О связи гибкого автоматизированного производства и макаренковской модели

anlazz — 23.11.2018 Есть такое интересное ощущение при решении сложных задач, выполнении сложных проектов и т.д. – это то, что при движении к завершении их, многие кажущиеся неразрешимыми проблемы начинают как-то «само собой» решаться. Как будто из многих разрозненных частичек неожиданно складывается некий, вполне осмысленный, паззл. Собственно, именно это состояние, ИМХО и является маркером удачного решения – в неудачном, наоборот: чем дальше, тем больше проблем.

И именно оно возникает при попытке осознания того, как же реально мог осуществляться переход к обществу, основанному на низкотчужденном труде. Иначе говоря, обществу коммунистическому – тому, которое, собственно, и должно было прийти на смену привычному нам советскому социализму. Поскольку при первом приближении становится понятным, что проблем – причем проблем трудноразрешимых – тут невероятное количество: уж слишком сильно отличается привычное для нас советское (позднесоветское) общество от привычных концепций «мира будущего». И кажется, что нет ничего общего между грезами о «прекрасном далеко» - и реально существовавшем  СССР, с его очередями, коммуналками, серыми домами, изматывающей работой, забитыми автобусами и т.д.

Разумеется, первоначально все это еще можно было объяснить тем, что идет переходный период, что страна лишь готовиться к переходу в «общество будущего». Но чем дальше  продолжается существование «реального социализма», тем меньше становится людей, уверенных в том, что этот самый «переходный период» когда-нибудь завершиться. Пока, наконец, большинство не уверилось в том, что никакого перехода не планируется - и завтра будет то же, что и вчера. Т.е., тот же забитый автобус, та же очередь в гастрономе, та же серость заводских будней. Разумеется, можно было жить и так - тем более, что по существу, эта жизнь была много лучше, нежели жизнь 90% населения земного шара. (Причем, включая и часть населения т.н. «развитых стран», для которых то же советское образование или здравоохранение было недоступно.) Но, тем не менее, до коммунизма эта жизнь не дотягивала совершеннейшим образом.

Наверное, тут не надо говорить, что подобное представление оказалось одним из факторов, способствующих победе антисоветизма в стране. В результате чего уже в начале 1980 годов всякая  мысль о коммунизме стала казаться даже не странной – а какой-то еретической. Еще некоторое время он «продержался», как некая странная сказка – тот самый мир «Гостьи из будущего», о котором еще можно было рассказывать детям, но самому верить в него так же глупо, как верить в наличие живой воды или скатерти самобранки. Потом же и указанная сказка исчезла – и осталась чистая и непреклонная убежденность в том, что никакого «нового общества» не только никогда не было, но и никогда не планировалось. И разумеется, быть никогда не могло. ("Люди есть животные – и обращаться с ними надо именно как с животными" - вот непреложная истина для человека 1990 годов.)

Однако так ли это? В том смысле, что так ли наша реальная советская действительность была далека от этого не случившегося «прекрасного далека»? Как не удивительно, но чем дальше уходи время от советской эпохе, тем яснее становится – что нет, и на самом деле указанный «переход» был довольно близок. (Хотя «близок» - это не значит, что он обязательно должен был наступить.) И что «советского социализма» однозначно шло зарождение совершенно новой человеческой общности –  того самого коммунизма, которого в свое время так старались достичь, да бросили это занятие, не «дотянув» совсем немного. Причем, что удивительно, неожиданно оказывается, что эти самые локусы будущего не просто существовали в самых неожиданных областях – но и, «таинственным образом», оказывались комплиментарными друг другу. Как тот самый, упомянутый в начале «паззл».

Можно, например, взять такие важные элементы, как система образования и система производства. Казалось бы, что между ними общего – кроме того, разумеется, что они должны обязательно присутствовать в каждой социосистеме? Тем не менее, чуть ли не с самого начала строительства коммунистического общества стало понятно, что одним из базисов его должна выступать такая же неотчужденная педагогика. (Недаром, великие коммунистические утопии советского периода – это, прежде всего, утопии «педагогические».) Которая, в свою очередь, обязана строиться на совершенно иных принципах, нежели строиться данная отрасль сейчас. Впрочем, поскольку тема эта очень и очень важная, то подробное рассмотрение этой самой «новой педагогики» здесь я опущу. Скажу лишь, что указанная педагогика оказывается не просто возможной – а вполне существовавшей в нашей же истории.

Разумеется, это коммуны А.С. Макаренко. О которых так же было сказано весьма немало, поэтому я не буду тут рассматривать все подробности указанной системы. Напомню только на то, что в данных коммунах Антон Семенович добивался поразительных педагогических результатов: при на порядок меньших затратах, нежели в «обычной» школе, он легко «перековывал» бывших малолетних преступников в активных советских граждан. И все это при серьезнейшем дефиците всего – в том числе, и дефиците квалифицированных кадров. Поэтому думать, что «макаренковская система» основывается исключительно на «личных качествах» учителей, более, чем смешно: один Антон Семенович подобную «громаду» просто не потянул бы, а его соратники были самые «обычные» по тем меркам люди. Такие же, что и в «нормальных» школах. (Да и Макаренко, разумеется, ничуть не Супермен.) Так что можно сказать, что основное различие со всем остальным тут вовсе не в «персонале», а именно в системе.

Если прибавить сюда еще и то, что созданные Макаренко коммуны показали признаки «масштабируемости№ (при слиянии с Куряжской колонией) и «копируемости» (создание коммуны им. Дзержинского), то можно только удивляться: почему это такие блестящие результаты так и не стали основанием для победного шествия подобных коммун по всей стране. Особенно это кажется странным при учете того, что  Макаренко, при всех своих достоинствах, был еще неплохим писателем:  он прекрасно изложил «свою систему» в серии книг. («Педагогическая поэма», «Марш 30 года», «Флаги на башнях» и т.д.) То есть – никаким секретом его педагогическая система не является, и любой разумный человек вполне может увидеть все ее особенности, и сделать нужные выводы.

Казалось бы, при подобном положении «макаренковская педагогика» должна была стать базисом советского (хотя бы) образования. Но нет: ни во время жизни педагога, ни после его смерти она больше не разу не применялась. А точнее сказать – все попытки ее применения заканчивались неудачей.  Разумеется, именно отсюда и пошла легенда о неких феноменальных «личных особенностях» педагога, которые, якобы, и делали коммуны Макаренко коммунами Макаренко. Но понятно, что подобная мысль крайне идеалистична. Поскольку на самом деле, все гораздо проще. А именно: дело в том, что основанием для «макаренковской педагогики» – как уже не раз говорилось – является тесное сопряжение образования и труда. Причем, труда не або какого, а, во-первых, низкоотчужденного; а, во-вторых, производительного. Впрочем, эти характеристики очень тесно связаны: для понимания того, чем является труд, он должен приносить реальную и хорошо видимую пользу. Поскольку только при этих условиях труд сможет стать тем «драйвером», что «волшебным образом» повышает мотивацию учащихся и увеличивает их конструктив во всех областях жизни.

Но именно с подобным трудом в советской педагогике и были проблемы. Точнее сказать, проблемы были с трудом вообще – поскольку сопрягать задачу образования и задачу современного индустриального производства оказалось практически невозможно. Ну да, Макаренко мог позволить себе «истребовать» завод по изготовлению разного рода «высокотехнологичной» продукции – однако это было возможно только потому, что данный завод был, по сути, «продвинутой» мастерской. (На общероссийском уровне, где 80% населения пахали землю деревянной сохой, это был, конечно, хай-тек, но по сравнению с теми же заводами Форда – очевидная архаика.) Где те же фотоаппараты изготавливались тысячами штук в год (15 тыс. в 1935 году). Собственно, отсюда неудивительно, что впоследствии завод у коммуны «отобрали» - т.к. стране данная аппаратура стала нужна в гораздо большем числе, а достичь этого можно было лишь с увеличением разделения труда. Т.е., с ростом отчуждения.

То есть, именно это самое разделение труда – процесс, безусловно, прогрессивным на том этапе – и «закрыло окно» для внедрения «макаренковской педагогики» в стране. Поскольку теперь детей нужно было или «ставить на конвейер» в виде «обычных» работников – но педагогического смысла этот труд, разумеется, не имел. Или же создавать для них некие «особые» трудовые процессы – но имеющие исключительно образовательное значение, и поэтому к реальной пользе относящийся довольно слабо. (Все эти «пришкольные участки», декоративность которых была ясна даже первокласснику.) Ну, и разумеется, ни на каком нахождении «на передовых рубежах прогресса» - а именно этот показатель Макаренко считал одним из наиболее важных для подобных вещей – тут нельзя было даже рассчитывать. В лучшем случае – списанное по старости оборудование с подшефного завода. (Да и то приходится скорее охранять от детей, а детей от него – так как сложность управления этим оборудованием слишком высока для быстрого овладения.)

В общем, оказалось, что индустриальное производство, а особенно –массовое индустриальное производство – с образованием не «бьется» никак. Собственно, именно в этом и лежала главная  причина того, что с идеями Макаренко в СССР случился очевидный «фейл». (Разумеется, этот момент старались особо не акцентировать – и продолжали изучать «интересный опыт» в педвузах – однако после изъятия из него базисной части он потерял всякую ценность.) И это при том, что уже к концу 1960 годов советская педагогика попала в очевидный кризис – из которого она, ИМХО, так и не вышла. (И выйти не могла – поскольку это кризис не просто советской, а именно «современной» модели школы.)

И вот тут мы подходим к тому удивительному «паззлу», о котором говориться выше. А именно – к тому, что, оказывается, указанное противоречие имеет ненулевую возможность получить свое полное разрешение. Наверное, уже можно догадаться какое. Да, «если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе» – т.е., если индустриальное производство не сопрягается с макаренковской педагогической системой, то следует отказаться от индустриального производства и перейти к постиндустриальному. Поскольку именно постиндустриальная гибкая производственная система оказывается крайне комплиментарной для того, чтобы включать в себя даже школьников. Причем, включать в роли низкоотчужденных работников, не просто выполняющих некие операции «с 8 до 16 с перерывом на обед», но занимающихся вполне осознанной деятельностью. То есть – могущих иметь «свое» производство, создающее нечто нужное обществу и при этом, достаточно интересное…

Разумеется, сейчас подобная идея кажется фантастикой – да это и есть фантастика, но фантастика научная. В том смысле, что основано данное предположение на совершенно очевидных тенденциях и в производственной, и в образовательной сфере. Например, на том, что компьютеризированные гибкие производственные комплексы вполне могут оказаться доступными каждой школе.Т.е., каждое образовательное учреждение может получить себе универсальную производственную систему, основываясь на которой, можно делать достаточно сложную продукцию. Например – бытовых или коммунальных роботов, разного рода автоматические устройства, облегчающие жизнь окружающим, до производства которых у «большой» промышленности просто не доходят руки. И при этом – все это будет достаточно высокотехнологичным для того, чтобы быть привлекательным для ребенка атомно-космического века. (Ну, и разумеется, стимулировать мощнейший интерес к физике, математике, химии, программированию и т.д.)

Ну, или наоборот – к «взрослым» производственным комплексам вполне можно «подпускать» ребенка, не задумываясь о том, что он может что-то испортить и переломать. Ведь теперь для того, чтобы изготавливать те или иные детали, не нужны годы напряженного «набивания руки». (как для традиционного производства.) И одновременно – не нужно полное превращение в «производственную функцию», в приложение к комплекту приспособлений и машин, тесно встроенных в работающий конвейер. То есть – можно говорить о том самом «возвращении труда» в «макаренковском смысле», т.е., труда низкоотчужденного и осознанного.  Правда, все это справедливо при одном условии – при том, что общество у нас социалистическое хотя бы в «советском смысле». Разумеется, при капитализме с его конкуренцией и ориентацией на эффективность ни о чем подобном речь быть не может – но ведь и гибкое производство тут почти невозможно. (Хотя даже в наше время стоимость простейших станков с ЧПУ оказывается не столь уж большим – порядка 200-400 тыс. рублей. Сравнимо с «нормальными» образовательными тратами – однако, конечно же, ни о чем, подобном указанному, тут речь быть не может. Наверное, не надо говорить – почему.)

Так что для нас, сегодняшних, переход к системе Макаренко в школах – фантастика, все же, ненаучная. Как, впрочем, и надежда на какое-то разрешение ВСЕХ стоящих перед обществом кризисов. Поэтому, как уже говорилось, речь стоит вести вовсе не о современном состоянии – а о том, что на некоей (гипотетической) ветке истории, ведущей к коммунизму, оказывается вполне возможным реализовать крайне мощную технологию, способную превратить имеющийся относительно высокоотчужденный мир в мир низкого отчуждения. Т.е., имеется возможность перейти от «раннесоциалистического» устройства к устройству коммунистическому, тому самому, которое на первый взгляд кажется невозможным. И ведь это только один фрагмент указанного «паззла» - на самом деле, их гораздо больше.

Хотя, как говорилось, если вернуться к реальному СССР – то проблема состоит во времени. Которого не хватает катастрофически: появление ГАП – это начало 1980 годов, а гипотетическое массовое внедрение его – в лучшем случае, конец десятилетия. Поэтому самое раннее «открытие окна» для «неомакаренковской школы» -это где-то 2000 годы, а до них ведь надо еще дожить! Однако для последующих итераций исторического развития это уже некритично. А значит – возвращение «макаренковской педагогики» после нового перехода к социалистическому обществу оказывается практически неизбежно. (О том, что современная школа, в принципе, нереформируема – то есть, все попытки ее улучшить ведут только к ухудшению, наверное, говорить не надо. Ну, а все «либеральные» телодвижения тут ведут лишь к усилению деструкции.)

Таким образом, можно сказать, что переход к коммунистическому обществу, все же, оказывается не просто возможен – а очень и очень вероятен. (Разумеется, это касается не только образования – последнее тут всего лишь один частный пример.) А то, что это случится не с «первого раза» - для истории проблемой не является…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив