К вопросу о реиндустриализации - или почему деньги неуниверсальны?

Разумеется, в начале я собирался написать пост о пресловутых
«300 млрд. долларов» российских ЗВР, которые оказались
замороженными на Западе – потому, что количество непонимания в
данном вопросе зашкаливает. Однако очень скоро стало понятно, что
одним постом тут не обойтись, и что придется начинать довольно
издалека.
А именно: из того благословенного советского времени «эпохи
застоя», в котором все происходящее сейчас выглядело бы бредом
буйнопомешанного. И в котором актуальными были не вопросы
«российско-украинского противостояния», а, например, вопросы
обеспечения граждан личными автомобилями. Причем, где-то с середины
1960 годов, некоторые советские руководители считали, что это самое
важное дело, которое необходимо провести немедленно, потому что…
впрочем, в данном случае это не важно. (На самом деле особо
рациональных причин автомобилизации тогда не было, но о данном
моменте будет сказано уже отдельно.)
Важно то, что задача «автомобилизации страны» была поставлена, и
начат поиск путей ее решения. И вот тут то выяснилось, что пути,
собственно, тут два. Первый – это, разумеется, постепенно и
методично разворачивать собственное производство машин, добиваясь
постепенного его (производства) роста. Собственно, так и двигалось
советское автомобилестроение после Великой Отечественной войны,
начавшееся с выпуска нескольких тысяч машин в год, и дошедшее к
середине 1960 годов до 200 тысяч. Это был понятный и разумный путь.
Однако см. выше – в том смысле, что дать «массовую машину» он не
мог – что такое 200 тыс. автомобилей на 200 млн. человек – а
некоторым политическим деятелям хотелось именно этого.
Поэтому решено было действовать по-другому. А именно: купить на
Западе целый завод. Эту задачу советское руководство и выполнило,
приобретя в 1968 году у концерна ФИАТ производство современного на
тот момент автомобиля ФИАТ-124. Который «у нас» превратился в
«Жигули», а само производство, соответственно, в Волжский
Автомобильный Завод. (ВАЗ.) Впрочем, эта история очень хорошо
известна, и поэтому останавливаться на ней особо нет смысла.
Поскольку гораздо более важным в данном случае является тот момент,
что именно приобретение ВАЗа стало для советского
автомобилестроения переломной точкой. После которой выпуск машин
резко пошел вверх – уже к середине 1970 годов страна выпускала 1,2
млн. легковых машин. Из них 600 тысяч делал ВАЗ – то есть, и другие
заводы (АЗЛК, ИЖ, ЗАЗ и ГАЗ) нарастили свое производство в три
раза.
То есть, иначе говоря, вместе с итальянским заводом СССР обрел и
технологию массового производства. Точнее наоборот – именно эту
«технологию» наша страна, фактически, и покупала, сам же ФИАТ-124 и
даже «физические» станки и оснастка в данном случае были
вторичными. Ну да: к середине 1960 годов Советский Союз обладал
возможностями проектирования автомобилей мирового уровня. В том
смысле, что если та же М-20 была достижением только для Восточной
Европы, а про МЗМА-400 даже это нельзя было сказать (Опель Кадетт
1937 года), то уже ГАЗ-21 и АЗЛК-409 оказались неплохо
востребованными и на «настоящем» Западе. (Прекрасно продавались в
той же Франции, в Италии и даже в Великобритании.) Поэтому особых
причин восхищаться 124 «фиатом» у нас не было. (Кстати, именно во
время «локализации» у него заменили архаичный нижневальный
двигатель на современный верхневальный. То есть, «копейка» была
совершеннее своего «прородителя».)
То же самое можно сказать и про станки. СССР производил всю гамму
производственного оборудования, и несомненно, смог бы
самостоятельно выпустить все те приспособления и механизмы, которые
нужны для поточного производства машин. Равно – как мог бы
самостоятельно все это разработать: в стране действовали
специальные КБ и институты подобного профиля. Однако «просто так»,
сразу, получить слаженно работающее производство таким образом не
удалось бы. Потому, что современный «массовый» завод – это огромный
социально-технический даже не механизм, а организм, охваченный
множеством явный и неявных связей. Учесть которые даже сейчас, при
наличии современного информационного обеспечения, практически
невозможно.
Поэтому его – этот завод – можно или «выращивать» из небольшого
производства за достаточно длительный срок. (Причем, с учетом того,
что выпускаемая им продукция не может прямо конкурировать с
продукцией, выпускаемой индустриальными заводами. ) Или же
«размножать черенкованием», путем передачи части уже работающего
производства от других заводов. (Собственно, именно так создавались
многие заводы в нашей стране.) Но, опять же, для этого необходимо
было время. Или же – как сказано выше – путем покупки целого
предприятия. (Комплекса оборудования и оснастки, технологических
приемов и выпускаемой на нем конструкции.) Однако сделать это
оказывается не так просто – ниже будет сказано: почему.
А вот «просто взять – и построить» работающее предприятие просто
не получится. И это характерно не только для нашей страны – скорее
наоборот, именно так развивается сложной массовое производство по
всему миру. Например, та же Япония тщательно «выращивала»
свое автомобилестроение в течение четверти века – с 1945 по 1970
годы – пока, наконец, не начала производить «настоящие японские
машины». (При этом японцы, во-первых, использовали серьезные
довоенные заделы, во-вторых, вкладывали огромные деньги в покупку
патентов по всему миру, и в третьих, развивали мощную
образовательную систему.) Южная Корея же пошла по «второму-третьему
пути. В том смысле, что, во-первых, сюда переносилась часть
японских производств. (Это было выгодно за счет огромной
эксплуатации населения.) А, во-вторых, покупались целые японские
заводы. И, все равно, получать «автомобили мирового уровня» тут
научились только к концу 1980 годов. То же самое можно сказать и
про Китай. Который делал то же самое, что Южная Корея в
совокупности с «японским путем». (То есть, с «выращиванием
заводов».) И, даже несмотря на свои огромные ресурсы, смог получить
нормальную автомобильную отрасль лишь к середине 2000 годов.
То есть, еще раз: для развертывания современного сложного
индустриального производство нужны, во-первых, технологии. А точнее
– совокупность технологий из самых различных областей, которые
должны еще «метатехнологично» быть соединены друг с другом. А,
во-вторых, время. А вот деньги, как таковые, в данном случае играют
второстепенное значение. Потому, что, во-первых, купить указанную
«совокупность технологий» не так то просто: это не один патент и
даже не тысяча патентов, а огромная «кипа» самой различной
технологической документации высокой не в один многоэтажный дом. И
даже этого может оказаться недостаточным при начала практического
внедрения – поэтому лучше покупать все именно «в железе». Т.е.,
завод. А «продавцов заводов», во-первых, мало по определению.
Во-вторых, продавец еще может и не продать, потому, что «самому
нужно». А в третьих, покупки такого уровня рассматриваются еще и
как затрагивающие интересы третьих лиц. Которые могут их
заблокировать.
Так, например, в той же середине 1960 годов американцами была
заблокирована попытка СССР купить завод у «Фольксвагена». Казалось
бы: зачем США мешать этому – немецкие машины с американскими в то
время не конкурировали, да и оборонное значение VW имел весьма
условное. (В конце концов, продавали не производство тяжелых
полноприводных грузовиков.) Тем не менее, Штаты блокировали сделку.
Равно как блокировали они подобные вещи в других странах НАТО, и
лишь Италия, где в то время огромное значение играли коммунисты,
сумела обойти эти блокировки.
Забавно, кстати – но данная ситуация повторилась уже в «новой
России», когда в 2009 году ее руководство решило прикупить немецкий
концерн «Опель». Дело в том, что этот самый концерн давно уже
находился в серьезном кризисе – кстати, не сам по себе, а вместе со
своим владельцем General Motors, который владеет «Опелем» с 1930
(!) годов. Причем, в условиях стагнации европейского автомобильного
рынка этот кризис был неизбежен – и поэтому изначально все
выглядело так, что GM продает «доверчивым варварам» залежалый
товар. Но сделка неожиданно была заблокирована из-за желания
будущих российских владельцев получить «патенты и технологии»
«Опеля». Да, именно так: как не абсурдно прозвучит, но имеющий
невысокое экономическое и практически нулевое оборонное значение
немецкий концерн показался американцам (не GM, разумеется) слишком
ценным для того, чтобы передавать его России.
То есть, проще говоря, в очередной раз выяснилось, что так просто
взять – и купить современный машиностроительный завод, в
современном мире давно уже невозможно. (Невозможно было бы и в
1968, не будь в Италии коммунистов.) Думаю, тут все уже поняли: к
чему было подобного «небольшое отступление», занявшее целый пост. В
том смысле, что оно нужно было для того, чтобы показать: насколько
«неуниверсальным эквивалентом» выступают в настоящее время т.н.
«деньги». (В кавычках потому, что деньги в классическом значении –
это именно универсальный эквивалент.) И что реально обладая сейчас
пресловутыми «деньгами» в виде огромных – по формальным признакам –
сумм, не следует думать, что это эквивалентно обладанию такими же
огромными возможностями. (Фридман подтвердит, да! Вместе с
Абрамовичем.)
Но об этом, разумеется, будет сказано уже в следующем посте.
|
</> |