Одержимость

- Волкова! – орала она с входа трубным голосом, каким было бы хорошо отдавать приказы артиллерийскому дивизиону в разгар боя. – Твой ребенок сунул пуговицу в ухо, и она там застряла! Что будешь делать?
- Какой ребенок, - непонимающе пялила глаза Волкова, ученица десятого класса, с задней парты левого ряда.
- Твой ребенок! Твой! – раскаты артиллерии накрывали класс. – Поверь, у тебя обязательно будет ребенок! Красивенькая девочка, носик пуговкой, ясные глазки и прекрасная ангельская улыбка! И вот это чудо сунуло себе в ухо пуговицу! Ну?! Что будешь делать?
- Я… Я…
Волкова морщила лоб и пыталась сообразить.
- Ты учила параграф, заданный на дом?
- Учила.
- Так вспоминай! Ну же! Строение уха! Что там, в ухе у твоей чудесной малышки? Может быть, она будущая Монсеррат Кабалье или Алла, прости Господи, Пугачева! А из-за того, что ты не выучила урок, она сейчас останется глухой на всю жизнь! Ну! Ну! Скорее!
Волкова покрывалась пятнами, пыталась судорожно что-то вспомнить из учебника, что же там, среднее ухо, какое-то еще ухо, или как там его.
- Ну! Кто готов спасти замечательную дочку Волковой?! Может ты, Гатаулин?
Голос метался по кабинету тревожным набатом. Десятый класс переживал за милого малыша, по младенческому недомыслию сунувшему себе в ухо какую-то гадость. Шуршали страницы учебника биологии. Шла спасительная операция. Волновались и участвовали все, даже отъявленные лоботрясы.
Вот так она учила нас в школе биологии, Елизавета Алексеевна, некрасивая женщина, страстно увлеченная своим делом.
|
</> |