Надомная работа

olga_srb — 11.12.2016 Поскольку в комментариях к одному из предыдущих постов речь зашла о том, как у человека формируются представления о материальной достаточности, я решила написать несколько строк о своем детстве. Хочу просто рассказать факты, к которым на сегодняшний день я не отношусь никак.


Я выросла в обычной московской семье, в которой оба родителя имели высшее образование, работали по специальности и жили от зарплаты до зарплаты, как и большинство советских служащих. Чтобы приготовить ужин или купить ботинки, стабильных текущих доходов хватало, однако на приобретение мебельного гарнитура или телевизора нужно было брать кредит. С детства у меня не было проблемы, чем заполнить досуг. К слову, досуга у меня было мало, так как я училась в математической и музыкальной школах, предполагавших увеличенное количество домашних заданий. Отсутствие телевизора никогда не воспринималось как отсутствие чего-то важного, но когда мы его купили (я училась в седьмом классе), все были рады.

Работать я начала в восьмом классе, когда мне было 14 лет. Разумеется, ни на какую работу детей такого возраста не брали, но мы с мамой занимались надомным трудом: она - после работы, я - после учебы. Надомный труд в советские годы был доступен только для отдельных категорий граждан, поэтому работали мы, можно сказать, неофициально. Официально на нашей «ставке» была оформлена одна пожилая женщина-инвалид, которая сама трудиться на Фабрике надомного труда не желала, но для того, чтобы у нее шел стаж и имелся стабильный доход, она уступила нам свою работу за определенные ежемесячные отчисления. Каждый месяц мы выплачивали ей пятнадцать рублей из тех семидесяти, что зарабатывали. Оплата труда была сдельная: чем больше изделий изготовишь, тем больше получишь, но норма выработки всегда была большой, то есть выполнять заказ меньше этой нормы не разрешалось.

Продукцию нам привозили домой по пятницам. Самыми интенсивными были выходные, поскольку к следующей пятнице надо было аккуратно сложить всю выполненную работу в мешок, чтобы курьер забрал его, когда привезет новую партию изделий. Никаких поблажек не существовало, но раз в году нам предоставлялся двухнедельный отпуск, оплату за который мы отдавали нашей «работодательнице».

Суть работы была такова: нам привозили «изделия» - чехлы, сшитые из кожзаменителя, в которые потом вкладывались фены. Эти чехлы имели резкий запах и неприятный коричневый цвет. По всему периметру «изделия» были пробиты маленькие отверстия – на расстоянии 3-4 миллиметра друг от друга. Таких отверстий в каждом чехле было несколько сотен. Дополнительно нам выдавались «нити» - тонкие клеенчатые полоски длиной примерно 50 см, которыми надо было обшивать чехол по всему периметру.

Было важно не допускать брака, то есть не перекручивать плоскую «нить», а добиваться ее равномерного натяжения и ровного «стежка». Особенно сложно было закреплять нить в начале «строчки» и в ее конце, так как никаких «хвостиков», торчащих из «строчки», не допускалось. На обшив одного чехла уходило примерно минут двадцать, то есть при высоком трудовом энтузиазме за час можно было обшить три «изделия» (при условии, что глаза не отрывались от работы). Недельная норма равнялась ста пятидесяти-двумстам «изделиям». Это означало, что каждый вечер надо было обшивать больше двадцати чехлов (на двоих), то есть заниматься этим часа четыре. За каждый чехол платили 15 копеек.

Иногда наши виртуальные фабричные «коллеги» заболевали, и норму увеличивали.

Другими изделиями, которые нам привозили, были металлические пряжки, которые надо было оплетать сантиметровыми (по ширине) полосками, нарезанными из искусственной кожи. Оплетая пряжку, надо было подгибать одну сторону кожаной полоски, чтобы внешне все выглядело «фирменно». Конец полоски следовало запаять (паяльником). Этот резкий запах жженой искусственной кожи я хорошо помню до сих пор. На изготовление одной пряжки уходило минут пятнадцать. Пряжки были очень дешевым трудом. Одна пряжка оплачивалась пятью копейками, то есть в час на пряжках можно было заработать 20 копеек, в то время как на чехлах – 45. Выбирать «изделия» нам не приходилось: что привезли, то и надо было «обрабатывать».

Собственно, других способов зарабатывать честным трудом в советское время не существовало, а если они и существовали, то нам с мамой они не были доступны. Каждый вечер после школы я оплетала пряжки или обшивала чехлы. Деньги, которые мы зарабатывали, не были лишними: они шли на оплату музыкальной школы (24 рубля в месяц), покупку книг, посещение театров, откладывались на отпуск и прочие расходы. На своей основной работе мама зарабатывала среднюю советскую зарплату – сто с небольшим рублей в месяц. Поскольку организация, в которой она работала (это был психоневрологический санаторий для детей с детским церебральным параличом), не предоставляла сотрудникам ни льготных путевок, ни продовольственных заказов, ни иных социалистических благ, все, что было необходимо, мы покупали за полную стоимость.

Моя надомная карьера завершилась в 1988 году, когда на волне перестройки закрылись фабрики надомного труда, а я вышла замуж. Можно ли считать шесть лет ежедневного оплетания пряжек и обшивания чехлов полноценным трудом, я не знаю. Должны ли подростки зарабатывать с 14 лет? Думаю, что нет. Была ли у нас с мамой альтернатива? Нет. Была ли в моем подростковом опыте польза? Не знаю. Скорее, да, чем нет. Очевидно одно: я знаю, что такое труд, люблю осмысленную работу и считаю, что усилия должны вознаграждаться. К деньгам я отношусь спокойно и, можно сказать, равнодушно. Я совершенно уверена в том, что смогу заработать столько, сколько мне необходимо. Меня не пугает никакой честный труд, я уважаю всякую добросовестную работу.

Несколько лет назад в одном из домов я увидела фен в том самом чехле. Ручная «строчка» была выполнена безупречно: нигде плоская клеенчатая нить не перекрутилась ни разу! Кончик был закреплен так, что его никто не смог бы обнаружить. Никто, кроме меня. Я-то знаю, где надо искать эти кончики.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив