кажется, последний раз на ту же тему
clear_text — 21.02.2011ВСЯКИЕ-РАЗНЫЕ
ДУШИ
Самое удивительное произведение русской литературы – «Мертвые
души». Книга о том, как ловкий жулик хочет войти в круг уважаемых
людей. И для этого совершает несколько мошеннических сделок по
купле-продаже рабов. Но не живых, а мертвых, которые по отчетам
числятся как живые. Гы-гы-гы. Смеяться после слова «мертвые».
И никому – ни автору, ни читателям – не приходит в голову простая
мысль. Одни русские люди, христиане, продают за рубли с копейками
других русских людей, тоже христиан. И это – мерзость. Но нет,
Гоголь об этом не задумывается.
Хотя Пушкин еще в 1819 году писал:
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный,
И рабство, павшее по манию
царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли наконец прекрасная заря?
Почему так? Почему Гоголь в 1842 году не видел того, что было ясно
Пушкину за два десятилетия до «Мертвых душ»?
Потому что Пушкин был аристократ и западник, а Гоголь – мещанин и
почвенник. Мещанин не по сословию, а по воззрениям, конечно.
Ключевым понятием для аристократа Пушкина была свобода. Начиная от
оды «Вольность» и кончая «Памятником». У мещанина Гоголя было много
ключевых понятий: от отечества до соленых грибков; что угодно, но
не свобода.
Но что-то случилось в середине 1840-х годов.
Дмитрий Григорович в 1846 году опубликовал «Деревню», в 1847-м –
«Антона Горемыку»: страшные картины нищеты и унижений русского
крепостного крестьянина. В 1852 году Иван Тургенев выпустил «Муму»
и «Записки охотника». После этого защищать крепостное право стало
просто неприлично.
Кажется, эти четыре небольших текста
сделали для освобождения крестьян больше, чем поражение в Крымской
войне. Можно было закрутить гайки и построить «мобилизационную
экономику» на основе повышения дисциплины крепостных тружеников
села.
Но – неприлично, я же говорю.
В России тогда было общественное мнение.
Колонка на «Частном корреспонденте»:
http://www.chaskor.ru/article/o_rabah_i_lyudyah_22319
|
</> |