Нестационарные процессы (2)

el_murid — 28.10.2021 Если рассматривать происходящие глобальные процессы, слегка прикрытые «пандемией», в качестве нетривиальной, но вполне реальной мировой войны, то из этого факта возникают определенные следствия.

Почему это война, и война мировая — говорилось много раз, разными авторами, рассматривалось с разных сторон, но базовая причина одна: несбалансированные противоречия существующего мирового порядка неизбежно ведут его через стадию катастрофических процессов к какому-то новому устойчивому состоянию. Пока здесь в этой формуле не известно ничего: ни сколько будет длиться глобальная катастрофа, ни то, какой именно проект одержит победу (а возможно, что не один, и тогда возникнет новая задача балансирования уже их), ни каким именно будет то самое устойчивое состояние.

Очень хорошо сказанное можно проиллюстрировать процессами, которые происходили в нашей стране в начале прошлого века: вначале произошла Февральская революция как ответ на системный крах института монархического управления, затем сама Февральская революция не смогла «потянуть» свой собственный проект и уступила Октябрю, затем произошла ожесточенная борьба между этим проектами, но и с победой большевиков ничего не закончилось — после реализации проекта захвата и удержания власти большевики начали ничуть не менее ожесточенную борьбу уже внутри победителей за выработку проекта развития. Борьба шла до конца 20 годов, проект внутреннего развития победил проект Мировой революции, затем он перешел к стадии выработки оперативных решений, затем последовала борьба за тактику воплощения, и после прохождения каждого этапа сторонники проигравшего проекта в буквальном смысле слова ликвидировались, причем не в силу природного зверства победителей, а исключительно в силу рациональных соображений, так как одна схватка перерастала в другую, и нужно было попросту освобождать для нее пространство.



Можно сказать, что мировая война 14 года с последующими революционными событиями для России длилась полтора десятилетия. И только в 29 году, когда началась первая пятилетка, под предыдущими событиями была подведена черта, и борьба продолжилась, но с зафиксированным предыдущим результатом.

Думаю, что нынешняя ситуация структурно очень похожа на те события, хотя прямые аналогии, конечно, искать совершенно неоправдано.

Фактически, если рассматривать «пандемию» именно в качестве мировой войны (а иного объяснения, откровенно говоря, просто нет), то у нас впереди еще длинный путь, причем никто и ни при каких обстоятельствах сегодня не в состоянии дать хоть сколько-нибудь достоверный прогноз, чем же всё завершится. Слишком много переменных, причем далеко не все из них сегодня на виду. Катастрофа тем и отличается от любого стационарного состояния, что происходит в пространстве неопределенных переменных, и всегда движется в направлении их уменьшения. Чем больше переменных — тем дольше длится катастрофа, тем больше у нее стадий, каждая из которых и является борьбой за выбытие одной из таких переменных. После чего на какой-то момент времени система приобретает неустойчивое, но все-таки стационарное состояние, и именно в этот момент возможны управленческие решения, корректирующие дальнейшее развитие происходящих процессов. Либо этих решений нет (либо они неверны), и тогда катастрофа все равно продолжается, но уже в стихийном развитии.

Первая переменная, которая выпадает в ходе подобного рода событий — это так называемое «слабое звено». В 1917 году слабым звеном стала Россия, и она была по итогам Первой мировой удалена из числа законных победителей, а значит — и из числа участников конференций, которые определили послевоенный мировой порядок. Он оказался в итоге тоже промежуточным, но на какой-то период мировая система стала стационарной.

Сейчас, в ходе начавшейся мировой войны (или «пандемии», кому как угодно) первая стадия тоже завершится с крайне высокой степенью вероятности выявлением нынешнего «слабого звена». Хотя сегодня это будет существенно непроще, чем сто лет назад. Дело в том, что Первая мировая проходила между одним гомогенным составом участников — национальными государствами (точнее, их блоками). Сегодня состав участников гораздо более пёстрый, это национальные государства, это глобальные корпорации и это международные бюрократические структуры, за которыми стоят глобальные элиты, не представленные должным (как они полагают) образом в двух других группах участников.

Поэтому нынешняя катастрофа имеет гораздо более сложный структурный вид, и слабых звеньев должно быть тоже больше.

Слабое звено будет выявлено «по факту». Либо в каком-то национальном государстве произойдет коллапс (как в России в 17 году), либо произойдет банкротство сверхкрупной глобальной корпорации, либо это будет крах одного из международных институтов, либо это будет последовательная комбинация из таких событий. Смысл достаточно понятен: число ведущих участников нынешней войны ограничено, но все еще велико для выработки окончательного соглашения о будущем мировом порядке. Суть любой войны — сократить число участников такого соглашения до относительно приемлемого числа, которое будет способно согласовать позиции, а проигравшим это соглашение будет просто навязано явочным порядком. На то они и проигравшие.

(В скобках скажу, что избыточное число неопределенных факторов (участников) — это хорошо. В сложных нестационарных процессах именно эта избыточность создает так называемые «диссипативные процессы», которые обуславливают либо резкое усложнение системы — так называемую самоорганизацию, либо (если самоорганизация не происходит) — деструкцию исходной системы в процессе катастрофы. Эту историю я здесь излагать не стану, она достаточно сложна и для изложения, и для понимания, она относится к процессам синергетики. Но упомянуть эту специфическую особенность я обязан. Суть ее в том, что без «слабых звеньев» процессы самоорганизации невозможны и более того - «слабое звено», выйдя из текущей катастрофы, само может стать зародышем новой самоорганизованной сложной структуры — как это произошло с Россией в 17-29 годах прошлого века)

Сегодня на кону стоит один-единственный проект будущего мирового порядка - «новая нормальность». Другие есть, они есть всегда, но пока реализуется именно эта модель. Не факт, что «новая нормальность» победит. Но в любом случае в ходе катастрофических процессов возникнут «слабые звенья», которые выпадут из числа участников, но при этом станут потенциальными строителями нового, параллельного основному, проекта.

Россия, как и в начале 20 века, претендует на роль этого самого «слабого звена». Просто потому, что еще до «пандемии» - то есть, мировой войны — уже находилась в состоянии собственной внутренней катастрофы. Война позволила коллапсирующему режиму ускоренно перераспределить оставшийся ресурс под вывеской «Все для фронта, все для победы!», но в отличие от СССР в 41 году, под словом «Всё» нет практически ничего — правящая клика выжрала весь инфраструктурный запас прочности. Перераспределять почти нечего, а значит — система из состояния относительно плавного распада перешла в состояние стремительного обрушения.

Здравоохранение — это первая ласточка. Человек — это все-таки крайне уязвимый элемент системы. Поэтому мы ощущаем крах здравоохранения острее и очевиднее. Менее очевидны другие аналогичные процессы, происходящие в других областях и отраслях. Но и здесь уже заметны маркеры катастрофы — практически ежедневные аварии и катастрофы на инфраструктуре: транспортной, жилищной, строительной, сетевой, в энергетике и машиностроении, в технологиях. Мы видим деградацию и воспринимаем ее, но пока не в состоянии оценить уровень и риски, возникающие при падении этих отраслей на столь низкие значения безопасности. В любом случае обрушение уже происходит — с разной скоростью в разных сферах, но неостановимо. И в этом смысле Россия ближе всех иных основных участников идущей мировой войны к понятию «слабого звена».

Парадокс ситуации в том, что крах нынешнего российского режима выведет нас из состояния мировой войны. И даст некоторый лаг во времени, чтобы пройти самоорганизацию и выдвинуть иной проект развития. Остальным участникам идущей мировой войны в этот период будет просто не до нас. Этот парадокс звучит следующим образом — чем быстрее и чем глубже Россия сможет пройти процесс демонтажа нынешнего режима, тем выше шанс на то, что мы не только не войдем в будущий мировой порядок «по Швабу», но и сумеем создать нечто иное. Но шанс — это не предопределенность. Это именно шанс. То есть — вероятность. И только.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив