Листая старые страницы

или синдром дежа вю.
      Намедни снял с полки "Походные письма" Н.П. Игнатьева (не суть важно зачем) и пролистывая страницы в поисках нужного факта, наткнулся вдруг на любопытный пассаж:
      "Бывшие доселе битвы с турками убеждают, что тактическое образование войск неудовлетворительно и не отвечает современным требованиям искусства. Начальники частей не умеют вести в дело ни полка, ни батальона, ни роты, ни взвода. Даром тратят людей, недостаточно пользуются местностью и везде хотят взять грудью, лбом об стену и штыком. Вопрос обращается в механическую задачу: сколько нужно человеческих лбов для преломления стены известной толщины? Искусства военного нет. Если и преодолевается противник, то единственно доблестью, беззаветною храбростью, удивительною выдержкою простого русского солдата. Разумеется, есть исключения и весьма почтенные. Но желательно, чтобы были исключения лишь в обратном смысле...". Ничего не напоминает?



      Вспомнил в этой связи мысль, которую высказал А.К. Пузыревский после войны:
      "Принятый устав, при всех его замечательных достоинствах, не вполне соответствовал состоянию тактических познаний войск. Так, например, слишком многое было предоставлено усмотрению батальонного и полкового командиров и устав не шел им на помощь, предоставляя соображаться всегда с обстановкой. В основании это верно; но, при недостаточной тактической подготовке большинства наших частных начальников, такая свобода слишком их тяготила, и они страдали нередко в мучительном недоумении, как сладить с условиями обстановки".
      Выход из этого он видел в том, чтобы "помочь делу следовало бы хорошо обдуманными инструкциями, которые подробно развивали бы начала, положенные в основу уставов, и, конечно, тщательной полевой подготовкой войск", но, с сожалением продолжал Пузыревский, "но первых не было, а вторая была неполной, часто ограничиваясь лишь внешней, формальной стороной дела...".
      И тут вспомнил я про ехидство, с которым прохаживались советские военные историки насчет русской армии и ее тактической подготовки во 2-й четверти XIX в.



      Ну вот такой, к примеру, пассаж из классики жанра:
      "Маневры 1820–1823 гг. под Курском, у Риги и под Москвой завершились изданием замечаний по поводу маневров и «Общих правил для руководства впредь как в подобных случаях, так и в действительных сражениях против неприятеля поступать должно». На маневры был высказан здоровый взгляд, что, поскольку они в мирное время имеют в предмете образование военных людей для войны, то и «должно исполнение оных походить на действительные сражения, дабы получить полные об оных понятия». В то же время говорилось, что маневры должны в мирное время отработать определенные типы боевых порядков, сочетающих линейные и глубокие построения. Теперь оставалось сделать один только шаг к «нормальным боевым порядкам» (лишившим войска возможности проявления какой-либо инициативы), что и было сделано в 1825 г. В конечном счете дело свелось к тому, что глубокие построения были вложены в линейные формы и сведены к нескольким типам боевых порядков, для чего были разработаны в 1-й армии «Общие правила» для боевого порядка, положенные в основу «Боевых порядков для гвардейских пехотных дивизий 1825 года».
      Стремление установить единый порядок в строевых занятиях привело к тому, что при главных квартирах 1-й и 2-й армий были созданы дивизионные учебные батальоны, подчиненные специально выделенным штаб-офицерам. Учреждение таких батальонов ставило целью упорядочить вопрос обучения и установить единую систему, но вскоре они превратились в «экзерцицмейстерские школы» унтер-офицеров. В соответствии с приказом царя все унтер-офицеры должны были направляться в эти батальоны за год до выслуги лет.
      Во второй четверти XIX в. полевая подготовка регулировалась рядом инструкций и наставлений, в частности действовали: «Руководство молодым офицерам к отправлению военной службы разных родов войск в военное время», «Полевой устав» 1846 г... На Калишских маневрах 1835 г. войска резервного Калишского корпуса были представлены прусскому королю, и последний был изумлен точностью исполнения массами всех перестроений. Прусская гвардия, бывшая на этих маневрах, была посрамлена. Николай I был доволен. Он перещеголял своих учителей. На маневрах всем присутствующим высшим чинам были розданы «типовые боевые порядки», по которым и проводились учения. По существу они мало чем отличались от «боевых порядков», принятых еще в 1825 г. По этим «боевым порядкам» проводились маневры на всех пунктах, где собрали войска...". И даже такой, казалось бы, толковый военный историк старой еще школы, как А.А. Свечин, и тот пишет про то, что "убогая тактика отвечала убогим представлениям высшего командного состава. Генерал Панютин, вождь русского авангарда в 1849 г., на вопрос, чем он объясняет ряд своих успехов над венгерской революцией, отвечал: «Неуклонным применением первого нормального боевого порядка во всех случаях»...".
      Так то оно так, но, сравнивая то, что прописано Игнатьевым, Пузыревским и потом тем же Строковым, Бескоровным и иже с ними, невольно возникает вопрос - а какой выход был? С тем кадровым составом армии, в особенности офицерским? По всему выходит, что Николай I, учитывая качество подготовки офицерского состава, попробовал найти единственно возможный в той ситуации выход - создать подробные инструкции-наставления, в которых расписать боевые порядки на все случаи жизни и вдолбить их в головы генералов, офицеров и солдат - ну хоть что-то будут делать, раз уж они все равно не способны на инициативу. А так есть инструкция, есть "нормальный боевой порядок № 1" - действуй. Да вот беда - хотели как лучше, а вышло как всегда, благой на первый взгляд замысел был напрочь испорчен ретивыми исполнителями, которые к тому же уставы и инструкции все равно не читали.



      P.S. И складывается впечатление, что проблема, обозначенная Игнатьевым и Пузыревским - своего рода родовое пятно русской (и советской) армии чуть ли не со времен Ивана III, когда "ставка" начала все больше и больше бюрократизировать управление войсками, а военачальники стали привыкать ко все возрастающей опеке из Москвы.