Майла Пюльккёнен

fem_books — 09.06.2021 У ДЯДИ БЫЛО РУЖЬЁ, И ОН ЗАСТРЕЛИЛ СВИНЬЮ.
МАМА НАС, КОНЕЧНО, НЕ ПУСТИЛА СМОТРЕТЬ,
НО МАЛЬЧИКИ СТОЯЛИ СОВСЕМ БЛИЗКО И ВСЁ НАМ ОБЪЯСНЯЛИ.
МЫ ИГРАЛИ В РАССТРЕЛ СВИНЬИ МНОГО ДНЕЙ, ОДИН БЫЛ СВИНЬЯ И МОГ ДЕЛАТЬ МНОГО ВСЯКОГО,
ПАДАТЬ И ДРЫГАТЬ НОГАМИ,
И СНАЧАЛА ВИЗЖАТЬ И ХРЮКАТЬ,
НО РИТА БОЯЛАСЬ ПО-ПРАВДАШНЕМУ, КОГДА В НЕЁ СТРЕЛЯЛИ,
И РЕБЯТА ПОВЕЛИ НАС В САРАЙ
ПОСМОТРЕТЬ, КАК ТАМ СВИНЬЯ ВИСИТ,
НАМ БЫЛО УЖАСНО СМЕШНО,
ЧТО ОНА ТАКАЯ БОЛЬШАЯ И СОВСЕМ КАК БУДТО ГОЛАЯ.

Жанр этого поста можно обозначить как поздравление с юбилеем. Поздравление с несбывшимся девяностолетием, так будет точнее. Оно и не мог сбыться, этот величественный юбилей, но с ним стоит поздравить. Не так уж много известно нам о финской поэтессе Майле Пюльккёнен [Maila Pylkkönen], кроме дат рождения и смерти. Девятое июня 1931 года – 4 ноября 1986 года.
Пюльккёнен родилась и выросла в Хельсинки, в рабочей семье. Экзамены за курс средней школы она сдала в двадцать лет, возможно, готовясь самостоятельно. В университете изучала психологию и этнографию. Диплом не защитила. Первый сборник стихотворений «Классические чувства» [Klassilliset tunteet ] вышел в издательстве Otawa в 1957 году.

* * *
Я по тебе не заплачу, королёк, птичка малая,
что впорхнула в тёмный сарай через щёлочку,
умерла – от голода ли, на стену ли налетела, не знаю,
птичка, ты и раньше человеческой речи не разумела, по тебе я плачу,
твоё тело спрячу от хищных зверей в торф поглубже,
это ещё тёплое тело, что больше не держит поникшую голову,
узкого чёрного клюва не откроет, полосатых крыльев не расправит;
маленький королёк, этих чистых тонких ножек земле отдать не могу я,
я отрежу,
отрежу чёрные блестящие ножки там, где они из-под перьев выступают,
отрежу в голени сухожилие разомкнётся, увижу тонких пальчиков движенье.
Как ножом мне по сердцу.
Королёк, ты ничего не чуешь.

***
Ариадна, ткачиха и пряха,
верит в дьявола
(В него также верят торговцы, что продают снег и воду,
вера хороша для торговцев,
а мореход и охотник – они боятся,
у них есть чувства).
Но Тезей – искупитель, храбрец,
в древности он победил великанов и вселенскую угрозу,
хитростью Полярную звезду водрузил на место,
а великана поставил держать небосвод – так мы теперь и кружимся.
Критского дьявола он покорил, Минотавра,
а жертвенный колодезь обрушился и забылся,
эти события
нужно изображать на вазе и крае одежды,
чтобы они повторялись из вечности в вечность,
эти эпизоды ежегодно нужно разыгрывать в процессиях,
на сцене, на арене и во время боя быков,
их показывают в персональных снах в ночное время
и повторяют в свастиках вокруг дверей,
ибо в опасностях мы живём,
висим на волоске.

* * *
Мне темно.
Здесь девять месяцев греются,
три – запасают еду,
и мужчины уходят охотиться и рыбачить,
чужие мужчины
несут окровавленных птиц;
я солнца хочу – пусть это мой дом, но мне темно,
солнца хочу, цветов, которые сами растут,
тени в солнечный день, юрких рыб
в воде прозрачного берега.


* * *
В снегу люди и травоядные – словно огромные тени, слишком близко,
эта реальность не такая, как у меня,
когда я сплю тонким сном служанки, невестки и вижу свой сон о цветах,
в мои сны не верит никто,
вне себя от темноты, я поджигаю каждое утро дом,
один режет петуха,
я повесила красный ковёр на стену,
на свет живого огня, не луковой шелухи жёлтый цвет, не ярчайший синий озаряет,
а только солнце окрашивает край леса
под сотнею снегов
я одна это вижу.

Античная мифология, национальный фольклор и, как пишут, типичный финский модернизм пятидесятых годов... Из этих трёх источников (есть ли здесь заставшие диамат?) и возникла ни на что не похожая, уникальная творческая манера Пюльккёнен: ролевое стихотворение, или монолог от лица другого человека. У Майлы Пюльккёнен чаще всего – от женского лица. «Иисусову деревню» [Jeesuksen kylä] (1958), подборку кратких стихотворных автобиографий о войне, родительстве, скорби и разлуке, можно сравнить с «Антологией Спун-Ривер» Эдгара Ли Мастерса. «Достоинство» [Arvo] (1959) – дряхлая старуха подводит итог собственной жизни. «Воздух: монолог в размере стиха» [Ilmaa] (1960) написан весь заглавными буквами – так записала бы свои воспоминания центральная героиня, девочка-дошкольница. «Власть» [Valta] (1962) состоит из двух частей, озаглавленных «Супруга преподавателя» и «Актриса».

Из сборника «Достоинство» [Arvo] (1959)
Из цикла «Старая мать произносит свои стихи»

* * *
Да я и впрямь в молодости мало спала,
читала романы по ночам, не могла закончить,
муж уже давно спал
и ворчал иногда: «И всегда ты только читаешь».
«Всегда-всегда», – говорила я и переворачивала страницу,
а он снова засыпал,
я дочитывала книгу, а он ничего не знал,
до четырёх аж читала,

а утром опять вставала отправить мужа на работу.
Это бывало трудновато, когда на него находило.
Полгода он бы только и лежал,
вторую половину подымался и в четыре, и в пять,
и работы ему всё было мало,
красил и ремонтировал каждый угол,
сделал лампу и другое электричество, подсвечники сделал, и всё
делал, делал себе и другим,
и делал отменную работу,
ни миллиметра исправлять не приходилось,

но в усталые времена, не говоря уж о работе,
ни словечка не проронит,
и другой тоже не моги говорить.
Случалось не раз, что я открывала рот
и закрывала, не сказав ничего.

* * *
А иногда я – рот на замок.
Мы смеялись над этим потом, в старости.
Редкий мужик, который совсем не пьёт,
наш тоже временами прикладывался.
Тогда он приходил домой навеселе
и начинал мне петь,
а я говорила: «Плевала я на твои песни»
и больше не разговаривала в этот день, да и на следующий тоже.
Еду на стол ставила, но поесть не звала,
муж говорил «Вот ты какая»
и укладывался спать в ботинках
а я шла подложить газету ему под ноги.

Не выношу этой водки.
В молодости и того пуще не выносила.
Ой-ой, отец покойный приходил всегда по субботам,
так-то был тихий, а мать кипятилась, но пьяный он бывал злой,
мать должна спасибо сказать, что успевала укрыться с нами в сауне.
Помню, я сидела в сауне под потолком и молила Боженьку,
отец ругался в дверях избы,
удивительно, что он ни разу не пошёл за нами.

* * *
Говорят, нынешняя сиделка такая хорошая.
Ну, она не плохая, этого не скажу,
только уж очень сильно порядок блюдёт.
Сама встаёт утром в восемь,
так она здоровая, пускай себе встаёт,
но она желает и меня погнать из постели.
Как увидит, что я самый чуток проснулась,
так и начнёт разговор: «А не встать ли потихоньку,
сможем перестелить и одеться, а потом можно и обратно лечь».
А если мне ночью не спится, так утром могла бы заснуть,
она этого не понимает,
порою кажется, хоть целый день не вставала бы, не одевалась,
осталась бы однажды так, в будни,
так нет же,
всегда она говорит: «Надо нам постараться держаться немного достойнее,
мы такие старые».
Я раз ей сказала: «В этом, что ли, достоинство человека,
что он никогда не может сделать так, как хочет, –
будь хоть какой старый и усталый и больной».
Тогда она совсем притихла и ничего больше не говорила.

Из сборника «Воздух: монолог в размере стиха» [Ilmaa] (1960)

* * *
КОГДА В НАС БЫЛ КОКЛЮШ, НАС УВЕЗЛИ В ДЕРЕВНЮ.
ТАМ БЫЛО ПРОСТО УЖАСНО.
ДЕТИ БЫЛИ ОДНИ МАЛЬЧИКИ, НАМ СНАЧАЛА НЕ ДАВАЛИ ИГРАТЬ
ДАЖЕ С НИМИ.
И ВАННОЙ НЕ БЫЛО.
МАМА КУПАЛА НАС В ТАЗУ У ПЛИТЫ,
РИТА БРЫКАЛАСЬ КАЖДЫЙ ВЕЧЕР, КОГДА БЫЛО
СРАЗУ ГОРЯЧО И ХОЛОДНО;
УБОРНАЯ БЫЛА ДАЛЕКО РЯДОМ С КОРОВНИКОМ,
И КУРИЦЫ ВСЕГДА ПОД НЕЁ ЛЕЗЛИ,
А НАМ ВСЁ ВРЕМЯ ХОТЕЛОСЬ,
МЫ БОЯЛИСЬ И СТАРАЛИСЬ УДЕРЖАТЬСЯ
И В ТО ЖЕ ВРЕМЯ СХОДИТЬ,
И МЫ ГОВОРИЛИ ОБ ЭТОМ ВЕСЬ ДЕНЬ.

* * *
МАМА СИДИТ В ТЕМНОТЕ, КОГДА МЫ СПИМ,
И ДЕРЖИТ ЗА РУКУ, ЕСЛИ НАДО.
ТОГДА НЕЛЬЗЯ БОЛЬШЕ РАЗГОВАРИВАТЬ,
КОГДА МЫ ПОЧТИ СПИМ,
МАМА СИДИТ,
И ЕЁ ВИДНО, ЕСЛИ ЕЩЁ СУМЕЕШЬ ПРИОТКРЫТЬ ГЛАЗ,
МАМА НИКОГДА НЕ УЙДЁТ
ДОПОЗДНА, КОГДА МЫ НЕ СЛЫШИМ И СОВСЕМ СПИМ.

В 1971 году поэтесса вышла замуж за художника Олли Суоми. После рождения двух детей у неё обострилась психиатрическая симптоматика, и последовало несколько госпитализаций в больницу Никкиля. Поскольку отец, человек безалаберный, богемного склада, был решительно неспособен справляться с маленькими детьми, их поместили под опеку приёмной семьи. Майла Пюльккёнен обрекла себя на литературное молчание в 1977 году, после десяти поэтических сборников. Она прожила ещё девять лет – безмолвно, не издав ни строчки. Остался большой архив. Может быть, пройдёт время, и мы увидим новые издания.

Из сборника «Власть» [Valta], 1962
Из цикла «Актриса»

* * *
Я играла её двенадцатилетнего сына, которого она целовала в лоб.
В горизонтальных античных одеждах, прямые носы, большие глаза.
Посредине – её сосредоточенный взгляд,
осторожное дополнительное выражение глаз, только мне.
Приближенье, суженье лица, накладные ресницы,
глаза на мгновенье почти сливаются воедино.
Потолок, как обычно кружился.
Задник изображал пространство.
Мы были вдвоём.
Поддерживали воздух.
Центр тяжести в голеностопном суставе.

* * *
Придётся сосредоточиться, хотя это почти невозможно.
Не могу ж я пойти и сказать, что у меня умерла подруга,
на самом деле никакой дружбы не было.
Учительница? Это не причина.
Она обучила и многих других,
в некотором смысле создала весь имидж,
режиссировала режиссёра, хотя этого не подчёркивала,
в сущности, никто не шевелился, не спросив её.
Многие, кого она водила на поводке,
не знали об этом,
я знала, я не так беспомощна,
не могу начать эпидемию, говоря, что больна.

И где мне болеть?
В этой квартире, которая дом?
Совершенно без репетиций
я здесь, извиняю себя, что устала, что в комнатах хаос
и неоткуда узнать,
трактую ли я мою роль не так.


Переводы Элеоноры Иоффе

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив