Илья Мартынов: «Размер мозга не влияет на интеллект». Глупые вопросы

Нейробиолог Илья Мартынов — сотрудник Института им. Сеченова и автор книги «Мозг. Как он устроен и что с ним делать». Он рассказал, как чтение может помочь человеку стать умнее, почему ему не нравится мыть электроды и что можно сделать, чтобы наш мозг не старел.
— Как бы вы описали, чем вы занимаетесь?
— Я изучаю мозг. Непосредственно сейчас я исследую нейрофизиологию речи в Институте им. Сеченова. Уже получены любопытные результаты. Оказалась, что в зависимости от возраста мозг по-разному воспринимает речь. Результаты показывают, что есть сильная разница в восприятии даже между 5-летними и 8-летними детьми. В будущем это можно использовать для профориентации и в диагностике развития ребенка и более взрослого человека.
Еще я работаю с нейрообратной связью, помогаю людям с разными когнитивными отклонениями. Это, как правило, нарушение внимания и концентрации. Провожу альфа-тренинги — это такой метод снятия стресса, который помогает расслабиться. Часто люди становятся менее внимательными и хуже все запоминают именно из-за накопившегося стресса: в таком состоянии мозг постоянно находится в работе и перегружается.
— Что самое раздражающее в вашей профессии?
— Сильно раздражает, когда во время исследования даешь человеку конкретную задачу, например нажимать на кнопку в определенный момент. Его просят больше ни о чем не думать. Он сидит, все выполняет, а в конце процедуры выходит и говорит: «Я ведь знаю, что это были не просто тесты на внимание. Вы выясняли, есть ли у меня шизофрения или нет». Получается, что все 40 минут исследования человек сидит и думает: «А правильно ли я нажму на кнопку? А вдруг они подумают, что я какой-то псих?» Когда он так думает, он решает совсем другую задачу и, по сути, срывает эксперимент. Иногда такие результаты просто приходится выбрасывать. А это два-три часа времени, потраченные впустую. Но это люди, ничего не поделаешь.
А вот самое скучное в моей работе — мыть электроды или вносить все полученные данные в единую таблицу. Хотя все, конечно, зависит от человека. Кому-то нравится во всем этом ковыряться, но мне интересней смотреть на конечные цифры.
— Как можно бороться со старением мозга и потерей нейропластичности с возрастом?
— Нейропластичность — способность мыслить более гибко за счет того, что в мозгу возникают новые связи. Она позволяет принимать другие точки зрения, обучаться новым навыкам, перестраивать свое мышление, адаптироваться под воздействием окружающей среды. Нейропластичность существует на двух уровнях: клеточном и системном. На клеточном уровне клетки устанавливают контакты друг с другом, а на системном одни области мозга частично берут на себя функции других. Нейропластичность можно косвенно измерить на приеме у обычного невролога. Он оценит рефлексы, нейрочувствительность, предложит сделать ЭЭГ и МРТ. Бывает, что человек и в 90 лет очень нейропластичен. Это зависит от генетики, эпигенетики (это то, каким образом внешняя среда влияет на работу генома. — Прим. ред.) и образа жизни.
Старение мозга — это более комплексный процесс. В первую очередь стареют сосуды. Они начинают хуже приносить кровь к определенным областям мозга. Они могут забиваться сосудистыми бляшками. У человека может развиваться остеохондроз, из-за чего сужаются артерии, которые питают мозг. Но многое в наших руках. Когда мы читаем что-то сложное, смотрим сложные фильмы, слушаем сложную музыку, все это формирует нейронные связи. Говорят, что прочтение «Горя от ума» изменяет работу генов мозга. Когда мы читаем трудный текст и пытаемся что-то понять, мозгу приходится синтезировать новые синапсы (место контакта между нейронами. — Прим. ред.).
Если человек совсем не занимается спортом и неправильно питается, это отражается на работе сосудов. Я бы рекомендовал после 35–40 лет всем делать МРТ раз в три-четыре года — для профилактики. Читайте непростые книги и регулярно занимайтесь спортом. Хотя некоторые исследователи считают, что все решает генетика. И на нее не повлияет, сколько книг вы прочтете. Но я бы все равно от чтения сложных книг не отказывался.
— От чего зависит размер мозга и влияет ли он как-то на интеллект?
— Как говорил французский писатель и философ Мишель де Монтень: «Мозг, хорошо устроенный, стоит больше, чем мозг, хорошо наполненный». У мозга может быть большой объем, но связи в нем слабые. Мозг может быть маленьким, весить меньше средней нормы — 1,5 кг, но быть хорошо укомплектованным. У Владимира Ленина и Альберта Эйнштейна как раз был небольшой мозг: 1,34 кг и 1,23 кг соответственно. Так что размер мозга — индивидуальная особенность, и на интеллект это не влияет.
— Сможем ли мы имитировать мозг в компьютере, обладая достаточной вычислительной мощностью?
— Пока машина сделать этого не может. Человек — существо эмоциональное, его сложно скопировать. Но, думаю, в скором будущем программа будет делать и это. Лет 15 назад зародилось трансгуманистическое движение. Трансгуманисты ратуют за то, чтобы перенести опыт и интеллект всего человечества на компьютер. Теоретически это возможно.
Впрочем, вся наша экономика автоматизирована уже сейчас. На Уолл-стрит сидят роботы, которые изучают котировки. Они сканируют огромное количество информации и ставят индексы. А от этих котировок зависит стоимость доллара и нефти, что влияет в том числе и на российскую экономику. Компьютеры решают, куда передвинуть фигуру в шахматах, переигрывают лучших в мире игроков в го. То есть искусственный интеллект (ИИ) выполняет определенную задачу. Но если мы хотим сделать мозгоподобный ИИ, нам нужно понять, как именно в мозге организована интеллектуальная функция. Декодировать мозг — разложить на этапы то, что происходит в мозге, когда появляется мысль. Тогда мы сможем это запрограммировать. Но зачем это делать? Ведь тогда сразу возникает вопрос безопасности ИИ. Если машина будет умнее нас, мы ей не нужны.
— Можно ли использовать свой мозг на все 100%?
— Сразу вспоминается фильм Люка Бессона «Люси» со Скарлетт Йоханссон в главной роли. Ее героиня под конец картины стала использовать свой мозг на 100%, и все это очень интересно закончилось. Что значит «мозг работает на 100%»? Понятно, что все нейроны у него при этом не «горят», иначе бы случился эпилептический приступ и человек бы умер от перегрева. Но ведь когда человек что-то делает, он не включает все мышцы тела: ему просто не хватит на это крови.
Руки и ноги мы можем использовать для разных целей — для борьбы, бега, езды на велосипеде, плавания. С мозгом то же самое: под задачу мозг выделяет одни и те же имеющиеся ресурсы. Вопрос лишь в том, как искусно он их комбинирует. Это-то и нужно тренировать. Например, левое полушарие отвечает и за речь, и за математическое вычисление. И нужно понять, как сейчас скомбинировать эти нейронные цепочки. Если мозгу не хватает данных, он начинает строить новые синапсы. В практическом смысле это значит, что мозг нужно почаще сталкивать с разными новыми задачами.
— Когда я говорю глупость, мозг работает так же интенсивно, как когда я говорю что-то умное?
— А что такое глупость? Это вопрос критериев. Более того, скорее он из разряда философии. Если мы придем к условным аборигенам и начнем размахивать перед ними формулами Эйнштейна, они посмотрят на нас как на идиотов. Да и в наших глазах они будут умственно отсталыми. Но если нас со всеми нашими умными размышлениями забросить к ним на остров, мы явно будем чувствовать себя неловко. Мы не будем знать, как раздобыть пищу и сделать себе кров. Кроме того, бывает ведь ситуативная глупость, когда человек просто не располагает какими-то данными. Для человека существует такое понятие, как уровень развития интеллекта. Это способность успешно решать задачи и выживать — всем известный IQ.
Однако на протяжении последних 15–20 лет ученые пытались найти нейрофизиологические корреляты ума. Была следующая гипотеза. При обработке информации в коре головного мозга происходят ошибки. И чем выше склонность индивида к ним, тем ниже его IQ. То есть изучалось, насколько человек распознавал ошибку контекста. Допустим, во фразе «Без труда не вытащишь и рыбку из прута» мозг более умного человека должен среагировать на слово «прут», зная, что нужен «пруд». Но проводить такие исследования очень сложно, потому что машине нужно давать простую задачу — то же соответствие контексту. И мы возвращаемся к вопросу о критериях. Поэтому, думаю, большинство исследователей даже не рассматривали это как физиологическую задачу.
— Можно ли не пытать обезьян, и вообще как обойтись без этого в науке?
— Нет, к сожалению, нельзя. Потому что тогда мы бы и вакцину не смогли сделать. Пока мы ставим человеческую жизнь выше жизни животных. Вообще, за последние лет 25 сильно изменились подходы к обращению с подопытными животными. Перед каждой манипуляцией зверя нужно правильно обезболить. Знаю, что в виварии (помещении для содержания лабораторных животных — Прим. ред.) на биофаке СПбГУ полы с подогревом. Животным должно быть комфортно, они не должны испытывать боли и стресса. Но иногда без скальпеля не обойтись: не на человеке же проводить исследование.