Откуда берется вандализм?

Та Москва, которую я считаю «своей», чиста, ухожена и прекрасна. Но этот отменный внешний вид отражает не столько внутреннюю потребность горожан жить в чистоте и порядке, сколько последовательную политику городских властей по поддержанию приличного вида столицы. Почему так происходит?
Думаю, что ответ следует искать в генезисе отечественной массовой культуры, в ее противоречивом характере и непростой истории. Тенденция идеализировать дореволюционную Россию и списывать невысокий уровень культуры на разрушительные настроения, которые принесла Октябрьская революция (или переворот, если вам так больше нравится), мне кажется не вполне обоснованной. Безусловно, и репрессии по отношению к деятелям культуры имели огромное негативное значение, но массовая культура – это, прежде всего, система ценностей, которая формируется не на примерах живописных полотен, скульптур и симфоний.
Разрушение соборов и усадеб – это примитивный, стихийный вандализм, который является издержкой любой войны и революции. Без ориентации масс на разрушение невозможно заставить их рисковать собственной жизнью ради отъема и/или укрепления власти. Когда случается война или революция, уничтожению подлежит все, что в той или иной степени ассоциируется с прежним режимом или врагом.
Народ, для которого собор и усадьба, видимо, никогда и не были местами, связанными с положительными эмоциями, и который всегда ощущал огромную пропасть между собой и этой «культурой», будет стремиться разрушать объекты, вызывающие отвращение. Психологически это понятно.
Все, что связывалось с угнетением, было уничтожено, и началось строительство новой общей культуры, которая принадлежит не кучке высокомерных попов и помещиков, а всем и каждому. Хорошо, правда?
Однако спустя несколько десятилетий, по мере того, как новая власть прочно врастала в старые троны, обнаружилось следующее: несмотря на все свои головокружительные взлеты, культура все меньше и меньше становилась достижением широких масс.
Красивые постройки, фонтаны, художественные произведения – все это постепенно отдалялось от обывателя. А близкими ему оставались грязные общежития, тесные коммуналки, уличные туалеты и прочие некультурные обстоятельства. Страна наращивала темпы своего промышленного и культурного развития, а значительная часть населения так и оставалась отчуждена от всей этой роскоши.
Политизация и бюрократизация культурного процесса, резко обострившаяся с середины 1930-х годов, логично привела к реставрации старого конфликта, при котором всем не принадлежит ничего, а всё принадлежит единицам. Не чувствуя себя владельцами имеющихся сокровищ, люди продолжили смотреть на них глазами вандалов. Народное творчество стало сворачиваться, а культурные объекты постепенно превратились в элементы идеологической системы.
Что же получилось в итоге? Люди, не имевшие практики личной вовлеченности в создание культурной среды, так и не научились воспринимать общественное пространство как пространство, за состояние которого каждый несет долю ответственности.
Церкви продолжали разрушать. Почему? Да потому что заменить бога, которому молились в соборах, на нового идола – Сталина, было совсем не трудно. Канонизация социалистической идеологии произошла как незаметная подмена одних вертикальных отношений (человек – Бог) другими вертикальными отношениями (человек – власть).
Если бы Бог воспринимался верующими не как карающий начальник, а как опора, любовь и поддержка, этого бы не произошло. Вера в социализм ничем не отличалась от веры в Бога, и она стала для страны новой версией православия.
Вандализм – это форма протеста, и чем меньше человек ощущает себя активным участником созидательного процесса, тем больше он склонен к протестному поведению. Единственным противоядием является вовлеченность, причастность к общим материально-культурным ценностям и, как ни странно, к деньгам, ведь деньги являются обязательным условием материальной культуры.
Пока общественная жизнь навязывается человеку сверху, пока он отчужден от выбора будущего, ожидать бережного отношения к общим материальным ценностям можно только от тех, для кого разруха непереносима как явление. Все остальные - те, кто и в собственных домах не замечает запустения и хлама, будут относиться к общему имуществу как вандалы – пассивные или активные.


|
</> |