательно бы отдала то, что присвоила, после отсидки. Но потом все же забыла. Некоторые исследователи оправдывают эту забывчивость тем, что у Ольги был легкий характер: вся такая воздушная, легкая, дитя… Пастернак думал также, а Ахматова с Чуковской считали, что не стоит его посвящать во все это – все равно не поверит. Пастернак постоянно поддерживал деньгами нескольких жертв репрессий, например, дочь Цветаевой.
Некоторые из тех, кто отбывали заключение вместе с Ивинской, утверждали, что она – стукачка, и что ее не зря сделали старостой барака. Может, завидовали?

Вернемся к стихотворению. Любимая волнуется, жует снег, одета не по погоде, а в ее глазах – тоска. Кто-то из современников писал, что когда Ольга смотрела на Пастернака, в ее взгляде была огромная печаль, а как только она от него отворачивалась, так сразу начинала улыбаться.
Но какая бы Ивинская ни была, она вдохновила Пастернака на прекрасные стихи.
«Как будто бы железом,
Обмокнутым в сурьму,
Тебя вели нарезом
По сердцу моему» - есть ли в русской поэзии более сильный образ?

Никаких действий в отношении этой женщины поэт не предпринимает. Разве не естественно было бы обнять ее, согреть, увести в дом?
Очевидно, что на самом деле свидание происходило единственно в воображении поэта:
«И оттого двоится
Вся эта ночь в снегу,
И провести границы
Меж нас я не могу».

Он не надеется на то, что они встретятся при жизни.
«Но кто мы и откуда,
Когда от всех тех лет
Остались пересуды,
А нас на свете нет?».

Но в 1953 году Ивинская вернулась. Вначале Пастернак не хотел, чтобы они увиделись вновь, но потом не устоял. Началась жизнь на два дома. Зинаида не хотела развода, а Ольга жила вместе с дочерью, сыном и своей матерью. Как-то очень круто бы было поменять свою налаженную жизнь под железной рукой Зинаиды на такое пестрое семейство. Теща, правда, потом вышла замуж, и это было ее третье замужество. Пастернак гулял на ее свадьбе. Они, наверное, были ровесниками. Мать потом жила долго, опять с дочерью и внучкой. Внук шутил, что если бы не инсульт, бабушка бы спустилась во двор и быстро нашла бы себе нового мужа. Она говорила: «Девки! Да вы хотя бы мужские штаны на стул повесили – все веселее было бы». Но это было много позже.

А в 50-х годах Ольга сняла маленький домик неподалеку от дома Пастернака в Переделкино, и особенно дорогих гостей он вначале приводил к себе, а потом к Ольге. А Зинаида? Ее, якобы, все устраивало.

В эти годы были написаны многие знаменитые стихи и завершен роман, принесший Пастернаку Нобелевскую премию и исключение из СП. Пастернак приступил к роману еще до Ивинской, и Лара была вначале брюнеткой, похожей на Зинаиду. Сюжет с развратившим ее Комаровским взят из биографии Зинаиды. Но потом Лара превратилась в блондинку, схожую с идеализированным образом Ивинской.

«Доктора Живаго» должны были опубликовать в «Новом мире», но потом отказали. Пастернака это взбесило. Ивинская помогала Пастернаку с переправкой романа за границу и с получением дохода от его публикации. С другой стороны, она же уговорила его отказаться от Нобелевской премии, сказав, что тебе, мол, ничего, не будет, а меня уничтожат. В свою очередь Нобелевский комитет счел, что заявление было сделано под давлением, и премию для Пастернака сохранили.

Вся история с осуждением общественностью, исключением из СП, статьями в прессе, вероятно, была неожиданной для Пастернака. Ведь присуждение Нобелевской премии советскому писателю – это почет не только для него, но и для СССР, а вот что получилось… Пастернаку предложили уехать из СССР. Ивинская и его старший сын готовы были поехать вместе с ним, но Зинаида и младший сын категорически отказывались, а без младшего сына он ехать не хотел.

Пастернак заболел. Он сразу понял, что у него – рак легкого, потому что однажды лежал в больнице с похожим больным и хорошо представлял себе картину болезни. Тому больному врали, что у него – остеохондроз, а он и верил. Пастернак не хотел, чтобы его обманывали. Как только заболела лопатка, он понял, с чем имеет дело.
Ухаживала за ним Зинаида – он не захотел, чтобы Ольга видела его слабым и больным. А Зинаиде он доверял убирать за ним горшки. Это продолжалось 2 года. А перед смертью писал жене: «Когда я умру, не верь никому. Ты была единственной, до конца дожитой моей жизнью». Оставшись вдовой, Зинаида не получала пенсии – из-за скандала с «Доктором Живаго» ей ничего не начислили. Она пережила мужа на 6 лет (а первая жена, Евгения, на 5 лет. Они обе были младше Пастернака лет на 8).

Доходы от «Доктора Живаго» Пастернак хотел завещать Ивинской и ее дочери, но настоящего завещания так и не составил. Когда он умер, Ольге разрешили с ним проститься – она дежурила за дверью дома, узнав, что конец близок.

Она устроила альтернативные поминки у себя дома. Среди ночи Ивинская, до того державшая себя в руках, закричала: «Ирка, что же теперь будет?!» Через два с половиной месяца, 16 августа, Ивинскую, а спустя три недели ее дочь, Ирину Емельянову, арестовали.

В этот раз посадка была связана с Пастернаком. Ее обвиняли в передаче рукописи «Доктора Живаго» за границу и получении гонораров. Посадили и ее дочь. Что касается гонораров, то до 31 декабря 1958 года на специальный счет, открытый издателем “Доктора Живаго” Фальтринелли в Швейцарии для Пастернака поступило 900 тысяч долларов (360 тыс. долларов из США, 70 тыс. долларов из Англии, около 440 тыс. долларов из других стран). И это были не те доллары, что сегодня.
Ивинская провела в колонии 4 года вместо восьми. Она была освобождена в 1964 году.

При Брежневе Ивинскую уже не преследовали. Она жила на доходы от «Доктора Живаго», написала книгу воспоминаний. А на даче в посёлке Луговая, где царила богемная атмосфера, гостили Владимир Высоцкий, Александр Галич, актёры театра на Таганке, Эдуард Лимонов. Умерла Ивинская в 1995 году.

Большую часть писем и рукописей стихов Пастернака, находившихся у Ивинской, арестовали при ее втором аресте. Потом они попали в госархив. После 1991 года Ивинская и ее дочь судились за то, чтобы конфискованное вернули. Ее дочь пыталась продать письма и автографы стихотворений на аукционе в Лондоне, но вывести их из РФ ей не дали.

По мне, так Ивинская – весьма спорная фигура, но благодаря ей появились чудесные стихи.
" Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.

Пройдут года, ты вступишь в брак,
Забудешь неустройства.
Быть женщиной — великий шаг,
Сводить с ума — геройство».

Или

«Недотрога, тихоня в быту,
Ты сейчас вся огонь, вся горенье.
Дай запру я твою красоту
В темном тереме стихотворенья».

Или
«Ты так же сбрасываешь платье,
Как роща сбрасывает листья,
Когда ты падаешь в объятье
В халате с шелковою кистью.


Ты - благо гибельного шага,
Когда житье тошней недуга,
А корень красоты - отвага,
И это тянет нас друг к другу».

Или

«О женщина, твой вид и взгляд
Ничуть меня в тупик не ставят.
Ты вся как горла перехват,
Когда его волненье сдавит.

Ты создана как бы вчерне,
Как строчка из другого цикла ,
Как будто не шутя во сне
Из моего ребра возникла .


И тотчас вырвалась из рук
И выскользнула из объятья,
Сама смятенье и испуг
И сердца мужеского сжатье.»


И, конечно, любимое многими «Мело, мело по всей земле». Но Пастернаку больше нравилось «Свидание».

Вся тетрадь стихов якобы сочиненных Юрием Живаго, помещенная в романе, посвящена ей. Кстати, Ахматова считала их неприличными для мужчины возраста Пастернака.

Прилично- неприлично, но эта женщина подарила поэту вторую молодость, а также он смог сделать то, что всегда хотел: бросил вызов системе, заставлявшей его всю жизнь проявлять чрезвычайную осторожность. И в итоге он выиграл. Да и Ивинская тоже. Да и русская поэзия, а значит, и мы, читатели.


В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и ругань)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив