"Мистический писатель": Булгаков и Мандзони
anna_chertkova — 09.08.2022Между Россией и Италией протянуто множество связующих
ниточек, куда больше, чем может показаться на первый
взгляд.
И это не только Достоевский, зима и оладушки — скоро я вас порадую новыми интересными
историями, а пока сегодня с моим новым тэгом
#РусскоеИтальянское мы узнаем о неожиданных параллелях
в судьбах Михаила Булгакова и
Алессандро Мандзони.
В июле в Москве мне посчастливилось побывать в обоих «нехороших квартирах» Булгакова — но и миланский дом итальянского писателя, как и его жизнь, тоже никак нельзя назвать счастливым. Да и мистики там тоже хватало!
Но обо всем по порядку.
«Насквозь интеллигентная семья»
Так Константин Паустовский называл семью, в
которой родился Михаил Булгаков. Отец будущего писателя, Афанасий
Булгаков, был профессором Киевской духовной академии, мать, Варвара
Булгакова, работала учительницей в гимназии.
«Семья Булгаковых была хорошо известна в Киеве — огромная, разветвленная, насквозь интеллигентная семья <�…> За окнами их квартиры постоянно слышались звуки рояля, голоса молодежи, беготня, смех, споры и пение».
Отец Мандзони, Дон Пьетро Мандзони, происходил из одной из старейших семей из Барцио в Вальсассине, что вблизи от Лекко в Ломбардии, а мать, Джулия, обладательница несомненного литературного таланта, могла похвастаться родством со знаменитым итальянским экономистом и публицистом Чезаре Беккариа, приходившегося ей отцом.
«У меня в связи с болезнью тяжелое нервное
расстройство».
Эти слова в канун нового 1925 года записал в своем дневнике сам
Булгаков.
И с годами это расстройство только прогрессировало.
Со слов второй жены, Булгаков был очень нервным,
впечатлительным человеком, переполненным страхами: особенно
агорафобией – страхом открытых пространств,
площадей, улиц, танатофобией – страхом внезапной смерти – и многими
другими.
В июле 1934 года он писал Викентию Вересаеву:
«…лечусь электричеством и водой от нервного расстройства… К началу весны я совершенно расхворался: начались бессонницы, слабость и, наконец, самое паскудное, что я когда-либо испытывал в жизни, страх одиночества, то есть, точнее говоря, боязнь оставаться одному. Такая гадость, что я предпочел бы, чтобы мне отрезали ногу! Ну, конечно, врачи, бромистый натрий и тому подобное. Улиц боюсь, писать не могу, люди утомляют или пугают, газет видеть не могу, хожу с Еленой Сергеевной под ручку… одному – смерть!»
На протяжении долгих лет страдал от нервных расстройств и
нервозов, от заикания и боязни открытых
пространств и Алессандро Мандзони.
И тоже пытался бороться с собственными страхами и
припадками, но не гипнозом, как Булгаков, а...
выработанной последовательностью привычных
действий, которые отвлекали его от неважного
самочувствия.
Чрезвычайно мерзлявый и, в то же время, с трудом переносящий жару,
Мандзони взвешивал одежду на весах, отказывался принимать своих
немногочисленных друзей, предпочитая их компании тепло камина в
своем доме, не читал почту, ел все время одни и те же блюда и
ложился спать в одно время.
Но иногда напряжение становилось невыносимым — и он выбегал на
улицу, и ходил, ходил по городу, в дождь ли, в жару, порой проходя
в день порядка сорока километров.
«Человек-то лучше становится на лоне природы».
Это — цитата из фантастической повести Булгакова «Роковые яйца».
«Но до чего же она хороша! ...По спящей, еще черной в ночи набережной носильщик привел куда-то, что показалось похожим на дворцовые террасы. Смутно белеет камень, парапеты, кипарисы, купы подстриженной зелени, луна догорает над волнорезом сзади, а впереди дворец,— черт возьми!.. В окнах гостиницы ярусами Ялта... Светлеет».
Лучше на природе становился и человек, и человеку: Михаил
Булгаков, мечтавший о путешествиях по миру, но вынужденный
удовольствоваться поездками по стране, любил бывать в
Крыму, на даче Антона Павловича Чехова в
Ялте.
Подобно ему, и Алессандро Мандзони искал укрытие на природе,
на вилле Брузульо, унаследованной им от матери,
получившей поместье от графа Карло Имбонати в 1805 году.
Еще с юношеских лет Алессандро увлекался ботаникой и садоводством,
проводя часы, пересаживая фиолетовые рододендроны, гортензии,
магнолии с белыми цветами, кедры и даже хлопок и кофе. Из окон
собственной комнаты, расположенной на самом верху, он любил
любоваться садом, изучая книги по сельскому
хозяйству. Любил он и гулять в своем саду, читать или, взбираясь на
холм, который вырыли по его указу, пересчитывать заснеженные пики
Альп.
«Кто сказал, что нет на свете настоящей, вечной, верной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!»
Михаил Булгаков искал любовь и, наконец, нашел
ее в лице Елены Сергеевны Шиловской, третьей жены, «от
дьявола».
Дорогие меха, наряды «от кутюр», личный автомобиль, огромная
квартира — все это Елена Сергеевна оставила в браке с генералом
Шиловским, уйдя от него к Булгакову. Елену современники вспоминали
не только как притягательно, «дьявольски» красивую
женщину, но и женщину одаренную,
образованную: она знала несколько языков и хорошо
разбиралась в современном искусстве.
Вот и вторая (и последняя) супруга Алессандро Манзони напоминала
Елену: красивая, привлекательная, одаренная,
Тереза знала жизнь — и очень отличалась от первой жены итальянского
писателя Генриетты. Ее тоже характеризовали как общительную, умную,
образованную.
Любопытное — но совпадение ли это? - что у каждой из жен — и Елены, и Тереза — были дети — сыновья! - от предыдущих отношений. И обе супруги чтили и уважали своих мужей, уже достигших к тому времени зенита литературной славы.
«Бог более чем исполнил мои желания, подарив мне компаньона, в котором я нахожу наибольшее совпадение вкусов, привязанность, доказывающую все мои недостатки, и самый живой и непосредственный интерес ко всему, что касается моей семьи».
А. Мандзони
Но помимо жен, в жизни обоих писателей царила еще одна женская
фигура.
Мать.
Вот что нам рассказывает Алексей Варламов, ректор Литературного института им.
А. М. Горького, о матери М. Булгакова:
«Какими были отношения Михаила с отцом, мы точно не знаем, но
можем наверняка утверждать, что у него были очень сложные отношения
с матерью. Собственно, отход Булгакова от церкви, который произошел
довольно рано, именно в этом подростковом возрасте, случился во
многом потому, что у Михаила начались конфликты с мамой. И,
конфликтуя с ней, он стал конфликтовать и с той системой ценностей,
которые она представляла. Мы знаем об этом из дневника младшей
сестры Михаила Афанасьевича – Надежды Афанасьевны, где она прямо
пишет, что Миша не ходит в церковь, Миша не говеет, не соблюдает
Великий пост, Миша увлекается Дарвином, читает Ницше. Это был
абсолютно нормально для юноши той поры, но это очень многое
объясняет в дальнейшем духовном пути, биографии Булгакова».
Что до Алессандро, то ему слово:
"io non vivo che per la mia Giulia", «я живу только своей
Джулией».
Это Алессандро пишет из Парижа, где, юношей, он живет с матерью,
своему другу Винченцо Монти. Джулия — не его девушка, невеста или
жена. Джулией зовут мать писателя, с которой его
связывают самые нежные отношения на протяжении
практически всей жизни, до появления в его жизни второй жены.
Квартирный вопрос
На Большой Садовой
Стоит дом здоровый.
Живёт в доме наш брат
Организованный пролетариат.
И я затерялся между пролетариатом,
Как какой-нибудь, извините за выражение, атом.
Биографы Булгакова часто сходятся во мнении, что квартирный вопрос
испортил писателя: неслучайно и то, что к нему он
обращается во многих своих произведениях — в «Собачьем
сердце»,«Дьяволиаде», «Театральном романе», «Роковых яйцах»...
В Москве Булгаков на целых четыре года обосновался в пятидесятой квартире дома номер десять (или, если угодно, номер 302-бис) по Большой Садовой улице.
Здесь же расположены оба посвященных писателю музея: частный и государственный.
За прославленным писателем примусом, атмосферой
комуналки и настоящей, булгаковской
мебелью, вам следует отправиться в Музей
М. А. Булгакова.
А вот за посмертной маской писателя (как у Данте) и
сюрпризами вас следует отправиться в Булгаковский
дом-театр.
Я побывала в обоих да еще - к огромному моему удивлению — обнаружила рядом со своим институтом сразу два Булгаковских места: прообраз дома Маргариты и дом Мастера.
«Ничему на свете не завидует — квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него».
Е.С. Булгакова, третья жена писателя
Вот Мандзони Булгаков непременно бы
позавидовал. Вот его дом в Милане:
«Массивное прямоугольное зеркало показывает нам отражение мужчины со светло-голубыми глазами, узким и длинным носом, тонкими губами, немного выдающим подбородком. Он прикрывает прямые седые волосы старым черным цилиндром. Алессандро Мандзони, дон Лизандер для горожан, готовится к одной из своих прогулок по улицам Милана в полном одиночестве.
Медленно, но решительным шагом, он пересекает элегантно обставленную гостиную на верхнем этаже так любимого им дома по улице Мороне... Спустившись по парадной лестнице, он направляется в кабинет, где книги оккупитуют все стены подобно эдере на стенах внутренного двора дома... В окне робкий ветер играет с деревьями в саду...»
Так описывают день писателя его соотечественники, авторы книги
«Секретный Милан».
Разительный бытовой контраст, не правда ли?
А нужен ли комфортный быт для счастья?
Ответ дает сам Михаил Афанасьевич. Вот как он писал в Париж жене
друга, писателя-эмигранта Евгения Замятина: «Так как мне точно
известно, что нужно для счастья человека, то этого и желаю Вам: 1)
здоровье, 2) собственная вилла, 3) автомобиль, 4) деньги. Все
прочее приложится».
Мистический писатель
Как ни странно, но оба писателя сравняются в...
торжественности последнего путешествия, к месту
вечного упокоения...
Похоронили Булгакова на Новодевичьем кладбище,
неподалеку от могил Чехова и актеров МХАТа. Последний покой
«мистический писатель» (знаменитая фраза Михаила Афанасьевича «Я —
мистический писатель» адресована правительство СССР) обрел в
поэтичнейшем уголке самого престижного кладбища
страны, и его черный надгробный камень, пророчески
именуемый «Голгофой», унаследован от Гоголя.
Алессандро Мандзони был похоронен на
Монументальном кладбище Милана, современном, но с отсылками к
средневековью, недавно отстроенном и предназначенном для упокоения
самых знаменитых сынов города. Через год после смерти итальянского
писателя Джузеппе Верди посвятил ему Мессу-реквием, которой сам и
дирижировал, днем — в церкви Сан Марко, а вечером — в театр Ла
Скала.
Но настоящая «мистика» началась позже, когда в
1959 году на кладбище затеяли работы для того, чтобы придать месту
погребения писателя больше величия.
«Внезапно послушался гул сдерживаемых криков, а некоторые буквально подпрыгнули к приоткрытой гробнице: от вскрытой могилы исходил слепящий свет, гроб Алессандро Манзони сиял как люстра!»
Settimana Incom, 24 марта 1960 года
Тут же заговорили о причислении Алессандро Мандзони к лику святых, но в итоге выяснилось, что тело писателя было забальзамировано на следующий после смерти день, а увиденное работягами слепящее сияние обьяснили игрой солнечного света, отражающегося от хрустального футляра, в котором до сих пор хранится тело писателя.
Вы бы удовлетворились таким объяснением?
Понравился материал?
Тогда давайте останемся на связи:
— мой канал в Телеграм,
— мой канал в Инстаграм.
#РусскоеИтальянское