Монастырь санаторного режима

pole_voli — 27.01.2013

Друзья, взялся возобновить журнал. Стану писать о путешествиях (пока небольших), о политике (через призму истории), истории (через призму литературы) и всяком, наводящем на размышления. Сегодня мы отправляемся на север Костромской области, где неподалеку от райцентра Буй лежит на семи холмах селение Борок, а на высоком берегу речки Тебза стоит Иаково-Железноборовский монастырь, в котором самого Гришку Отрепьева (царя Лжедмитрия I) постригли.

Незаметно летит время. Не успели оглянуться, а уж 400 лет как со Смутой покончили. Кто-нибудь успел заметить? Вот и костромской губернатор Сергей Ситников туда же: «Не будем праздновать 400-летие Дома Романовых, - говорит сердито, - казне от этого никакого проку и у людей отношение к Романовым неоднозначное!» По такому случаю мы с фотографом Борисом Жарковым в канун Рождества отправились разузнать, к кому какое отношение в Костромской глуши. Было ли нам страшно? Конечно! Уже в Петушках было.
Проводник назло скрипел в коридоре: "Вот, до Урала дойдем, замерзнем, - и добавлял по-командирски: - Станцию не проспать, а то в Сибирь уедете!» Проехать Буй и сразу попасть на станцию «Сибирь» боялся не я один, но и значительная часть вагона. По первому делу он весь переругался, а после уселся и начал жевать и обсуждать варенье и огурцы. Но я-то заметил, что эти северяне хоть и большие во всех своих диагоналях и выражаются громко, но дружелюбные. Поэтому ничуть не испугался, когда следующим утром в тамбуре меня взял за локоть паренек Саша с такой русской хитрецой на лице и спросил: «В Буе проживаете?» Я признался, что еду в гости и немедленно был взят в оборот: за какие-то десять минут мне были сообщены многие детали движения буйского транспорта, к ним присовокуплены особенности рельефа местности, характерные черты местного нрава, наконец, были поданы жалобы на начальство и пожелания высшему руководству касательно буйского вопроса. Опытным глазом я вижу, что следующая картина в этой истории: мы с Сашей за пиршественным столом, и вся буйская молодежь нам рада, объятия, клятвы, признания, воспоминания о войне (никто, конечно, не воевал, но все, конечно, хотели), обостряем кавказский вопрос, отправляемся в экспедицию по ночным буйским улицам… Допустить этого было нельзя.
Поезд встал, и заскочивший в тамбур проводник с топором начал колотить дверь обухом. Видели бы это иностранные репортеры, желательно польские, краснеть бы потом нам над иностранной печатью. Я же спросил у Саши: «Это точно не «Сибирь»?» Перрон однако оказался заметенным по-сибирски, и значит не было в этом Буе в помине никакой соли и голодных таджикских дворников. И скажу я, ходить по сугробам куда как приятнее, чем по соли. И немедленно нас порадовал обновленный вокзал с красивой церквушкой и сосиски в сдобном тесте. Пока на улице грелся наш «Пазик», я взялся изучить плакаты о технике безопасности, что регулярно проделывал в разных городах и странах. Должен сказать без иронии, буйский МЧС – самый надежный в мире. Он справедливо напоминает пассажирам ж.д. транспорта, что в России существует террористическая угроза и ее стоит опасаться и избегать так-то и так, но в случае, если уже захватили вас в плен, то остается только молиться. Молиться стоит и почаще, но наконец, я услышал слово правды от наших властьимущих! Словом, мне понравилась буйская честность с молитвой и сугробами, но не понравился Ленин на вокзальной площади. Когда их всех уже переплавят?
Именно об этом я спросил Сашу, который за компанию решил прокатиться с нами в «Пазике». «Да я бы сам его первым! - неожиданно зло ответил он и выложил душу: - Простому работяге здесь делать нечего! Человек не работает год или два, а потом вдруг начинает, и тут ему хана приходит – пуще прежнего спивается. У меня брательник точно так устроился грузчиком на 15 тысяч: отнес мешок, отнес второй, а на третьем позеленел, ему товаровед и говорит: «Прилег бы, милок, я сама потаскаю»». По этой причине Саша работает на стройке в подмосковном Долгопрудном, и премного доволен.
Но вот нас высаживают, и окрест тьма и красота. Однако холодно и голодно, и поэтому мы с Борисом спешим в монастырь, который километрах в трех от дороги, за семью борокскими холмами и на высоком берегу, конечно.

2.


«Че, трехглазые, прикатили поглазеть, как Русь живет, так вона как, - это замечательнейший человек, трудник Виктор, который в Перестройку на своем Дальнем востоке рубил «по мильону в день» (по официальной версии, посещая золотые прииски с целью ремонта печатных машинок), - живет – не тужит!» (Трехглазыми он нас за фотоаппараты, конечно, которым мы его обстреливали со всех сторон так, что он, наконец, стал изображать вепря, рыть сапогом снег, точить напильником клыки приговаривать: «Заловили зверя, да! Прохвосты!»).
В серьезной уже беседе трудник Виктор отвечает на наш главный вопрос: «Как живет русская земля, что мужички, довольны ли властями?» - и без пиитета отзывается о костромском народе: ленивые, не предприимчивые – все им кто-то работу должен найти и на блюдечке принести, а кругом столько земли, так на все село в 300 дворов 3 коровы осталось. Лодыри и пьяницы, словом. Грубо, но правда, вопрос один: отчего так…

3.


Но мы с Борисом оставили эти метания на послерождественские застольные беседы, а пока оставили сумки в доме игумена Ферапонта и отправились на прогулку. Еще до той поры, когда казаки покорили Сибирское царство, московские правители отправляли каторжников в село Борок на рудники. Руды было сколько угодно в соседнем бору, ныне выведенном под корень, и с тех пор из каторжного лагеря выросло богатое село. Тогда же, в каторжную пору, здесь оставил часовню и землянку преподобный Иаков, ушедший из своего боярского костромского дома на молитвенный подвиг. Так что к 17 веку два этих явления – богатое село и духоносный монастырь - соединились и все вместе оказались так или иначе под влиянием бояр Романовых и их служилых людей. Отсюда и пошла история о Гришке Отрепьеве.

4.


В истории этой правды столько, сколько и лжи. Но как-то так это, видимо, было:
Состоял Григорий служилым человеком боярского рода Романовых и по молодости и дерзости проявил себя излишне в интрижках своих хозяев против царя Бориса Годунова (было это на рубеже 16 и 17 веков). На Романовых у царя Бориса рука не поднялась, а Гришку он велел повесить, или так, головой о косяк. Гришка от таких бед сбежал в Кострому, в каторжные места, где в самом что ни на есть разбойничьем лагере стоял монастырь Иаково-Железноборовский, а игуменом в нем был дядюшка Гришкин. Тут молодого дворянина остригли в чернецы, и прятаться бы ему, да удаль не дала. Через два или три монастыря он попал в Чудов, где и стал секретарем патриарха, и откуда после новых своих лихих замыслов с багажом неприязни к царю Борису и досье на убитого царевича Димитрия и бежал в Польшу. Дальше дело известное – взял Москву, покуролесил, да и в окно выпал, ногу сломал, а дальше – в пушку и на запад.
В Москве говорили, напрасно Григория с помощью пушки по Руси рассеяли – чуть не в каждом уважающем себя городище появился свой царь Димитрий, ну, и закрутилась Смута.

5.


Драматургия истории невероятно точна, посеявшие дурное дурное и жнут, а в Иаково-Железноборовский монастырь, выпустивший Григория в большой путь, война вернулась в 1613 году – в последние дни Смуты. Польский отряд рыскал по северу костромских земель, где были разбросаны имения Романовых, в поисках нового царя Михаила. Царь был в Ипатьевском, а поляки пришли в Железноборовский и сожгли его.

6.


Красивое было село и богатое. Все старые избы как одна огромные – только жилое помещение по 50 квадратных метров и ко всем пристроены хлева и сеновалы. Карнизы и ставни резные, фундаменты высокие, печи русские. И во всем старом в селе чувствуется то самое, собакевичевское, и никакой маниловщины.

7.


8.


Новых домов в Борке с полсотни тоже наберется. Рассказывают, что часть – дачники, но многие строит молодежь, зарабатывающая в Москве. Но и это не от хорошей жизни. Ладно, с борокцами поговорим позднее. Пока же старина.
Улицы широкие, дома расставлены вольно и все больше по холмам и над речкой. Нет никаких сомнений, что почва здесь в позапрошлые столетия лучше не родила и солнце не грело теплее, да дорог не было и газа (нынче же село газифицировано), а видно, что жизнь людей была много лучше и осмысленнее нынешней.

9.


10.


11.


12.


13.


Я даже не о заработках и благосостоянии, я о мироустройстве. Что есть современный город – сумбур, нагромождение разновеликого и разноплеменного. Суета. Думаю, пройдясь по нашей дорогой столице, ни один возражать не станет. Да и люди себя ведут похоже: за какой конец ни возьмись – всюду злая глупость. В старых Борках же есть упорядоченность, есть эта самая штуковина, которую в России называли «мiр». Доминанта – это церковь, к которой лепятся живые в избах и мертвые на погосте, а ниже и дальше – поля и леса, которыми здесь кормились. Ясно и честно. Может не нравиться, но таблица умножения тоже не каждому по вкусу, однако умножать приходится.

14.


15.


16.


17.


18.


Если много думать на голодный желудок, голова начнет кружиться. Поэтому в монастырской трапезной, которая ютится на первом этаже дома настоятеля, отец Арсений обучает трудника Виктора пользоваться нана-теркой.
При знакомстве отец Арсений выхватил у Бориса фотоаппарат и убежал за елку, а на вопрос: «А как вас звать?» - не моргнув глазом ответил: «Дорогой наш батюшка отец Арсений!»
От себя скажу, что если в монастыре есть юродствующий батюшка, а при церкви завелся юродивый, все в том месте в порядке.

19.


Отец Арсений из тех благодатных батюшек, которые и огонь и воду и всяческие трубы… Долго служил священником в псковском СИЗО, и это вам не столичных барышень поисповедовать в пристрастии к шопингу. Потом был экономом в Ипатьевском монастыре, а эконом в таком первоклассном историческом месте – это и тачка и мобила (а на дворе 1990-ые), и кто после СИЗО устоит. Телеведущий Познер устоял бы! Но отец Арсений не Познер, и вот, нашел покой в Борках. Здесь у него погреб с соленьями и маринадами (прямо сейчас он нас с Борей нагрузит этим) и, да, оно, раскрыта тайна монастырских погребов – портвейн «Массандра» в пластиковых канистрах, литров 20. Дорогой наш батюшка отец Арсений так и говорит: «Пил бы, лежал бы и пил прямо на полу, но не могу – диабет». Однако ж келью себе отец Арсений точно над погребом соорудил, ан, неспроста!

20.


21.


22.


Между тем, у трудника Виктора облегченный режим несения послушания.
Никогда не был на Дальнем Востоке, но, думаю, это вот именно их хватка – уличные понятия, предприимчивость, приспособленность, но в конечном итоге – все то же наше разгильдяйство. Был бы художником, писал с трудника Виктора картины – такое у него лицо, как у врубелевского Пана.
Но своих трудник Виктор не жалует. Особая это порода – монастырские трудники. Вот уж сколько блаженных, ищущих пьяниц, воинствующих антисемитов и самой удалой русской породы собрали их ряды. Вечно в поиске чего-то лучшего, вечно между каторжной работой во славу Божью и запоем, на всем чужом, везде чужие. «Пьяницы! – ругает своих бродяжных братьев Виктор. – Нигде осесть не могут, ничего постоянно делать не могут, слоняются и на судьбу жалуются!» Мы не застали в Борках трудников – буквально за неделю отец Арсений провел чистку рядов и с нового года в отремонтированные палаты готов принимать людей новых. Проблема в том, что юные исихасты поедут в Оптину, в Печоры, на Валаам, на Соловки, они не поедут в заштатный монастырь без сильной духовной традиции, без старцев и перспектив Афона.

23.


Но пока в мирских Борках все недовольны своей жизнью, в монастырских – все радуются. Вот и отец Андрей. В монашестве он с юности, в детстве убегал от матери в церковь. Знает всякую службу и для окрестных батюшек он незаменим на своей «Ниве», ведь всегда приедет послужить и повенчать.

24.


Игумен Ферапонт.
Я, конечно, как к кандидату богословия приставал к нему: что там «православный дресс-код», а как же «боевые дружины Энтео»? Отец Ферапонт улыбался и отвечал, что православный «дресс-код» существует много столетий. А боевых дружин в монастыре создавать не планируют. Пару лет назад из приходской церкви в Борках украли несколько старинных икон, украли бы больше, да покойный дьякон Авраамий, прошедший Чечню, выбежал на десяток грабителей с дубиной и разогнал их. «Одна отрада в тот день была, что уехал из монастыря отец Андрей с ключами от сейфа, в котором «Сайга» хранилась, а иначе отец Авраамий поубивал бы их», - говорит игумен Ферапонт. По тому делу поймали одного цыгана, но он подельников не выдал и сел, а иконы недавно перехватили на немецкой границе. Когда-нибудь, да привезут назад. «Сначала удовлетворение было, что взяли этого цыгана, а теперь, думаю, надо бы к нему съездить в колонию, и УДО скоро будет, мы как потерпевшие можем поддержать его», - говорит игумен Ферапонт.
И вот тут история. Железноборовский монастырь со всем этим попал в переплет, так что вся моя дорогая пресса долго еще разорялась. Некий сотрудник ОВД «Буй» в связи с ограблением монастыря предложил вооружить братию. Ну, тут началось. Отца Ферапонта НТВшники застали в Москве, прижали к памятнику Кириллу и Мефодию, и тут-то все хотели выведать. Но отец Ферапонт не дался и все отрицал, конечно.

25.


Но уже светает, и начинаются службы. А мы с Борисом – по мирянам.

26.


27.


Нина Егоровна – осколок дореволюционной России, хоть и родилась в 1930-ые, но в такой глуши, кроме вывесок, тогда еще ничего не поменялось. В селе все годы советской власти служили в приходской церкви. И хоть в монастыре посносили купола и в церквях расставили трактора, да только проку никому из этого не вышло, как сейчас мы видим.

28.


У Нины Егоровны трое сыновей, и один, конечно, пьяница, но двое – порядочные. Провели ей газ в избу, да только на этом вся цивилизация и кончилась. Телевизор Нина Егоровна не смотрит по случаю поста. И весь быт у нее самый настоящий, но старушечьим его и не назовешь, ведь сама она хоть и говорит по русской деревенской традиции, что скорее, мол, помереть бы уже, да все болтает без умолку, вспоминает всякое: как на маслобойне пальцы потеряла, как мужа своего венчаться заставляла, как тяжело было всю эту жизнь волочить впроголодь. Да вот и новых неприятностей полно: весь пост строго блюла, и хоть бы похудела!

29.


30.


31.


32.


А тут другое. Советский прапорщик Николай собирается в баню! Бабка его, злая такая, тем временем таскает дрова с поленницы, ну, у Николая есть время рассказать, что служил в Чехии и не тужил, а сейчас живет в Борках, временно, на каникулах, правда, пять лет уже. И дом его в козырном месте – точно у лавки – все друзья-товарищи под рукой.

33.


34.


И псы в Борках замечательные – лапы заячьи, уши лисьи, а глаза добрые. На природе все же живут.

35.


Вот и Юрий Петрович, тоже пенсионер. «Пьем, - говорит о политическом моменте, - и всему верим!» А у самого в пакете пакет кефира, но вид наш, рассейский – карманы рваные, лицо отечное. А все ж вечером явится на службу и будет стоять с 11 до 4, когда молодежь здешняя уже давно решит «завтра зайти».

Юрий Петрович-то и растолковывает нам главную борокскую загвоздку. Все дело в том, что лес растет 50 лет, а рубится за 1 день. Переусердствовали борокские мужики – выпилили всю деловую древесину в округе. Из Архангельска лес возить невыгодно, вот и пришел закат на краткий и тусклый борокский рассвет. Хотя, говорят, лет пять тому назад по селу рассекали девятки и молодежь «была». Да сплыла.

36.


Удивительное это место – старая колокольня, - духоносное. Голубиный помет – в полметра слой. Монастырь и рад бы отдать эту старинную приходскую церковь в Борках батюшке, да нет желающего. Хотя при церкви крепкий дом и прихожан в праздник человек 100 наберется. Нет желающих, доходы с деревенских старушек не те. Да и всякому священнику о детях тоже заботиться нужно, а тут, кроме чистого воздуха, мало прибыли.

37.


38.


39.


40.


Вот и трудник Виктор поспешает готовить вертеп с доброй матушкой Людмилой. Мы с Борисом не встретили в Борках ни одного по-настоящему злого человека, ну а советский прапорщик не в счет, нормальный мужик, просто наследственность тяжелая.

41.


42.


43.


А вот и Наталья Дмитриевна, московский химик и мать четырех детей. Со своим мужем, полковником КГБ в отставке, она прикупила в Борках избу за 500 тысяч и поселилась насовсем. Сама поет на клиросе, а Виктор Иванович ее – монастырским сантехником (он еще будет впереди с таким благодатным бородатым лицом). Нам тихо говорят, мол, Виктор Иванович ничего такого предосудительного не делал, диссидентов не гонял, на внешнюю разведку работал.
Наталья Дмитриева о Москве только с усмешкой. Не понимает, как бы там жить сейчас смогла после Борков.

44.


На монастырской кухне добрые матушки стряпают вовсю, нам же на службу собираться.

45.


46.


47.


48.


49.


50.


51.


52.


Красивейшая дореволюционная церковь. Отреставрированный храм при монастыре по убранствам с ней ни в какое сравнение не идет.

53.


54.


55.


56.


57.


58.


59.


Публика своим поведением ничем от столичной не отличается. Являются начальники в дубленках, ставят по свечке, мнутся, маются, теребят телефоны и через час – по домам. Дольше выдерживают молодые пары, так часто ведь бывает, что девушка хочет освятить свой союз чем-то духовным и таинственным. Смешные – крестятся, свечки ставят, за ручки держатся. Но 5 часов службы – не для них испытание.

60.


61.


Русским бабушкам все невзгоды нипочем.

62.


Трудник Виктор умеет занимать стратегически верную позицию.

63.


Причащение. И наша Нина Егоровна с товарками, да и Юрий Петрович, старая гвардия не подведет.

64.


65.


На входе уже разыгрывается трагедия. Пьяненький (без пьяного рождественская служба не в счет) Димон-краснодеревщик пристает к отцу Арсению – срочно нужна исповедь. Дмитрий венчался в этой церкви, но что-то не сладилось, разошелся, сошелся с другой, теперь ходит кругами и курит и говорит: «Не могу войти внутрь, не тянет меня туда!» И все равно ходит и курит. Его новая жена с дочерью на службе. Дмитрий мечется, но не уходит.

66.


Если кто-то уже пресытился благами жизни и считает, что ничто земное его не развеселит, очень рекомендую: 40-дневный пост, ночная служба и разговение в хорошей компании. Если же еще и клирос затянет «Любо, братцы, любо…» Значит, праздник удался.

67.


68


Менее сумбурно и более политкорректно о том же должно появиться в свежем номере журнала «Итоги». Фотографии номер 3, 10, 13, 14, 15, 21, 22, 23, 24, 25, 28, 33, 34, 39, 40, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, все фото со службы, 67 сделаны Борисом Жарковым (http://www.flickr.com/photos/tastyborsch/)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив