Коммунизм и мещанство
new_rabochy — 24.02.2024В последние годы из уст красных интеллектуалов: Двуреченский, Бузгалин (недавно покинул нас), Булавка и др. можно услышать слова о том, что СССР развалили мещане, которые обменяли коммунистические идеалы на стремление к комфортной жизни для своих семей. У этой точки зрения есть и множество критиков, которые говорят о том, что в стремлении к комфорту нет ничего плохого, а коммунизм — это не синоним равенства в бедности.
Прочитал интересную книгу Александра Шубина «Мировая революционная волна (1918-1923). Прилив». В ней даётся целостный взгляд на революционные события во многих странах мира и говорится об их взаимном влиянии. Больше всего мне понравилось заключение, в котором автор пытается сформулировать основные выводы.
Попробую изложить наиболее понравившиеся мне моменты. В ходе революционной волны господствующая элита, подобранная по принципу происхождения, сменилась теми, кто умеет манипулировать информацией – финансовыми потоками и словами. Власть генов сменилась властью слов и цифр. Теперь простой человек имел право участвовать в принятии важнейших для страны решений. Но поскольку обычных людей много – они сильны, когда сливаются в массы. А массы должны быть организованы и вдохновлены понятными несложными смыслами. Человек, живущий в своём маленьком мирке и не утруждающий себя напряженной мыслительной деятельностью, всё равно остаётся человеком, а не скотом. Человеческое начало в нём, даже если оно придавлено началом животным, бунтует и тоскует, требует креатива и понимания смысла существования. Конечно, настоящим выходом из положения может быть обращение к собственному творчеству, к работе над преобразованием своей жизни к лучшему (желательно не за счёт окружающих, а вместе с ними). Но это требует больших затрат энергии, работы над самосовершенствованием. Это трудно. Более простой путь – отчуждение своего человеческого начала в пользу больших общностей: класса, нации, империи. А точнее – тех, кто от их имени сплачивает людей.
Сторонники преобразований социальных отношений пытались опереться на рабочих и говорили, что действуют в интересах рабочего класса и шире – трудящихся. Рабочие отвечали на социально-экономические невзгоды массовыми стачками. Однако метод накатывающихся друг на друга стачечных волн был разрушителен для экономики и бил по интересам самих трудящихся. Из ситуации забастовок ради гонки зарплаты за инфляцией существовало три выхода: подавление рабочего движения, законодательство об индексации зарплат либо преодоление частной собственности. Преодоление частной собственности снимало прежний способ эксплуатации, но не гарантировало от возникновения нового и уж тем более – от падения уровня жизни рабочих.
По большому счёту все люди распадаются на три наибольшие социально-психологические группы: люди прошлого, настоящего и будущего. Первые – хранители традиций. Люди настоящего отстаивают свой маленький мирок от больших проблем по принципу «от добра добра не ищут». Они боятся качественных перемен, но приветствуют количественные улучшения – повышение зарплаты, строительство новых дорог… Их приоритет – накопление комфорта и защищённости своего маленького мирка. Эти маленькие мирки складываются в мощный мещанский социально-психологический класс, в который могут входить представители различных социально-экономических слоёв. Это опора политиков «прагматического» склада. Но политик не может ограничиваться маленьким мирком и частными проблемами. Он должен заимствовать идеи у людей прошлого или будущего, адаптируя их стратегии к интересам людей настоящего и блокируясь то с «реакцией», то с «прогрессом».
Люди будущего – ядро того социального явления, которое иногда называют «креативным классом». Социально-психологический креативный класс лишь частично совпадает с профессиональными интеллектуалами, а в период кризисов социального устройства разрастается далеко за пределы профессиональной интеллигенции, вовлекая социальные низы и маргинальные (переходные) слои, стремящиеся к переменам.
Когда мировой кризис пошатнул привычный образ жизни, в людях проснулась креативность, хотя, как правило, неопытная и неконструктивная. Старая жизнь оказалась злом – значит, будем искать новую, пойдём с вождями, указующими путь в будущее. Вожди не учитывали, что креативность для людей настоящего является средством адаптации. Стоило ситуации стабилизироваться, как от радикализма большинства не осталось и следа. Стремление к будущему прививается постепенно, с творческой культурой, с любовью к творчеству как таковому, в том числе и социальному.
Победа коммунистов большевистского типа в России не привело к возникновению бесклассового общества – коммунизма. Революционная волна изменила мир не так радикально, как хотелось бы людям будущего, но предопределила «пробуждение масс», их интерес к политике и требование перемен, обеспечивающих более равномерное распределение производимых в обществе благ.
Левые политики обращают внимание на то, что люди по большому счету равны. Разные уровни развития людей они объясняют окружающей средой, формирующей личность. Правые делают упор на неравенство людей, которое определяется не только средой, но и генетикой.
Когда Олег Двуреченский призывает левых бороться с мещанством, то он меряет других по себе. Однако есть много людей, которым нравится быть мещанами. Призывы Двуреченского им просто не понятны. Скорее всего, они даже не смотрят его ролики. Характерна эволюция знаменитых советских фантастов братьев Стругацких и Ивана Ефремова. Сначала они писали утопии о том, как здорово всем будет жить при коммунизме. Затем они поняли, что дорога к коммунизму предполагает сложный путь самосовершенствования и не все пройдут его одновременно (см. «Лезвие бритвы» и «Волны гасят ветер»). Закончили они антиутопиями, в которых говорилось, что коммунизм может и не наступить («Час быка», «Град обреченный»).
Соблазны коммунизма
В 2021 году была опубликована книга Константина Фрумкина «Соблазны «Туманности Андромеды»: Лейтмотивы коммунистической утопии от Томаса Мора до Ефремова и Стругацких». В ней он анализирует все наиболее известные проекты коммунистических утопий как литературных теоретиков, так и политических практиков (Ленин, Троцкий, Хрущёв и т.д.).
В качестве примера хочу остановиться на теме неприятного труда при коммунизме. В одной из биографических книг о Карле Марксе я прочитал следующую историю. Однажды оппонент спросил у Маркса: «Кто при коммунизме будет чистить ботинки? Вы и будете», – ответил Карл Маркс. Ответ так себе. Последователи Маркса дали более глубокие ответы на этот вопрос. Приведу их, опираясь на книгу Фрумкина:
1. Машины заменят человека (уже давно существуют машины для чистки ботинок).
2. Плохим трудом будут заниматься преступники.
3. Неприятным трудом будет заниматься молодежь в виде социальной повинности (навеяно обязательной службой в армии).
4. Добровольцы будут получать удовольствие от того, что они работают на благо общества.
5. Все люди будут в обязательном порядке чередовать интеллектуальный и физический труд (в разной пропорции в зависимости от способностей и индивидуальных склонностей).
Далее мне хочется привести цитату из книги Фрумкина: «Чем же, собственно, соблазняла утопия Ефремова – Стругацких? Эти утопии были написаны во многом для среды высококвалифицированной интеллигенции, исходя из вкусов и сословных идеалов этой среды. Человеку, который бы вообразил себя гражданином этих утопических обществ, предлагалось в первую очередь положение ученого-исследователя, увлеченно занимающегося любимым делом, получающего удовольствие от своей работы, при этом гарантированно получающего средний для данного общества доход, практически не имеющего поводов для зависти к окружающим с точки зрения доходов и имущества и не знающего мук невостребованности или беспокойства конкуренции. До некоторой степени обладатель пожизненной должности профессора в западном университете будет во многом пользоваться благами такой утопии – но, конечно, лишь до некоторой степени. В качестве дополнительного бонуса предлагается участие в грандиозных, захватывающих дух проектах по освоению космоса и преобразованию природы, при этом вам гарантирована среда, в которой полностью исключены географические и метеорологические неудобства – вам предлагается всегда хорошая погода, и куда бы вы ни пошли, вам не встретятся ни болота, ни пустыни, ни опасные для жизни холода, опасности ждут только в космосе. Однако некоторой платой за всё это счастье должно стать преобразование вашей индивидуальности – вы должны подавить (или вообще скрывать) слишком эгоистичные порывы, а в наиболее радикальных версиях – также и свои склонности к чему-либо, кроме творческого труда».
По итогам прочтения книги Константина Фрумкина у меня появилась мысль, что все утопии, на которые он ссылается, противоречат одному из базовых законов эволюции, который сформулировал английский ученый Герберт Спенсер в XIX веке. Всё живое движется в сторону усложнения. Спенсер определял эволюцию как «изменение от несвязной однородности к связной разнородности». Да, бывают периоды упрощений и деградации, но если смотреть на эволюцию на всём ее протяжении, то это путь от простого к сложному. Это касается не только биологической, но и социальной эволюции. Человеческие общества также идут по пути усложнения, хотя и с периодическими откатами в упрощение отдельных обществ. Утопический идеал, напротив, говорит об упрощении человеческих отношений. Все люди становятся одинаково добрыми, умными и красивыми, живут в похожих домах и одинаково воспитывают детей. Идеал здесь – чистота: физическая и духовная. Это, конечно, здорово. Но как же человек сможет остановить эволюцию?
|
</> |