"Новый Дозор"

dr_piliulkin — 10.09.2011

Вижу, что «Новый Дозор» ждут. Так что выложу еще один небольшой фрагментик...

—————————————————————————————————————
Гремела музыка. Резкая, незнакомая, на мой взгляд – совершенно диссонансная. Но, похоже, окружающим она нравилась. Дискотечный зал был набит до отказа – молодежь словно и не танцевала, а колыхалась, подергивалась на месте, задевая друг друга, периодически сцепляясь руками и начиная двигаться в каком-то гротескном, запутанном хороводе. Потолок светился, и это были не лучи прожекторов или дискотечных фонарей, похоже было, что сами панели потолка испускали свет. В какое-то мгновение разноцветные всполохи сменились ровным оранжевым светом, потом потолок засиял небесной лазурью – и превратился в сплошной экран. Над нами было небо, по небу плыли белые перистые облака.
— Что это? – спросил я, уворачиваясь от сцепившейся вереницы подростков.
— Дискотека, — ответили мне.

Я повернул голову. Рядом стоял юноша лет восемнадцати, невысокий, упитанный. Чем-то знакомый.
— Кеша? – внезапно понял я.
— Что, Антон Сергеевич?
Что?
Я не знал, «что». Я не понимал, где я и как здесь оказался. Но надо было что-то спросить.
— Где Надя? – я вдруг понял, каким должен быть мой вопрос.
— Здесь, — пожав плечами ответил Иннокентий Толков. – Где-то здесь…
Я поискал глазами в толпе. Потом понял, что невольно смотрю слишком низко, туда, где должна быть голова десятилетней девочки. А надо смотреть выше…
И почти сразу я увидел Надюшку. Даже странно, как я ее узнал… она была такой же большой, как и Кеша. Но изменилась куда сильнее – голова начисто выбрита, остались только два клочка обесцвеченных до белизны волос над ушами. Длинная узкая юбка с разрезами, доходящими чуть ли ни до пояса, то ли сапоги, то ли ботинки… и совершенно обычная белая блузка. Надя была нелепой, жалкой, даже омерзительной в таком виде… но это была моя Надя. И сердце болезненно сжалось у меня в груди.
Я сделал шаг вперед, распихивая танцующих, схватил дочь за руку и вытащил из цепочки «танцующих». На ее руке звякнули разноцветные металлические браслеты, закрывающие все запястье.
— Папа? – удивленно спросила Надя. – Что ты здесь делаешь?
— Что ты здесь делаешь? – синхронно спросил я.
Надя пожала плечами:
— Отдыхаю.
Парень и девушка, между которыми Надя раньше двигалась в цепочке, протолкались к нам. Выглядели они… ну, соответствующе. На парне были блестящие стринги и пушистая рубашка (да, да, именно рубашка и именно пушистая), на девушке – такая же длинная юбка с разрезами и блузка.
Видимо, это модно.
Давно я не бывал в молодежных компаниях.
— Надя, что надо этому эрзацу? – спросил парень. Не то, чтобы угрожающе, но с вызовом.
— Иди в аут, — непонятно ответила Надя. – Это мой абу.
Парень глянул на меня неприязненно, но уже помягче. И спросил:
— Какие проблемы, уважаемый?
— Никаких, — ответил я. – И если ты немедленно исчезнешь, то их и не возникнет.
Парень криво усмехнулся. Похоже, я его не напугал. Дурачок. Он же у меня сейчас отправится домой уроки учить и полы мыть…
— Все гладко, Вовик, — сказала Надя. – Уймись.
— Тапай, если вдруг, — ответил «Вовик», еще раз зыркнул на меня – и растворился в толпе вместе с подругой.
— Что за дурацкий сленг? – спросил я.
— Обычный, — ответила Надя и шмыгнула носом. Глаза у нее были красные. – Ты зачем пришел, папа?
— Надя, пошли домой, — сказал я.
— Зачем?
— Надя, мама будет волноваться, — попытался воззвать я к доводу, который безотказно работал в ее десять лет.
— А при чем тут мама и ты? – спросила Надя.
И у меня в груди стало совсем холодно и нехорошо.
— Надя, я не пойму, что происходит, — сказал я. Музыка резала уши, небо на потолке-экране затягивали тяжелые темные тучи. – Давай поговорим в другом месте.
— Чем это плохо?
— Тем, что это не место для Высшей Иной! – не выдержал я.
Надя засмеялась. И если вначале это был просто тихий смех, как от удачной шутки, то уже через мгновение он превратился в истерическое хихиканье.
Ненавижу женские истерики! Это совершенно нечестный прием в отношениях между мужчинами и женщинами!
Хуже женских истерик – только мужские.
— Для Высшей Иной? – повторила Надя. – Для Иной? Папа… папочка, ну ты влил! Папа… после того, что ты сделал с нами – ты еще можешь произносить слово «Иной»?
Она так и ушла в толпу, продолжая смеяться и проводя рукой по лицу, будто смахивая слезы.
А я стоял и смотрел ей вслед.
Потом перевел взгляд на Кешу.
— Вы Антон Городецкий… — сказал я. – Вы нас… вы нас всех… Что я «всех»?
— Не знаю, — ответил Кеша.
— Почему Надя с тобой даже не заговорила?
— Она меня не видела.
Над головой загрохотал гром. И застучали тяжелые дождевые капли. Я подставил им руку… капля упала на ладонь и исчезла. Дождь был, но он был иллюзией – как и тучи над головой.
Как все здесь.
— Почему она не видела тебя, Кеша?
— Потому что это ваше предвиденье, Антон Сергеевич, — ответил юноша. – И ваш сон.
Он развернулся и тоже исчез в толпе – такой же пухлый, неуклюжий и некрасивый, как и в детстве.
И, похоже, такой же одинокий и несчастный.
— Это неправда! – закричал я.

И проснулся.
Почему-то – молча.
Низкий потолок дешевенькой лондонской гостиницы. Англичане вообще живут в домах, крошечных, будто почтовые марки. Наверное, чтобы проще было их оборонять, ведь «мой дом – моя крепость». В окошке брызжет солнечный свет. Утро и уже не слишком раннее…
Я глянул на часы – почти девять местного.
Потом посмотрел на стоящий на тумбочке деревянный кубок от сэра Эразма. Может быть было виновато пиво, а может быть сто грамм коньяка, который я добавил за просмотром телевизора, перед тем как лечь спать, но когда мне захотелось выпить воды – я распаковал подаренный кубок и выпил воды из него. Причем не просто так, а с глубоким убеждением, что после этого услышу первое пророчество Дарвина.
Насчет его пророчества ничего не вышло. А вот собственное я получил.
Или, все-таки, нет?
Что это было – очень яркий и реалистичный сон, возникший от гремучей смеси алкоголя, усталости и массы впечатлений?
Пророчество?
Я могу предвидеть будущее, как и любой Иной, как любой человек, в конце концов. Даже лучше многих, в свое время Гесер всерьез советовал мне специализироваться на предсказаниях. Но и просто дурацкие сны мне снятся – тоже как любому человеку.
Размышляя об этом я сходил в туалет, принял душ (все очень компактно было втиснуто в два квадратных метра – и эти люди попрекали советский союз за «хрущобы»?) Оделся и задумчиво спустился вниз, в маленький отельный ресторанчик. У официантки, которая суетилась в зале, наливая постояльцам кофе и убирая грязную посуду, было такое обыденное лицо, что я поздоровался с ней по-русски. И угадал.
— Ой, здравствуйте, — почему-то засмущалась она. – Вам чай или кофе?
— Кофе, — кивнул я, приглядываясь к выложенной на столе снеди.
— Кофе не очень, — тихо прошептала девушка, подавшись ко мне.
— Все равно, — так же тихо ответил я. – Проснуться надо.
— Лучше я вам растворимого принесу, — пообещала девушка и исчезла на кухне.
Я взял себе йогурт, кусок хлеба, пластик сыра в герметичной упаковке (чеддер – это чеддер!) и омлет-скрэмлинг, который представляет из себя высшую форму надругательства над яйцами, которую только смогли изобрести в Европе.
Но по крайней мере он был горячий.
Присев за угловой столик, я подцепил вилкой комок разваливающейся омлетной массы. Придирчиво осмотрел и отправил в рот. На вкус лучше, чем на вид…
И тут запахло кофе. Хорошим настоящим кофе, а никак не растворимыми химикалиями. И огромная чашка восхитительного кофе оказалась передо мной.
— Спасибо, — сказал я, поднимая глаза.
Арина, улыбаясь, забрала у меня тарелку с омлетом и отставила на пустой столик. Сказала:
— Не кушай эту гадость. Это я тебе как ведьма говорю.
И протянула другую тарелку – с яичницей-глазуньей, прожаренной в самую меру, так что желток загустел, но остался жидким, посыпанную мелко нарезанным зеленым лучком и с угадывающимися в толще кусочками обжаренного сала. Перед собой Арина поставила еще один кофе.
— Скушай заячий помет, он ядреный, он проймет? – уточнил я. Поскольку Арина на стихи Филатова отреагировала удивленным поднятием бровей, то вздохнул и сказал: — Ты же уже не ведьма, ты Светлая.
— Ведьма бывшей не бывает, — вздохнула Арина. – Как спал, Высший?
Вначале я отправил в рот поджаренное яйцо и запил его большим глотком кофе. Потом сказал:
— Твоя работа?
— Что именно? – удивилась Арина.
— Мой сон.
— Я не знаю, что тебе снилось, — она покачала головой и нахмурилась. – Что-то неприятное? Пророческое? Я в твои сны не вмешиваюсь.
— Так, ерунда, — отмахнулся я и в два глотка допил кофе.
— Принести еще? – спросила Арина.
— Слушай, ты не официанткой в Лондоне подрабатываешь?
— Увы, у меня нет рабочей визы, — усмехнулась Арина. – Это исключительно благотворительность. Вид у тебя какой-то мятый.
— Мне снился кошмар, — неохотно признал я. – Ничего особо информативного. Просто выросшая Надька… такая… странная… как все подростки, наверное… Неприятная, скажу честно. И она меня обвиняла. В том, что я что-то сделал с Иными.
Лицо Арины стало серьезным. А произнесенные слова еще больше убедили меня в том, что она относится к этому сну серьезно.
— Ерунда, Антон. Бывают просто сны. Ты можешь рассказать подробнее?
— Нет, — покачал я головой. – Ладно, оставим это. Ты не знаешь, феи – есть?
— Э… — Арина запнулась. – Не знаю. Скорее, конечно, нет, но рядом с Кенсингтонским садом это говорить как-то неприлично.
— Я вчера шел в отель и увидел на поваленном дереве маленького мальчика. Он играл на свирели, а вокруг него роились какие-то светящиеся букашки. Увидел меня, оскалился и убежал.
— Убежал или улетел?
— Вот уж чего не знаю.
— И ты решил, что наткнулся на Питера Пэна?
— Да фиг его знает, что я подумал!
— Инверсия. И проекция.
— Что?
— Инверсионный след. Сколько людей читало сказку про Питера Пэна? Сколько детей смотрело мультик или кино? Какое количество из них представило себе Кенсингтонский сад? Сколько среди них было явных и потенциальных Иных?
— Мы не можем сотворить людей.
— Любая баба это может, — усмехнулась Арина. – Но в данном случае речь о другом. Образ – а он достаточно визуализирован, проецируется на точку, где и без того огромная концентрация Силы. Начинается возбуждение Силы по слоям Сумрака. Энергия стабилизируется на высоком уровне. Можно посчитать по распределению Больцмана, тут все почти равнозначно термодинамическим уравнениям, даже постоянную Планка можно использовать. Только для Сумрака она называется Кентерберийской Константой.
Я поймал себя на том, что сижу с открытым ртом, в котором держу вилку с нацепленным на нее куском яичницы. Торопливо захлопнул рот, больно укусил при этом вилку и шепотом выругался.
— Это обычный механизм появления привидений, — продолжала Арина. – Неужели Светлые нынче этого не учат?
— Нет, — признался я. – Да и Темные… наверное.
— Ну и зря, — сказала Арина. – Практической пользы никакой, но неужели тебе неинтересно, откуда возникают призраки, как живет Сумрак, какие заклинания и в какой точке будут наиболее эффективны?
— Я даже не знал, что это можно… — я запнулся, — превратить в формулы.
— А ведьмы всегда это знали, — сообщила Арина. – Неужели ты думаешь, что ведьма – это грязная страшная бабища, которая варит в котле неаппетитные субстанции и бормочет «бамбара-чуфара, пикапу-трикапу, лорики-ерики»?
Я предпочел промолчать. Арина, явно наслаждающаяся ситуацией, пила кофе.
— Ну, что решил? – требовательно спросила Арина.
— Даже то, что я говорю с тобой и не пытаюсь тебя задержать, должностное преступление, — буркнул я.
Арина фыркнула.
— Клянись Светом и Тьмой, — сказал я.
Арина подняла на меня глаза.
— Клянись, что ты не имеешь никакого отношения к сну, приснившемуся мне этой ночью, — продолжил я.
— Значит, все совсем плохо, — понимающе кивнула Арина. – Хорошо…
Она несколько секунд молчала, будто вспоминая что-то. Потом протянула через стол руки, повернула так, чтобы ладони были обращены вверх.
Меня обдало холодным ветром.
Все немногочисленные постояльцы отвернулись в другую сторону и старательно перестали нас замечать.
— Я, Арина, клянусь Изначальными Силами. Я, Темная, ведьма вне рангов, клянусь Тьмой – и пусть вечная Тьма будет свидетелем моих слов. Я, Светлая, целительница вне рангов, клянусь Светом – и пусть вечный Свет будет свидетелем моих слов. Я, тринадцатая и последняя глава высшего Конклава Ведьм, клянусь землей из которой пришла, водой, которая внутри меня, воздухом, который снаружи меня, огнем, в который я приду. Я не оказывала никакого влияния на тебя, твои сны, твои пророчества, твои мысли, твои видения, твои желания, твои страхи, твою любовь, твою ненависть, твою радость и твое горе. Все, что я сказала тебе истинно либо сочтено мной истинным.
На ее левой руке заплясало белое пламя, на ее правой руке сгустилась тьма. Арина свела ладони – и между ними заплясал бешено крутящийся шарик. Он был одновременно белым и черным, светящимся и поглощающим свет. Не серым, как у Инквизиторов, а именно двойственным, одновременно Светлым и Темным.
— Я верю тебе и принимаю твою клятву, — сказал я.
Шарик свернулся в ослепительно-черную точку и исчез.
— Значит, глава высшего конклава? – уточнил я. – А в Дозорах так гадали, кто же им был и куда исчез…
Арина пожала плечами.
— Я просто выбираю меньшее зло, — добавил я.
— Выбирая меньшее зло ты никогда не должен забывать, что все-таки выбрал зло, — серьезно сказала Арина.
— Но не выбирая ничего, мы выбираем сразу и большее, и меньшее зло, — ответил я.
— Значит, мы друг друга поняли, — кивнула последняя верховная ведьма распущенного почти сотню лет назад Конклава.

Оригинал записи: http://blog.lukianenko.ru/2011/09/10.html

Оставить комментарий

Популярные посты:

scribonianus

Переход на iikoCloud: как избежать ошибок и максимально использовать преимущества

365days

Ежедневный дайджест марафона #летниедни — 9 августа

morena_morana

В российских семьях все решают женщины?

foto_history

Случайное фото

shushpanzer_ru

Ракетная американская оленья борзая.

zed007

А у нас во дворе

afirsov

Красоты в ленту - "вИсокое искусство боксарта"

pro100_mica

Юбиляр дня Альфред Хичкок

id77

Котики

• Ранее
• Архив