.jpg){kind=logo}
Книга «Барса»: создание величайшей команды в мире» Грэма Хантера 
Колдун Российской империи. Демон из Пустоши. Виктор Дашкевич 
Черный сахар и снежная соль - чудеса Окинавы 
Четверг, стихотворение: Гвендолин Брукс 
Совпадение? Не думаю.. 
Дядя Сэм поборется с Зеленским, Шольцем и Макроном за звание «не лоха» года ) 
Год змеи по китайскому календарю 
Три года 
Одежный пост Друзья я уже трижды поднимала тему печенюшек-гостий, и католического обряда, где Иисуса выманивают этой печенюшкой и сливают с него кровь в чашечку. Грегорианская месса называется: http://assucareira.livejournal.com/236604.html http://assucareira.livejournal.com/241282.html ...
П. А. Голуб о казаках. Часть IV
kibalchish75 — 14.01.2022
Из книги Павла Акимовича Голуба «Правда и ложь о «расказачивании»
казаков».Казачья верхушка во главе с атаманом Красновым ясно сознавала, что она захватила власть против воли большинства населения Дона, провозгласившего Донскую Советскую республику. Раздавить эту волю большинства можно было только особенно жестоким террором в сочетании с вооруженной поддержкой со стороны германских оккупантов. Поэтому режим Краснова с первого дня своего воцарения обрушивает на сторонников Советской власти поток свирепых указов, угрожавших им тюремными застенками, каторгой и арестантскими исправительными отделениями. Еще до вступления Краснова в должность атамана его соратник походный атаман Попов приказывает во всех округах мобилизовать казаков переписей с 1916 по 1912 год включительно в ряды мятежной армии. «Уклоняющиеся от мобилизации дезертиры, — предупреждал генерал Попов, — а равно все ведущие преступную агитацию против борьбы за свободу Дона, будут считаться изменниками родины, предаваться «Суду защиты Дона» и караться со всей строгостью законов военного времени» (Донской край, 4(17) мая 1918 г.). Это наглядное опровержение хвастливых заявлений Краснова, будто в поддержку мятежа валом валило все казачество. И якобы не было никаких угроз неповинующимся.
Затем наступила эпоха террористического правления самого Краснова. 4(17) мая 1918 года он вступил в управление областью. И его приказы один свирепее другого посыпались как из рога изобилия. В первый же день своего «воцарения» атаман, действуя как неограниченный диктатор, издал приказ, которым он ввел в действие свод основных законов, который он навязал «Кругу спасения Дона», в том числе и главный из них — «Об атаманской власти». Краснову, видимо, показалось мало диктаторских основных законов, и он дал всем отделам (министерствам) специальные наказы, как действовать. Военному отделу — всемерно форсировать формирование мятежной армии — главного орудия подавления сопротивления мятежу; Отделу иностранных дел — крепить союз с германскими оккупантами; Отделу юстиции — «восстановить и вернуть к жизни все существовавшие раньше судебные установления и добиться того, чтобы ни одно преступное деяние не оставалось без возмездия». Свой мятеж, грубо поправший выбор большинства населения Дона, предводитель вандейцев «преступным деянием» не считал. Отделу внутренних дел атаман повелел приступить к созданию наемной милиции из лучших офицеров, урядников и казаков; «установить неослабное наблюдение за внутренним порядком в войске, немедленно арестуя и предавая суду тех казаков и граждан, которые будут возбуждать народ к насильственным действиям и неповиновению. Составить списки казаков и граждан, которые будут оказывать противодействие войсковым частям, служить в Красной гвардии и принимать участие в братоубийственной войне на стороне большевиков, для суда над ними и отобрания от них земли» (Донской край, 10(23) мая 1918 г.). Так главный мятежник цинично ратовал за наведение на Дону кладбищенского порядка и спокойствия и против «братоубийственной войны».
Под стать атаману действовало и руководство Донской армии. Начальник штаба армии генерал Поляков признавался, что он наряду со штабной работой исполнял роль одного из главных полицейских области, уделяя «добрую половину своего времени и во всяком случае не менее, чем фронту, на поддержание образцового порядка в тылу, зорко следя за настроением в нем и всемерно стремясь в корне задушить случайный бесшабашный разгул и ввести жизнь в нормальную колею» (Поляков И.А. Указ, соч., с. 232—233).
14(27) мая 1918 года последовал установочный приказ Краснова о наказаниях противников мятежа. Рассвирепевший атаман повелевал в нем предавать пленных красногвардейцев и гражданских лиц из казаков и иногородних к длительному тюремному заключению, принудительным работам, отдаче в арестантские исправительные отделения, а также на каторжные работы, для чего были открыты каторжные тюрьмы и вводились специальные каторжные команды особого назначения. Жертвами красновской диктатуры стали тысячи противников мятежа (см.: Приазовский край, 17(30) августа 1918 г.).
О том, что представляла собой каторга при власти Краснова, дает представление утвержденное его правительством «Положение о каторжных работах в местах заключения Всевеликого войска Донского». В нем указано, что заключенные, признанные годными к каторжным работам, направляются «либо в каторжное отделение областной тюрьмы, либо в особые каторжные тюрьмы, либо в формируемые каторжные команды особого назначения». Не способные к каторжным работам по возрасту (70-летние и старше) направляются для отбытия наказания в тюрьмы общего устройства, «но содержатся на положении каторжных». Как видно, тюремщики Краснова не давали пощады даже престарелым узникам.
Но верхом садизма режима явилась следующая его установка: «Каторжные арестанты содержатся в ножных оковах».
В примечаниях к этому пункту подписавшие этот документ глава красновского правительства генерал Богаевский и министр юстиции Захаров добавили: «Женщины, осужденные к каторжным работам, также содержатся в оковах ножных, но менее тяжелых». Палачи, «обувшие» женщин в оковы, облагодетельствовали их более легкой «обувкой». Жестокость здесь выступила в отвратительной смеси с цинизмом… (Сборник узаконений и распоряжений правительства Всевеликого войска Донского (далее — СУР правительства ВвД), вып. 3 и 4. — Новочеркасск, 1919, с. 205).
В этом чудовищном по жестокости документе много и других изобретений тюремщиков Краснова. «Снятие оков, когда сие необходимо для производства работ, — говорится в нем, — разрешается начальником тюрьмы лишь на время производства работ». Арестанты на тяжелых работах трудились 12 часов, на более легких — 14 часов, получая за этот каторжный труд 1/10 часть заработка. Ослушники железного распорядка каторги получали наказание: одиночное заключение до 6 месяцев или темный карцер от двух недель до одного месяца, или наложение оков до 6 месяцев и еще более зверские меры за побег.
Все каторжане поступали в разряд так называемых испытуемых. Для осужденных на бессрочную каторгу срок испытаний был 8 лет, для осужденных на 20 лет и более — 5 лет, для осужденных на срок от 15 до 20 годов — 4 года. Только после этого срока, который могли выдержать лишь единицы, каторжане поступали в разряд исправляющихся и освобождались от оков (там же, с. 205—206). Затем каторжане, отбывшие свой срок, должны были поступить на 5 лет под надзор общества. И только после всего этого бывший каторжанин мог покинуть территорию Войска, но без права возвращения в него. Как будто могли объявиться безумцы, прошедшие все эти круги ада, которые захотели бы вернуться на Дон снова.
Приведенный документ показывает, что, пожалуй, ни один из белых режимов не мог сравниться по бесчеловечности с режимом атамана Краснова, цинично именовавшим себя «народоправством». Женщина, осужденная на годы каторжных работ и закованная в оковы — этот трагический образ мог бы выразительнее всего служить визитной карточкой каторжного режима Краснова. Жестокость буквально пропитывала все приказы атамана и акты его правительства, направленные на подавление сопротивления мятежникам. «Ввиду исключительности переживаемого момента» Краснов 26 мая (ст. ст.) 1918 года распорядился учредить военно-полевые суды во всех полках и более крупных воинских соединениях, а также в гарнизонах и округах. Густую сеть этих чрезвычаек возглавили «тройки» из самых верноподданных лиц. Судить было приказано без лишних формальностей вроде предварительного следствия, при закрытых дверях. Приговор исполнять не позже, чем через сутки. Суду подлежали не только гражданские лица, враждебные режиму, но и пленные красноармейцы. Красновская Фемида была очень щедрой на «меры пресечения» — на каторжные работы сроком от 4-х до 20(!) лет с лишением всех прав состояния, исправительные арестантские отделения от 1 года до 6 лет, арестантские отделения от года до 6 лет, заключение в тюрьму от 2-х месяцев до 2-х лет (см.: СУР правительства ВвД, вып. 1. — Новочеркасск, с. 38—39).
Уже в первый месяц мятежа красновская охранка нахватала такое количество лиц, «арестованных в несудебном порядке по обвинению в большевистском восстании», что областная судебно-следственная комиссия не справлялась с разбором дел. И атаман 25 июня распорядился учредить судебно-следственные комиссии во всех округах (см.: там же, с 116). И этот разбухший карательный аппарат заработал безостановочно.
Неописуемая ярость охватывала атамана, когда он узнавал о дезертирстве казаков из действующих частей мятежной армии. Утверждая приговор Старочеркасской станицы об исключении из казачьего сословия 22-х таких казаков, лишении их всех прав состояния и высылке за пределы области, атаман сопроводил приговор припиской: «Предупреждаю, что общественные приговоры об исключении из казачьего сословия за дезертирство будут мною утверждаться незамедлительно, а виновные сверх того предаваться военно-полевому суду» (Донской край, 20 июня (3 июля) 1918 г.). Свои угрозы Краснов подтверждал многократно...
Главу донских вандейцев лишала сна и покоя мысль, что в тылах его режима укрывается много лиц, сотрудничавших с Советской властью. Более того, они пользуются поддержкой со стороны станичников. И правительственный «Донской край» публикует разгневанный приказ атамана: «По имеющимся сведениям, в станицах и хуторах области продолжают не только укрываться, но и пользоваться гостеприимством лица, состоявшие на службе у большевиков. Усматривая в этом одинаковую преступность как со стороны укрывающихся, так и укрывателей, приказываю всем окружным атаманам, под их личную ответственность, а также обязываю станичные и хуторские общества незамедлительно принять меры к розыску всех таких лиц, и по задержании препровождать их в г. Новочеркасск в распоряжение дежурного генерала Всевеликого войска Донского» (Донской край, 3(16) июля 1918 г.). Приказ спровоцировал мерзкую кампанию доносительства и сыска, в результате которой в руки карателей попала не одна сотня противников мятежа.
Подобные же «зачистки» по приказу Краснова последовали в войсках и с тем же печальным результатом для подлинных патриотов. Атаман угрожающе предупредил: ему «доподлинно известно, что в войсках до сих пор остаются на службе офицеры и казаки, служившие ранее Советской власти» (СУР правительства ВвД, вып 2. — Новочеркасск, 1918, с. 119). И последовала новая волна доносительств и арестов.
Как же вело себя трудовое казачество в условиях железной диктатуры вандейцев? Если большая часть казаков-середняков из бывших фронтовиков поддалась антисоветской агитации казачьей верхушки и как бы добровольно взялась за оружие, то другая часть, правда, меньшая, вступила в мятежную армию под зверским напором режима. Она, хотя и подчинилась режиму, но в кризисные моменты открыто фрондировала ему, в чем проявились неизжитые еще настроения, приобретенные на фронтах Первой мировой войны. Эта часть сопротивлялась поголовной мобилизации в армию, выступала против авантюрной и агрессивной политики Краснова, пополняла ряды дезертиров, давала кадры добровольцев в Красную Армию, уводила с боевых позиций целые казачьи полки в знак протеста против продолжения преступной войны против Советской России, как то было в январе-феврале 1919 года в Верхне-Донском округе.
Самодержец Краснов сочинял мифы, будто его мятеж поддержало поголовно все казачество. Но Краснова разоблачил... сам Краснов. В своих амбициозных воспоминаниях он, сам того не желая, признал, что после молебствий и призывов к мятежу «выходило на фронт очень много. Но по пути многие отдумывали, других отговаривали жены. Многие останавливались под предлогом «прикурить маленько», отставали и возвращались тихонько домой. Шли больше старики и зеленая молодежь, фронтовики серьезничали, ждали приказа» (Дон и Добровольческая армия, с. 58).
Как видим, картина хода мобилизации, нарисованная атаманом, не столь уж благостная и вовсе не похожа на всенародный подъем, как о том вещал повсюду Краснов. Весьма примечательна его оговорка насчет казаков-фронтовиков: они вовсе не рвались добровольно вступать в мятежную армию, а «ждали приказа», то есть делали это по принуждению. Трудовой казак, прежде чем взяться за оружие, крепко чесал в затылке, раздумывая: а зачем ему нужна эта война, с которой он может и не вернуться. А когда таких «мыслителей» атаман и его генералы загоняли в строй, у мобилизованных рядовых казаков широкое распространение получил так называемый «станично-хуторской» патриотизм, гласивший: свои станицы и хутора оборонять будем, наступать за их пределы — нет. Краснов обошелся с такими патриотами весьма круто. Он писал о себе в третьем лице, на манер знаменитых древних писателей: «Атаман суровыми мерами расправился с митинговавшими полками, предал полевому суду самовольцев...» (там же, с. 72). Немало «самовольцев» поплатилось за свое упорство тюрьмами, а самые стойкие попали в число тех, кого террористический режим Краснова отправил на вечное успокоение.
Трудовое казачество, втянутое в мятеж либо обманом, либо жестоким нажимом, в значительной своей части испытывало серьезные колебания. Об этих колебаниях доверительно поведал начальник штаба Донской армии генерал Поляков: «Борьба становилась ожесточенной и беспощадной, — вспоминал он о поведении так называемой Заплавской группировки мятежников. — Однако настроение казаков Заплавской группы, нельзя сказать, что было особенно устойчивым. То они горели желанием победить врага или умереть, то вдруг в минуты утомления такая решимость сменялась малодушием. Тогда они глухо ворчали и говорили о ненужности и бесцельности борьбы с большевиками, которых все равно не победить, ибо за ними стоит вся Россия. Случались и худшие моменты, когда они не прочь были «замириться» с красными и выдать им своих старших начальников. Такие колебания станичников от нас не укрывались. Приходилось поэтому направлять ум и энергию не только на ведение боевых действий, но зорко следить за настроением дружинников. Надо было все время поддерживать в них бодрость духа и решительно устранять причины и явления, могущие на них действовать отрицательно» (Поляков И.А. Указ, соч., с. 178).
У атамана Краснова и его вандейцев при оценке отношения казачества к мятежу явно не сходятся концы с концами. С одной стороны, они укоряют Деникина за то, что он со своими офицерами-добровольцами ведет против большевиков войну классовую, а вот они подняли, в отличие якобы от деникинцев, поголовно все донское казачество на войну национальную, общеказачью. И Краснов, впадая в патетику, рисует в воспоминаниях «Всевеликое войско Донское» фальшивую картину якобы всенародного подъема в поддержку мятежа. «Все отдавалось за свободу родины — жизнь и достояние, — вещает атаман. — Все лошади были отданы или в строй, или в обозы, коров и волов резали без сожаления, чтобы кормить фронт, хлеб возили туда же, туда же отдавали последнее платье и белье» (Дон и Добровольческая армия, с. 98). Но документы той поры, прежде всего приказы, написанные рукой самого атамана, безжалостно разрушают картину, нарисованную им во славу себе и своему режиму.
Карающая рука диктатора Краснова дотянулась и до иногородних, не скрывавших своей вражды к его режиму. Атаман хотел заставить этих постоянно унижаемых на Дону людей защищать интересы казачьих богатеев. Еще в июне 1918 года он приказал призвать иногородних Черкасского, 2-го Донского и Донецкого округов в мятежную армию. Но многие крестьяне Донецкого округа отказались исполнить его приказ. Это вызвало у атамана взрыв ярости. Он объявил всех уклоняющихся изменниками. «Приказываю всех отказывающихся исполнить свой долг перед родиной крестьян вместе с их семьями выселить за пределы области, а имущество их конфисковать в Донскую казну» (СУР правительства ВвД, вып. 3 и 4. — Новочеркасск, 1919, c. 171).
Чересчур лукавил атаман, обвиняя уклонистов в измене родине, ибо белоказачий Дон был для иногородних не матерью-родиной, а злой мачехой.
Нежелающих служить мятежному атаману оказалось немало и в Таганрогском округе. Всюду на Дону жизнь иногородних была горькой. И таганрогцы тоже ответили на приказ Краснова отказом. В своем очередном приказе (конец октября 1918 г.) предводитель мятежа, впадая в истерику, заявлял, что иногороднее население Таганрогского округа недостойно-де высокой чести служить под донскими знаменами. Атаман рвал и метал: «Угар большевизма, как видно, не прошел еще в населении этого округа... Были случаи массового дезертирства и даже уноса оружия, были случаи злостной агитации. Виновные понесли тяжелую, но справедливую кару — они преданы смертной казни...».
Разъяренный атаман отменил призыв иногородних переписи 1918—1920 годов в округе, заменил его военным налогом в 250 руб. с каждого призываемого и, кроме того, назначением на государственные принудительные работы. Налог было велено «взыскать с беспощадной строгостью». А население округа предупреждалось, что если к будущему набору оно «не выздоровеет от большевизма», то все те семьи, в которых окажутся призывники-уклонисты, «будут лишены права на землю, имеющиеся у них земли и имущество будут отобраны в войско, а сами они будут высланы из пределов войска Донского» (Донские ведомости, 25 октября (7 ноября) 1918 г.).
Начальник штаба Донской армии генерал Поляков высказался об отношении местных крестьян к мятежной армии столь же гневно: «Все казаки до 52-х лет были на фронте... Оставались еще крестьяне Донской области преимущественно старших возрастов. Но рассчитывать на их помощь не приходилось. Искони настроенные к казакам враждебно, они были крайне ненадежны. При первых неудачах они... распылялись, предавали своих соседей и уводили к красным командный состав. В этом отношении особенно выделялся Таганрогский округ — угольный район. Крестьяне этого округа, призванные в армию, явно проявили свое отрицательное отношение к казачьей борьбе с большевиками. Случаи массового дезертирства с уносом оружия и злостная агитация вынудили донское командование заменить им службу военным налогом и назначением на принудительные тяжелые работы» (Поляков И.А. Указ, соч., с. 310).
Об изгнании с донской земли иногородних крестьян и конфискации их имущества, как о весьма обычном деле, генерал даже не упоминает. Современные сочинители панегириков о донских вандейцах тоже делают вид, что ничего не знают об их проделках. Но они старательно муссируют малейшие факты из архивов о решении советских органов относительно высылки с Дона контрреволюционно настроенных главарей белоказаков и переселении туда сельской бедноты и рабочих из других губерний, хотя эти решения по военным обстоятельствам остались почти нереализованными. Но комья грязи против Советской власти певцы белоказачьих «доблестей» не преминули бросить. Такая вот объективность у этих господ-сочинителей.
Итак, мятежники под водительством атамана Краснова и при всесторонней помощи германских оккупантов в течение апреля-августа 1918 года прошли как вандалы по территории Донской области, оставив за собой кровь, смерть и разрушения. Они совершили государственное преступление — свергли народную власть, установленную по воле большинства населения Дона — рабочих, местных и иногородних крестьян и передовой части трудовых казаков. Вандейцы Краснова превратили Дон в одно огромное поле кровавого сражения. Террор против сторонников Советской власти приобрел такой накал и такие масштабы, что в эту ситуацию, крайне трагическую, вынуждено было вмешаться Советское правительство РСФСР. Нарком иностранных дел России Г.В. Чичерин направил 25 августа 1918 года ноту протеста хозяевам Краснова — германскому генеральному консульству в Москве. В ноте говорилось: Донская область вошла в состав Российской Федеративной Советской Республики волею «подавляющего большинства донского населения, до сих пор остающегося на стороне Советской власти. Так называемое донское правительство мятежников против Советской власти могло усилиться лишь благодаря посторонней помощи, давшей ему возможность производить насильственные действия в Донской области, где им уже расстреляно свыше 30 000 приверженцев Советской власти и где организуемые им при помощи извне банды угрожают сообщениям Российской Республики с Югом» (Документы внешней политики СССР, т. 1. — М., 1957, с. 434—435). Однако протест был нагло проигнорирован, и преступления вандейцев продолжались.
Патриоты, уцелевшие от рук озверевших палачей Краснова, заполняли донские тюрьмы. Как следует из обзора деятельности Отдела (министерства) юстиции по тюремной части мятежного правительства, только за период с августа 1918 года по февраль 1919-го численность заключенных в тюрьмах Краснова предстает в следующем виде (см. в Государственном архиве Российской Федерации: Обзор деятельности Отдела юстиции по тюремной части с августа 1918 г. по февраль 1919 г., с. 13):
Как видно из приведенных данных, тюрьмы области были переполнены арестантами в два с половиной раза. Что касается обшей численности заключенных (7 034 человека), то эта цифра не отражает количества всех тех узников, которые прошли через руки жестоких тюремщиков за указанное время, так как арестованные постоянно пополняли тюрьмы, а часть их угонялась на каторжные работы или же умирала от невыносимых условий, хотя средняя численность тюремного населения оставалась почти одинаковой. Так что общее количество лиц, попавших в руки тюремщиков за указанный период, было значительно больше, чем указанная цифра в 7 084 человека. Кроме того, к этой цифре необходимо добавить, как минимум, столько же арестованных в первый период мятежа (с апреля по август 1918 г.), когда террор доходил до белого каления. Таким образом, общее число заключенных при Краснове достигало по меньшей мере 14—15 тысяч.
В отчете тюремного отделения вскользь сказано о военнопленных, пополнявших места заключения: «Эти военнопленные, оборванные, грязные и полуголодные, месяцами не видевшие бани, пришли в тюрьму уже зараженные тифом». Здесь их ждали адские условия, о которых в отчете сказано: «Так как численность арестантского населения значительно превысила нормальное число, то пришлось разместить арестантов в находящихся при тюрьме бараках — кирпичных сараях. При этом тюрьма (Новочеркасска. — П.Г.) еще не была приспособлена для содержания арестантов. В ней не было освещения, водопровода, канализации; одиночный корпус не имел даже временных печей, не везде были замки, стекла в окнах. Часть камер не имела полов, баня не функционировала» (там же, с. 14). Короче, правительство Краснова очень «позаботилось» о том, чтобы как можно больше своих противников отправить туда, откуда возврата нет. За отчетный период в тюрьмах Дона заболело сыпным тифом 542 узника, умерло 129, возвратным тифом заболело 1 254, умерло 200 человек (см.: там же, с. 15).
В заключение отчета даже свирепый тюремщик обронил слезу сострадания: «В переполненных тюрьмах находятся дети арестованных, ничем неповинные и вынужденные переносить ту же жизненную обстановку...» (там же, с. 18).
Подлинность указанных фактов засвидетельствовал управляющий Отделом (министерством) юстиции Захаров...
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Архив записей в блогах:
На первый Дашин день рождения мы решили сделать подарок нам всем и заказали семейную фотосессию у sim_sisters (спасибо!!!) Теперь, уже в качестве клиента, я рекомендую устраивать такие маленькие радости себе и своим любимым! Мы с улыбкой смотрим ...
Есть общий официоз. Он согласован на всех уровнях между всеми элитами и властями (истеблишмент) большей части стран. Власти могут воевать между собой, истребляя население, теряя ресурсы и территории, но незыблемым остаются договорные научные парадигмы, официальная история с дарвинизмом и ...
Поговаривают, что теперь в России могут наехать и на Вотсап, мол, не там сидишь, не так свистишь — неправильно звонишь. И это, конечно, не может не радовать. Во всяком случае, меня и моих друзей. Попробую объяснить. Помнится, где-то год назад один приятель, подкрышный коммерс, ...
– Для начала хочу спросить, как можно сейчас оценить деятельность Патриарха Кирилла, какие изменения произошли? Стало лучше или хуже? - Думаю, что те перемены, которые уже есть, пока заметны только «профессионально-православным» людям, т.е. тем, ...
