kot_shred: Нервно хихикая:В квартире,в которой я ж

Отрывок из повести «Белый
слон»
Хельга сидела рядом со мной на кровати, держала меня за руку и
внимательно разглядывала мою ладонь. Ну конечно: если колдунья,
значит и гадалка тоже... Не шевелясь и не показывая, что проснулся,
я скосил глаза на столик. Хельга подмела всё — и кулебяку, и
пирожные. Зря я заставил себя съесть оба куска, надо было
ограничиться одним.
Я кашлянул, сообщая, что не сплю. Хельга кивнула
в ответ. Ей была интересней моя ладонь, что-то она в ней видела.
Она водила ногтем по ладони — но не читала линии судьбы на ней, а
разговаривала с нею. И я услышал этот разговор, не понимая, как он
происходит. Она колдунья — что ж тут понимать! Моя рука охотно
называла всё, что в себе когда-нибудь держала: приклад, нунчаку,
рукоять ножа... Всё помнила рука, всё разболтала, и Хельга
разузнала обо всём.
Вздохнув и отпустив мою десницу, коснулась
Хельга левого запястья. Ладонь в своих ладонях развернула,
погладила щекой и подбородком, и я услышал (это был вопрос, но не
словами, а прикосновеньем):
Ты — левая, ты — что так близко к сердцу, ты —
убивала? Ну скажи мне: «нет»!..
И левая рука сказала: «Да!» — она умела всё не
хуже правой: и выбить нож, и метко бросить нож, спустить курок и
закрутить нунчаки, переломить ребром ладони кость, схватить за
горло так, что хрустнет горло, легко, как штык, войти в чужую
плоть... Она гордилась, что она убийца. Я не посмел её
опровергать.
А ты, плечо? Уж ты-то ни при чём? (Вопрос опять
был задан бессловесно: щекой, губами, жилкой на виске...)
Плечо...
На нём лежал ракетомет, когда я под свинцовыми
плевками старинных ружей выбежал на площадь и выпустил в упор все
шесть ракет. Пять поразили цель, и я ослеп. Последняя прошла над
баррикадой, проткнула жёлтое от зноя небо и где-то взорвалась. Не
знаю, где. Быть может, в пригороде Ашгабата. (Всё было сказано моим
плечом — всё выведала у него колдунья. Всё я расслышал — и не
возразил.)
А вы, глаза? (Горячими губами и языком без слов
спросила Хельга...)
Глаза ловили цель прицельной рамкой.
Лоб? (До чего же губы горячи... тверда и
вопросительна ключица... а грудь, как мама, требует: ответь!..)
Лоб — кулаком работал в рукопашной. Боднуть в
лицо, или поддать в поддых бывало иногда результативно.
Язык? (Вопрос — солёными губами, щекой солёной,
ямочкой на горле...)
Приказывал, допрашивал и лгал —
«дезинформировал», на языке военных, — тем самым подготавливал
убийства.
Так я лежал, не говоря ни слова, а тело, цепенея
каждой мышцей, рассказывало о себе само и отвечало на вопросы
Хельги совсем не так, как я бы отвечал. Язык касаний — искренний
язык. Немыслимо солгать прикосновеньем. А что слова простого языка?
— лишь тени мыслей. Мысли — тени действий. Словесный разговор —
театр теней, где нет причин для очевидных следствий, где истина
темна и светел фон. Ах, говорите молча! Бессловесно. Безмысленно.
Всю правду о себе...
Да, Хельга. Пятки — те же кулаки. Железные, коли
каблук подкован, но очень эффективные и так.
А пальцы ног?..
Мозоли на суставах потвёрже камня. Тот ещё
кастет! Проломит рёбра даже без ботинка, в ботинке — не спасёт
бронежилет.
«Я очень совершенная машина! — кричало тело,
отвечая Хельге. — Моё предназначенье — не любить, а убивать, не
ладить, а ломать, и не творить, а разрушать творенья, что создавали
Бог и человек. Могучий муж — солдат и без меча, как трактор — танк
без орудийной башни. Они хотят и могут убивать. В железных траках
трактора, как в генах, врисовано и ждёт предназначенье: он ведает,
зачем изобретён, терзает землю, рвёт и ранит дёрн...»
Колени?..
Лица разбивали в кровь. Нередко упирались меж
лопаток, пока рука сворачивала шею до смертного кряхтенья
позвонков.
Бедро?..
Через бедро швыряют оземь — чтобы потом коленом
придавить.
Живот?..
Вполне годится для удара и был обучен этому
искусству. Прижми к нему противника, и мышцы брюшного пресса резко
напряги. Тот не вдохнёт, а у тебя — секунды. Используй их и делай с
ним, что хочешь.
— Вот то единственное, что не убивает...
Единственное! — прошептала Хельга.
А прошептав словами — повторила касаниями
пальцев, губ, грудей, опять губами и — горячим лоном, принявшим то
единственное, что не убивало...
—
Господи!
— Простил... И ты Ему прости,
— шепнула Хельга, — Он Сам не ведал, что Он сотворит. Случилось так, что — нас...