Машины советских дворов: автомобили, которые мы помним из детства
5koleso — 13.10.2025
Родом из детства самые яркие и теплые воспоминания. Автомобили в них всплывают довольно часто, лишь подтверждая глубину своего влияния на общество в целом и индивида в частности. Убежден, большинство из читающих сейчас эти строки подтвердит: автомобилями увлекался с раннего детства. Во всяком случае, мне не доводилось встречать таких, кто сначала восторгался: «О, бабочки, бабочки!» или «О, корабли, корабли!», а потом вдруг заболевал автомобилями.
Прекрасно помню мои первые автомобильные впечатления. У дома останавливался «зилок» с полуприцепом, а внутри сидели настоящие медвежата и пытались просунуть мордашки через зарешеченные оконца. Отправляясь с бабушкой гулять в Воронцовский парк, я все надеялся вновь увидеть мишек. Юго-Запад Москвы продолжал строиться, и по Профсоюзной улице сновали дико ревущие самосвалы МАЗ-205 и кургузые странные самосвальчики с большими задними колесами — это были венгерские Dutra. Переходя улицу, можно было встретить еще величественную двухцветную «Чайку». Позже я обнаружил дальше по Профсоюзной целый правительственный гараж (сегодня это транспортный комбинат «Россия» управления делами президента РФ). Цветная «Чайка» жила в нем примерно до 1979 года.
Еще помню, идем с дедом в Парк Горького, а он останавливает меня перед машинами, и объясняет: «Вот это «Пежо, а вот это «Рено»!» Никаких «пеугеотов» с «ренаультами» — ваш покорный слуга с младенчества знал, как произносится то, что пишется с таким количеством лишних букв. Правда, позднее все же был поставлен в тупик: в наших пятиэтажках иногда останавливалось нечто безразмерное, занимавшее чуть ли не половину заасфальтированной площадки у помойки, с надписью Plymouth на капоте. Мы тогда только начали изучать в школе английский, и я бился над этим треклятым «…outh». А деда, чтобы спросить, уже не было…
Дворы нашего детства — сколько тайн они хранили для любознательной натуры! Хотя, наверняка московские отличались от нижнетагильских или, допустим, ростовских. Да и московские сильно отличались друг от друга. Наша пятиэтажка была образцово-показательной — должна была попасть на глаза Хрущеву, приезжавшему открывать станцию метро «Новые Черемушки». Но жили у нас разные люди, в основном небогатые. На весь подъезд, помню, у нас был один 412‑й «Москвич» дяди Вити из 4‑й квартиры. В глубине квартала стояли пятиэтажки попроще, но частью они были кооперативными, там обитали люди более обеспеченные, и потому машин стояло побольше. А еще дальше, за школой располагались пятиэтажки, возведенные силами самих жильцов (подробностей этой схемы не знаю). Там машин не было вовсе и народец жил шпанистый. Забегать туда чужаку не стоило, чтобы не огрести. Конечно, в районе Чертаново, где массово возводили кооперативные дома для загранработников, автомобильная «популяция» была побогаче. Что говорить о Кутузовском проспекте, где жили иностранцы и сам Брежнев. Туда меня манил «Дом игрушки», возле которого по четвергам (кажется), прямо на парапете подземного перехода собирались коллекционеры масштабных моделек. Купить хотя бы одну! — приходилось разве что слюни пускать, родители столько не зарабатывали. Какой-нибудь Matchbox, на который сегодня и не посмотрят, стоил десятку. Но сколько радости было, когда на Новый год мне подарили саратовского «москвича» в сорок третьем масштабе!
Испытывал ли я какую-либо ущемленность, перемещаясь между этими «социальными слоями»? Нет, конечно! Ну, разве, когда необходимость вынуждала оказаться в «тех», шпанистых пятиэтажках. От редких тогда иномарок никто не отгонял, наоборот, охотно могли показать и рассказать, если попросишь. Впрочем, может просто оттого, что я был маленький, и не представлял угрозы?
Году-так в 1978‑м мне подарили фотоаппарат, и папа подсказал, что можно не просто щелкать, что ни попадя, а снимать разные автомобили, подбирать описания, составлять картотеку.
Подумать только, во дворах запросто стояли машины, сегодня представляющие коллекционную ценность! И хотя слово «ретро» уже стало одним из самых популярных (а также слово «турбо» латиницей, которое любили наклеивать на лобовые стекла владельцы «жигулей»), большинством все эти «вандереры», «опели» и «хорьхи» воспринимались не более чем как рухлядь. Случалось, старики просто отдавали «за бесплатно» своих ветеранов понравившемуся энтузиасту. Это называлось «в хорошие руки». Все свободное время я посвящал блужданию с фотоаппаратом по окрестным дворам, попутно силясь разгадать загадки, на которые не находилось ответов в рубрике «Наш автомобильный музей» журнала «Техника — молодежи». Почему у DKW поле эмблемы красное, а не черное? Почему на вид вроде BMW, а на эмблеме значится EMW? Как расшифровать ЗМА? Почему на дяди-Васином 412‑м стоят фонарики на скатах крыши, а у других — нет? Возможно, получи я ответы на все эти вопросы тогда, еще в детстве (скажем, записавшись в кружок автодела при Дворце пионеров), по мере взросления интерес к теме угас. И все вылилось, как у многих, в одержимое накопление средств на «москвич» или «жигули». Но, поскольку ответы приходили не сразу, а вопросов становилось все больше, увлечение стало профессией.
Сфоткать красивую заграничную машину можно было у посольств, некоторых магазинов (что такое «Березка», я тогда не знал), у гостиниц. Сколько радости было заснять знакомые по статьям Долматовского или Шугурова Citroen 2CV или Chevrolet Corvette! Теперь-то я понимаю, что снимать нужно было не иномарки — их изображениями сегодня забит весь интернет. Снимать следовало раскоряченные от перегруза самосвалы, грязные продуктовые фургоны, вонючие мусоровозы, ремонтные летучки — все то, что исчезнет из города бесследно. Впрочем, тут-то как раз можно было нарваться. Так один раз меня сдали в милицию за то, что фотографировал какой-то захудалый зилок. Уж и не вспомню, чем именно он привлек мое внимание, но рабочие вокруг углядели во мне шпиона. В другой раз, снимая новенький ижевский «каблучок», я нарвался на другую реакцию: вместо машины в объектив попал жирный кукиш (показывать средний палец у нас научились уже в Перестройку, насмотревшись американского кино).
Зимою автомобильная жизнь во дворах замирала. Машины накрывали брезентом с выведенным сбоку масляной краской регистрационным номером. Дворы не чистили столь усердно, как сейчас, и машины понемногу сливались с сугробами. Если автовладельцы особо не следили, малышня превращала такие машины в горки. Весной вместе со сходившим снегом всплывали продавленные крыши и треснутые стекла. Зимой замирала и моя фотографическая жизнь — какой удовольствие снимать замызганные по самую крышу машины? Из сильных зимних детских впечатлений — как закрутило «волчком» ЛиАЗ на затяжном спуске Профсоюзной улицы от метро «Новые Черемушки» в центр. Я ехал в этом автобусе!
Вот так автомобиль входил в советскую повседневность. Образно говоря, то вмерзал, то оттаивал. Если серьезно, то готов утверждать, что ни в одной стране мира автомобиль не оказал такого сильного воздействия на общество, как у нас. Ни в Великобритании, когда в 1896 году отменяли Закон о красном флаге, ограничивавший скорость пешим шагом. Ни в США, с известным афоризмом Генри Форда «Посажу Америку на колеса». Ни в Германии, с гитлеровской программой «народного автомобиля».
Продекларировав всеобщее равенство, большевики тотчас сделали автомобиль мерилом общественного положения. Четко, со знанием вопроса, машины выстроил по ранжиру Сергей Михалков в стихотворении «Смена»:
В «ЗиСе-110», в машине зеленой,
Рядом с водителем — старый ученый.
В «ЗИМе» — седой генерал-лейтенант,
Рядом с шофером — его адъетант.
В желтой «Победе» — шахтер из Донбасса,
Знатный забойщик высокого класса.
В синей «Победе» — известный скрипач.
И в «Москвиче» — врач.
Впрочем, в мое время стишок звучал иначе. Вместо ЗиС-110 в нем фигурировал ЗиЛ-110, вместо «ЗИМа» — «Чайка», вместо «Победы» — «Волга». Стихотворение свое Михалков переписывал дважды, как и слова к нашему государственному гимну.
Честно, заучивать классиков было мукой и для меня, и для всех моих сверстников. Зато к детскому языку моментально прилипали так называемые садистские стишки. Сегодня психологи наверняка усмотрят в них скрытую форму протеста против социальной несправедливости:
Черная «Волга» едет шурша,
Нет, не дождется мать малыша…
Но, право, мы в ту пору ни над чем подобным не задумывались. С детства каждый прекрасно знал, что в обществе всеобщего равенства существуют те, кто «равнее». И не особенно тяготился этим.
Наоборот, с каким восхищением мы провожали взглядами правительственные кортежи — этот бесконечный шлейф черных шуршащих «персоналок», стекавший по Ленинскому проспекту. Родители у меня работали в одном НИИ, их организованно «выгоняли» (именно так говорилось) приветствовать кортежи с зарубежными гостями нашей страны. По толпе сновали тетки с бобинами картонных флажков, и раздавали всем, чтобы махать проезжающим. В детстве разных флажков у меня накопилось не меньше, чем пластмассовых моделек автомобилей из магазина «Лейпциг».
Надо сказать, правительственный ЗиЛ — это вам не какой-то «Кортеж». В ЗиЛе чувствовалось величие, убедительность, сдержанное могущество: не тронь! Сфотографировать ЗиЛ — ни-ни. И ведь никто этого не объяснял, и без того было понятно, что нельзя.
«Персоналки» пролетали мимо, частные машины останавливались в наших дворах. Их по мере моего взросления становилось все больше. Помню, с каким придыханием я рассматривал первую «Ниву», как сейчас помню, вызывающего лимонного цвета, да еще с «дворниками» на фарах! Следовало бы немедленно бежать домой за фотиком, но лень, лень… Эх, сколько всего я не поснимал из-за этой лени! В домах через улицу жил Ford Taunus 17M 1958 года, такой же двухцветный, как и в кинофильме «Мертвый сезон». Я часто ходил мимо его, а сфотографировать собрался лишь когда «форду» расквасили морду. Потом детство закончилось. Автомобиль стал предметом профессионального интереса. С приобретением собственного долго не складывалось, а когда, наконец, сложилось… Вечерами во дворе раздавался стук топоров — это высвобождали место от деревьев и кустарников для своей новой «ласточки» те, кто еще недавно сиживал с друзьями в тени этой листвы. Бог свидетель, ваш покорный слуга не вырубил ни кустика, зато стал одним из первых, кто поставил во дворе даже не «ракушку», а пенал.
Удивительная однажды произошла с ним история. Мой приятель хранил у меня в пенале зимнюю резину — ту самую вечную дубовую «снежинку». Колеса были расставлены у дальней стенки пенала: одно мое и четыре — приятельских. Порой, измучившись на работе, я парковался до характерного толчка бампером в эти шины. И вот, прилетев из командировки, я отправился проветрить свою застоявшуюся «субару». Привычно отомкнул замки, сел за руль. И понимаю, что-то не так. Поверх капота лежало… запасное колесо! Мое. А четыре «снежинки» исчезли. Представляю себе этого вора. Как-то углядел, что у меня хранится в пенале, отомкнул замки, вынес то, что его интересовало, ничего не тронул из того, что ему не подходило, и снова запер пенал на оба замка!
Взгляд из-за руля напрочь развеял остатки романтики. Слово «частник», то есть владелец личного автомобиля, быстро превратилось в «чайник». Из «чайников» опаснее всех были «подснежники» — те, кто, несмотря на появление «Тосола» и «Снежинки», продолжал ставить автомобиль на прикол зимой, превращая его в горку для детишек. А по весне выкидывал на дороге такие фортили! Следующей опасной категорией стала «блондинка за рулем», кому «права папик подарил». Ну и бандиты, угрожающие пистолетом в окно, если их не пропускали и сгоняющие дальним светом тех, кто плелся по МКАДу. А затем — «учителя», «подставы», посты ДПС с досмотром… Что я рассказываю! Многим это прекрасно знакомо и так. А как я проходил техосмотр на стареньких, латаных-перелатаных «жигулях»…
Завершая этот не очень типичный для меня опус, где больше эмоций, нежели полезных фактов, я все же хотел по традиции вернуться к книгам. В постсоветское время вышло несколько трудов, авторы которых брались исследовать социальный аспект автомобилизации нашей страны. Среди них даже один американец затесался, по фамилии Сигельбаум. Чудной такой, мне однажды довелось пообщаться с ним. Книгу он назвал «Машины для товарищей». Она очень неглупая, если учесть, что автор — с другой части «шарика». Найти ее «в бумаге» будет довольно трудно, но она выложена, например, в «киберленинке». Тем же, кому по-прежнему доставляет удовольствие ощущать в ладонях вес переплета, перелистывать страницы, вдыхать запах полиграфии, порекомендую недавнюю вещь моего коллеги, Сергея Канунникова. Называется она «Хочу машину!». Он вырос в тех же дворах.
Денис Орлов, автомобильный историк, фото автора
Что еще почитать:
«Папа ваш Студебеккер?»: как внедорожник ГАЗ-63 стал «героем» Холодной войны
«Забудьте! Хороший автомобиль!»: как появился польский Zuk и что он делал в СССР
Шпионский роман: как рассекретили легендарный Citroen DS и при чем тут КГБ
|
|
</> |
Почему стоит заказать шкаф по индивидуальным размерам: плюсы и особенности проектирования 
Пригодилась книжка то 
Воспитание чувств 
Forever Young 
День самоуправления #5 в марафоне #ОСЕНЬМОЕЙМЕЧТЫ 
Альтернативы безбашенной схеме 
Дмитрий Ульянов - Ленину: "Дорогой Володя, надо кончить в Крыму склоку..." 
С добрым утром! 
Асунсьон. Или как мы прилетели в «отсталый Парагвай» и попали в будущее 
