"Интеллигент опасен отсутствием чувства меры и понятия о границах дозволенного"

swamp_lynx — 19.07.2024 "Интеллигента отличает в первую очередь умение различать полутона, в то время как обыватель, независимо от его морального облика или интеллектуального уровня, живет в двухцветном мире, все окружающее представляется ему сочетанием черного и белого: правда - кривда, честность - обман, истина - ложь; таково мироощущение филистера. Однако интеллигент способен между радикально-черным и безупречно-белым цветами рассмотреть множество других оттенков, бессчетное количество переходных тонов. Эта способность к различению многообразных оттенков - в области теоретической или прикладной, в мире науки или морали - и является его характерным признаком." Раввин Адин Штейнзальц.

"Подобное восприятие мира вообще является типичным для научного подхода, придающего большое значение умению видеть и учитывать нюансы. В отличие от обывателя, не дающего себе труд обратить внимание на промежуточные состояния и мыслящего в полярных категориях, фиксируя лишь законченное, устоявшееся и однозначное, человек науки занят как раз пристальным изучением реального многообразия постигаемого им мира, распознавая и динамику процесса, и внутреннюю логику развития. Сказанное выше справедливо не только по отношению к науке и философии, но и к любой области нашей жизни. Именно этот подход наделяет интеллигента влиянием и возможностями, определяет исключительное положение в обществе интеллигенции как социальной группы.

Для человека, принадлежащего к этой прослойке, характерна активная жизненная позиция в сочетании с глубокими духовными запросами, основательность и серьезность не только в узкопрофессиональных вопросах, но и в вопросах морали и долга. Разумеется, это никоим образом не гарантирует от ошибок и заблуждений, но поскольку интеллигенция является главной движущей силой общества, исторически сложилось так, что именно она стояла у истоков большинства течений и идеологических систем, формирующих процесс поступательного развития человечества.
К сожалению, сегодня людей этого типа постепенно вытесняет другой: речь идет о так называемом "гнилом" интеллигенте. Он выявляется легко: это человек, не способный видеть в окружающем нас мире ничего, кроме… полутонов.

Примечательно, что в качестве интеллектуала он отнюдь не является "гнилым". Напротив, по уровню развития и силе интеллекта он зачастую дает сто очков вперед иному "здоровому". Однако, если рассуждать без избыточной рефлексии и с позиций здравого смысла, это - совершенно особая, изрядно подпорченная разновидность интеллигенции. В избранной нами для вящей наглядности метафоре наш герой утратил способность различать контрастные тона. Он в принципе уже не способен отличить добро от зла, и реальность представляется ему хаотическим смешением светотеней. Если таким образом смотреть на мир, то становится принципиально невозможным выявить в нем какие-либо противоречия; правда и ложь, добро и зло, хотя и могут разниться по количественным и иным параметрам, по сути своей будут представляться неотличимыми друг от друга.

Для мира науки в подобном подходе нет ничего зазорного. Напротив, чтобы установить научную истину, исключительно важно уметь рассматривать каждый из подвергаемых анализу элементов отдельно от других, необходимо видеть их количественное отличие от остальных частей целого, по сути сходных с ним. Однако в области духа и морали подобный подход губителен по отношению не только к мировоззрению человека, но и к его душе. Ведь если разница между правдой и ложью не сущностная, то они немногим отличаются друг от друга. Если зло отлично от добра только едва уловимыми нюансами, то, разумеется, у добра перед злом также нет ни малейшего преимущества.
"Гнилой" интеллигент, улавливающий лишь градационную и количественную разницу между вещами и явлениями, похож на корабль, у штурмана которого разбился компас: утратив ориентиры, его судно сбилось с курса и стало игрушкой стихий.

Парадоксально, но факт: человек, который способен нащупать тончайшее различие между двумя почти идентичными оттенками, бессилен отличить свет от тьмы! Его мир - это мир хаоса, сумбурный и бесформенный, где движение лишено какой-либо цели и порядка и, как следствие, - всякого смысла; и посему, даже имея неограниченный доступ к сокровищнице многовековой мудрости и опыта, он не может ею правильно воспользоваться. Если рассуждать объективно, то "гнилой" интеллигент - несчастный, достойный сочувствия, потерянный человек, утративший ценностные ориентиры, не имеющий цели бесприютный скиталец в не поддающейся осмыслению Вселенной.
Бесплодная и дезориентированная, "гнилая" интеллигенция, тем не менее, представляет реальную опасность для общества: утратив нравственные критерии, она всегда готова подчиниться силе и, обладая мощной интеллектуальной базой, оправдать ее.

Помимо уже сказанного, подобный интеллигент опасен отсутствием чувства меры и понятия о границах дозволенного. Это страшно еще и потому, что, как и представители старой интеллигенции, он не боится делать выводы, на которые не осмелились предшествующие поколения. Потеря моральных критериев неизбежно приводит его к союзу с силами, не стесняющимися в средствах для достижения цели.

Со временем эта тенденция прогрессирует, становится все более опасной - и не только потому, что, утратив способность отличать добро от зла и этим погубив собственную душу, он вольно или невольно становится хищником по отношению ко всем тем, кто бесполезен или слаб в его глазах. Силой своего интеллекта и аналитического дара, направляя их на расшатывание гражданского согласия и устоев общества, способствуя уничтожению созданной предшествующими поколениями сокровищницы духа, "гнилой" интеллигент расчищает дорогу грубой и разнузданной силе. Иными словами - подталкивает человечество к краю пропасти.

Какой недуг поразил интеллигенцию? Ответ прост: отказ от постоянных, устоявшихся ценностей. Там, где любое явление рассматривается как относительное и изменчивое, невозможно заниматься созиданием, в лучшем случае весь духовный потенциал будет тратиться на бесплодную рефлексию или пустое теоретизирование и рассмотрение сугубо умозрительных проблем, а в худшем - на разрушение и распад.

Интеллектуальный анализ не предназначен для того, чтобы заполнять душевный вакуум. Человек, сознание которого беспрерывно занято логическими выкладками, не может определить подлинные цели, не способен обозначить истинные ценности; более того, лишенный духовного фундамента, он сам превращает в руины те воздушные замки, которые тщетно пытается возвести. Те цели и задачи, которые способны придать смысл бытию, не могут иметь источником человеческий разум. Умствованием не решить эту проблему, и поэтому избавление заложено в вере - и только в ней одной.
Здесь мы сталкиваемся с определенными практическими трудностями. Интеллигент считает, и небезосновательно, что обретение новых ценностей возможно только за счет отказа от главенства интеллекта. И если он найдет в себе силы отвергнуть интеллектуальные изыскания любого рода, то обретет желаемый душевный покой, но лишь ценой потери своего "Я", своей личности. В какой-то степени подобный способ обретения душевного покоя и стабильности сродни самоубийству."


ivanov_p: Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени (Философский аспект проблемы). — М.: Наука, 1989.

Книга известная, взялся перечитывать. Язык философии, конечно, очень изменился. Это еще советский язык - сейчас читать это тяжко.
Спасает то, что автор обертывает в этот язык марксистской философии весьма оригинальные мысли. Так что можно не обращать внимания на цитатник из МарксЭнгельса и смотреть существо дела.

По мнению автора в начале Нового времени появился новый тип человека. Обычно "никто" не верит, что людей можно изменить и господствует вера, что и десять тысяч лет назад, и тысячу, и посейчас - люди те же самые. Автор же полагает, что вот всего несколько сотен лет назад, веке в XVI, человек изменился. Для объяснения привлекается марксистская риторика - ну и пусть привлекается, что ж делать.

Отмечаются черты этого нового человека Они преимущественно связаны с сознанием - сознание изменилось. Отсюда много чего меняется следом. Автор внимательно следит за рождением новой науки - совсем не той, что в античности. То есть появившаяся в XVI-XVII вв. наука - совсем не продолжение античной по внутренним импульсам, это новое познавательное стремление.

"Формирование в культуре XVI—XVII вв. нового типа личности, субъекта,который способен своими силами «сделать себя», стать «хозяином самого себя»(Монтень), безусловно «владеть своими аффектами» (Декарт, Спиноза), «трезво судить о себе, о своих силах», «видеть себя и других насквозь» (Грасиан),приводит к глубокому кризису средневекового образа мироздания и средневековой концепции познания мира.

Отказ от правомерности суггестивного воздействия реалий внешнего мира на человека в пользу контролируемых сознанием форм взаимодействия с социальными природным окружением приводит к тому, что наиболее убедительным начинает представляться образ мира как механизм, устройство которого доступно контролю мысли, Механическая картина мира (МКМ) не только очерчивала контуры нового предмета познания (девитализированного, качественно однородного материального мира, подчиненного детерминистическим законам); она рисовала материальный мир таким, в котором мог существовать и ответственно действовать новый тип человека, рожденный раннебуржуазной действительностью. МКМ рисовала материальный мир таким, в котором человек не является объектом неконтролируемого суггестивного воздействия со стороны дышащего жизнью и полного тайн и скрытых качеств Космоса : в«расколдованном», лишенном чар и собственных целей универсуме механицизма человек, свободный социальный атом, мог свободно действовать, целиком отвечая за последствия своих дел. В таком мире мертвой протяженности человек мог осуществлять собой поставленные цели с гарантией «невмешательства» со стороны природы. МКМ для человека XVII в. служила санкцией не зачарованной, пассивной созерцательности, а лишенной иллюзий, «трезвой» деятельности, способной, преодолевая инертность бытия, творить«новые миры», нигде не встречающиеся в «старом мире» (Декарт).

МКМ «выталкивала» человека, единственного обладателя «разумной души», из своего царства мертвой протяженности: эта картина мироздания отдавала материальный деантропоморфизированный мир в полное владение человеку, санкционируя тем самым реализацию идеи его власти над природой и стимулируя технологический прогресс. Согласно механицизму, материальный мир не несет в себе разумности и цели и нравственно существовать в нем человек может, лишь мысля и сознательно, целенаправленно действуя. Декартовское «мыслю, следовательно, существую» явилось в этом плане квинтэссенцией мироощущения, нашедшего выражение в МКМ.

Специфика нового субъекта обусловила его тягу к механистическому образу мира, к математике и механике как к наиболее контролируемым мыслью областям знания; но она же привела к осознанию того,что его математически безупречные и механически точные физические модели и концепции не абсолютно достоверны, а являются лишь более или менее вероятными приближениями к реальности, в лучшем случае обладающие статусом морально достоверных гипотез. Реальное повышение роли сознательной, ответственной активности субъекта парадоксальным образом приводит к понижению требований, предъявляемых к достоверности нового опытно-экспериментального знания о мире. Таким образом социальный процесс формирования нового типа субъекта,способного к критической саморефлексии, привел к кризису аристотелевского образа знания о природе как неизменного, абсолютного, непогрешимого episteme, к признанию несовершенства наличного знания и возможности его усовершенствования и прогресса.

Суть этого нового представления состояла в деонтологизации естественного знания. В социокультурной обстановке XVI— XVII вв. разрушается восходящая к античности традиция принципиального разделения двух сфер: достоверного знания сущности вещей (episteme) и мнения, вероятности, правдоподобия, (doxa) — и формируется новый антидогматический стиль научного мышления — со «щепоткой соли» скептицизма. Этот стиль мышления характеризуется готовностью отказаться от приверженности к определенной концепции, если против нее обнаруживаются веские свидетельства или аргументы. Новый стиль мышления отличается отсутствием догматической уверенности в мнимом всезнании. Вероятностная гносеология XVII в. разрывает с онтологизмом античной, средневековой и ренессансной концепции знания, целиком отождествляя его с объектом. В отличие от онтологизма как самосознания антично-средневекового типа мышления гносеологизм вероятностной концепции познания XVII в. отделяет абсолютно достоверное знание того, что может быть полностью контролируемо сознанием («создано либо мыслью, либо руками» — Мерсенн) — и математику и механику, от гипотетического, вероятного (в большей или меньшей мере) знания независимых от человека природных объектов. Знание о последних может быть получено по аналогии с изучением искусственных механических моделей и поэтому обладает статусом неабсолютной достоверности, а в лучшем случае лишь моральной достоверностью: знание о физическом естественном объекте не подлежит полному контролю мысли, а поэтому у субъекта нет и не может быть абсолютной уверенности в его истинности.

Данная позиция характеризуется осознанием, того, что воспроизведенный в мышлении физический объект не совпадает без остатка с объективной реальностью, что он является результатом деятельности субъекта,пользующегося определенными средствами, установками. Идеалом теоретического знания о физическом мире, выдвинутым вероятностной гносеологией XVII в.,становится математически строго сформулированная гипотеза, хорошо согласующаяся с воспроизводимыми в эксперименте фактами и не претендующая на статус абсолютно достоверной и окончательной истины."Интеллигента отличает в первую очередь умение различать полутона, в то время как обыватель, независимо от его морального облика или интеллектуального уровня, живет в двухцветном мире, все окружающее представляется ему сочетанием черного и белого: правда - кривда, честность - обман, истина - ложь; таково мироощущение филистера. Однако интеллигент способен между радикально-черным и безупречно-белым цветами рассмотреть множество других оттенков, бессчетное количество переходных тонов. Эта способность к различению многообразных оттенков - в области теоретической или прикладной, в мире науки или морали - и является его характерным признаком.

Подобное восприятие мира вообще является типичным для научного подхода, придающего большое значение умению видеть и учитывать нюансы. В отличие от обывателя, не дающего себе труд обратить внимание на промежуточные состояния и мыслящего в полярных категориях, фиксируя лишь законченное, устоявшееся и однозначное, человек науки занят как раз пристальным изучением реального многообразия постигаемого им мира, распознавая и динамику процесса, и внутреннюю логику развития. Сказанное выше справедливо не только по отношению к науке и философии, но и к любой области нашей жизни. Именно этот подход наделяет интеллигента влиянием и возможностями, определяет исключительное положение в обществе интеллигенции как социальной группы.

Для человека, принадлежащего к этой прослойке, характерна активная жизненная позиция в сочетании с глубокими духовными запросами, основательность и серьезность не только в узкопрофессиональных вопросах, но и в вопросах морали и долга. Разумеется, это никоим образом не гарантирует от ошибок и заблуждений, но поскольку интеллигенция является главной движущей силой общества, исторически сложилось так, что именно она стояла у истоков большинства течений и идеологических систем, формирующих процесс поступательного развития человечества.
К сожалению, сегодня людей этого типа постепенно вытесняет другой: речь идет о так называемом "гнилом" интеллигенте. Он выявляется легко: это человек, не способный видеть в окружающем нас мире ничего, кроме… полутонов.

Примечательно, что в качестве интеллектуала он отнюдь не является "гнилым". Напротив, по уровню развития и силе интеллекта он зачастую дает сто очков вперед иному "здоровому". Однако, если рассуждать без избыточной рефлексии и с позиций здравого смысла, это - совершенно особая, изрядно подпорченная разновидность интеллигенции. В избранной нами для вящей наглядности метафоре наш герой утратил способность различать контрастные тона. Он в принципе уже не способен отличить добро от зла, и реальность представляется ему хаотическим смешением светотеней. Если таким образом смотреть на мир, то становится принципиально невозможным выявить в нем какие-либо противоречия; правда и ложь, добро и зло, хотя и могут разниться по количественным и иным параметрам, по сути своей будут представляться неотличимыми друг от друга.

Для мира науки в подобном подходе нет ничего зазорного. Напротив, чтобы установить научную истину, исключительно важно уметь рассматривать каждый из подвергаемых анализу элементов отдельно от других, необходимо видеть их количественное отличие от остальных частей целого, по сути сходных с ним. Однако в области духа и морали подобный подход губителен по отношению не только к мировоззрению человека, но и к его душе. Ведь если разница между правдой и ложью не сущностная, то они немногим отличаются друг от друга. Если зло отлично от добра только едва уловимыми нюансами, то, разумеется, у добра перед злом также нет ни малейшего преимущества.
"Гнилой" интеллигент, улавливающий лишь градационную и количественную разницу между вещами и явлениями, похож на корабль, у штурмана которого разбился компас: утратив ориентиры, его судно сбилось с курса и стало игрушкой стихий.

Парадоксально, но факт: человек, который способен нащупать тончайшее различие между двумя почти идентичными оттенками, бессилен отличить свет от тьмы! Его мир - это мир хаоса, сумбурный и бесформенный, где движение лишено какой-либо цели и порядка и, как следствие, - всякого смысла; и посему, даже имея неограниченный доступ к сокровищнице многовековой мудрости и опыта, он не может ею правильно воспользоваться. Если рассуждать объективно, то "гнилой" интеллигент - несчастный, достойный сочувствия, потерянный человек, утративший ценностные ориентиры, не имеющий цели бесприютный скиталец в не поддающейся осмыслению Вселенной.
Бесплодная и дезориентированная, "гнилая" интеллигенция, тем не менее, представляет реальную опасность для общества: утратив нравственные критерии, она всегда готова подчиниться силе и, обладая мощной интеллектуальной базой, оправдать ее.

Помимо уже сказанного, подобный интеллигент опасен отсутствием чувства меры и понятия о границах дозволенного. Это страшно еще и потому, что, как и представители старой интеллигенции, он не боится делать выводы, на которые не осмелились предшествующие поколения. Потеря моральных критериев неизбежно приводит его к союзу с силами, не стесняющимися в средствах для достижения цели.
Со временем эта тенденция прогрессирует, становится все более опасной - и не только потому, что, утратив способность отличать добро от зла и этим погубив собственную душу, он вольно или невольно становится хищником по отношению ко всем тем, кто бесполезен или слаб в его глазах. Силой своего интеллекта и аналитического дара, направляя их на расшатывание гражданского согласия и устоев общества, способствуя уничтожению созданной предшествующими поколениями сокровищницы духа, "гнилой" интеллигент расчищает дорогу грубой и разнузданной силе. Иными словами - подталкивает человечество к краю пропасти.

Какой недуг поразил интеллигенцию? Ответ прост: отказ от постоянных, устоявшихся ценностей. Там, где любое явление рассматривается как относительное и изменчивое, невозможно заниматься созиданием, в лучшем случае весь духовный потенциал будет тратиться на бесплодную рефлексию или пустое теоретизирование и рассмотрение сугубо умозрительных проблем, а в худшем - на разрушение и распад.

Интеллектуальный анализ не предназначен для того, чтобы заполнять душевный вакуум. Человек, сознание которого беспрерывно занято логическими выкладками, не может определить подлинные цели, не способен обозначить истинные ценности; более того, лишенный духовного фундамента, он сам превращает в руины те воздушные замки, которые тщетно пытается возвести. Те цели и задачи, которые способны придать смысл бытию, не могут иметь источником человеческий разум. Умствованием не решить эту проблему, и поэтому избавление заложено в вере - и только в ней одной.
Здесь мы сталкиваемся с определенными практическими трудностями. Интеллигент считает, и небезосновательно, что обретение новых ценностей возможно только за счет отказа от главенства интеллекта. И если он найдет в себе силы отвергнуть интеллектуальные изыскания любого рода, то обретет желаемый душевный покой, но лишь ценой потери своего "Я", своей личности. В какой-то степени подобный способ обретения душевного покоя и стабильности сродни самоубийству.


ivanov_p: Косарева Л. М. Социокультурный генезис науки Нового времени (Философский аспект проблемы). — М.: Наука, 1989.

Книга известная, взялся перечитывать. Язык философии, конечно, очень изменился. Это еще советский язык - сейчас читать это тяжко.
Спасает то, что автор обертывает в этот язык марксистской философии весьма оригинальные мысли. Так что можно не обращать внимания на цитатник из МарксЭнгельса и смотреть существо дела.

По мнению автора в начале Нового времени появился новый тип человека. Обычно "никто" не верит, что людей можно изменить и господствует вера, что и десять тысяч лет назад, и тысячу, и посейчас - люди те же самые. Автор же полагает, что вот всего несколько сотен лет назад, веке в XVI, человек изменился. Для объяснения привлекается марксистская риторика - ну и пусть привлекается, что ж делать.

Отмечаются черты этого нового человека Они преимущественно связаны с сознанием - сознание изменилось. Отсюда много чего меняется следом. Автор внимательно следит за рождением новой науки - совсем не той, что в античности. То есть появившаяся в XVI-XVII вв. наука - совсем не продолжение античной по внутренним импульсам, это новое познавательное стремление.

"Формирование в культуре XVI—XVII вв. нового типа личности, субъекта,который способен своими силами «сделать себя», стать «хозяином самого себя»(Монтень), безусловно «владеть своими аффектами» (Декарт, Спиноза), «трезво судить о себе, о своих силах», «видеть себя и других насквозь» (Грасиан),приводит к глубокому кризису средневекового образа мироздания и средневековой концепции познания мира.

Отказ от правомерности суггестивного воздействия реалий внешнего мира на человека в пользу контролируемых сознанием форм взаимодействия с социальными природным окружением приводит к тому, что наиболее убедительным начинает представляться образ мира как механизм, устройство которого доступно контролю мысли, Механическая картина мира (МКМ) не только очерчивала контуры нового предмета познания (девитализированного, качественно однородного материального мира, подчиненного детерминистическим законам); она рисовала материальный мир таким, в котором мог существовать и ответственно действовать новый тип человека, рожденный раннебуржуазной действительностью. МКМ рисовала материальный мир таким, в котором человек не является объектом неконтролируемого суггестивного воздействия со стороны дышащего жизнью и полного тайн и скрытых качеств Космоса : в«расколдованном», лишенном чар и собственных целей универсуме механицизма человек, свободный социальный атом, мог свободно действовать, целиком отвечая за последствия своих дел. В таком мире мертвой протяженности человек мог осуществлять собой поставленные цели с гарантией «невмешательства» со стороны природы. МКМ для человека XVII в. служила санкцией не зачарованной, пассивной созерцательности, а лишенной иллюзий, «трезвой» деятельности, способной, преодолевая инертность бытия, творить«новые миры», нигде не встречающиеся в «старом мире» (Декарт).

МКМ «выталкивала» человека, единственного обладателя «разумной души», из своего царства мертвой протяженности: эта картина мироздания отдавала материальный деантропоморфизированный мир в полное владение человеку, санкционируя тем самым реализацию идеи его власти над природой и стимулируя технологический прогресс. Согласно механицизму, материальный мир не несет в себе разумности и цели и нравственно существовать в нем человек может, лишь мысля и сознательно, целенаправленно действуя. Декартовское «мыслю, следовательно, существую» явилось в этом плане квинтэссенцией мироощущения, нашедшего выражение в МКМ.

Специфика нового субъекта обусловила его тягу к механистическому образу мира, к математике и механике как к наиболее контролируемым мыслью областям знания; но она же привела к осознанию того,что его математически безупречные и механически точные физические модели и концепции не абсолютно достоверны, а являются лишь более или менее вероятными приближениями к реальности, в лучшем случае обладающие статусом морально достоверных гипотез. Реальное повышение роли сознательной, ответственной активности субъекта парадоксальным образом приводит к понижению требований, предъявляемых к достоверности нового опытно-экспериментального знания о мире. Таким образом социальный процесс формирования нового типа субъекта,способного к критической саморефлексии, привел к кризису аристотелевского образа знания о природе как неизменного, абсолютного, непогрешимого episteme, к признанию несовершенства наличного знания и возможности его усовершенствования и прогресса.

Суть этого нового представления состояла в деонтологизации естественного знания. В социокультурной обстановке XVI— XVII вв. разрушается восходящая к античности традиция принципиального разделения двух сфер: достоверного знания сущности вещей (episteme) и мнения, вероятности, правдоподобия, (doxa) — и формируется новый антидогматический стиль научного мышления — со «щепоткой соли» скептицизма. Этот стиль мышления характеризуется готовностью отказаться от приверженности к определенной концепции, если против нее обнаруживаются веские свидетельства или аргументы. Новый стиль мышления отличается отсутствием догматической уверенности в мнимом всезнании. Вероятностная гносеология XVII в. разрывает с онтологизмом античной, средневековой и ренессансной концепции знания, целиком отождествляя его с объектом. В отличие от онтологизма как самосознания антично-средневекового типа мышления гносеологизм вероятностной концепции познания XVII в. отделяет абсолютно достоверное знание того, что может быть полностью контролируемо сознанием («создано либо мыслью, либо руками» — Мерсенн) — и математику и механику, от гипотетического, вероятного (в большей или меньшей мере) знания независимых от человека природных объектов. Знание о последних может быть получено по аналогии с изучением искусственных механических моделей и поэтому обладает статусом неабсолютной достоверности, а в лучшем случае лишь моральной достоверностью: знание о физическом естественном объекте не подлежит полному контролю мысли, а поэтому у субъекта нет и не может быть абсолютной уверенности в его истинности.

Данная позиция характеризуется осознанием, того, что воспроизведенный в мышлении физический объект не совпадает без остатка с объективной реальностью, что он является результатом деятельности субъекта,пользующегося определенными средствами, установками. Идеалом теоретического знания о физическом мире, выдвинутым вероятностной гносеологией XVII в.,становится математически строго сформулированная гипотеза, хорошо согласующаяся с воспроизводимыми в эксперименте фактами и не претендующая на статус абсолютно достоверной и окончательной истины."

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив