Игра в дочки-матери на деньги
diak-kuraev — 21.05.2012 интервью Правмиру- Так что же в итоге нарушил Филипп Киркоров?
- На правах человека, который громко требовал отлучения Киркорова от Церкви, я хотел бы сказать несколько слов в его защиту.
Киркоров не виноват в том, что храм был закрыт во время крестин его дочки. Церковные богослужения делятся на публичные и частные требы. Соответственно, любой член Церкви имеет право попросить, чтобы его частная треба (исповедь, крестины его или его ребенка, венчание или отпевание близких ему людей) была приватной и закрытой от посторонних глаз. Поэтому в том, что Киркоров обратился в настоятелю с такой просьбой, ничего плохого нет. В том, что она была исполнена – тоже.
Неприятна только ложь, украшавшая двери храма – мол, храм закрыт в связи с подготовкой к Пасхе…
Не виноват Киркоров и в том, что обратил свое слово к присутствующим. Если и есть тут неудобство и нетактичность, то скорее со стороны настоятеля, который пригласил его взойти на амвон. В этом есть и некое излишество, потому что росту Киркорова может позавидовать Прохоров, и взбираться куда-то ему смысла особого не было. Но греха артиста в том нет, и причиной какого-то серьезного скандала этот факт быть не может.
- Многих возмутило, что он вообще начал «проповедовать» с амвона. Уже были прецеденты...
- Очень неправы те блогеры, которые сравнивают краткую приветственную благодарственную речь Киркорова с выходкой феминисток в храме Христа Спасителя. Различия очевидны: Киркоров взошел на амвон после благословения священника и, в отличие от хулиганствующих феминисток, зашел туда со словом благодарности и любви, а совсем не со словом ненависти.
Проблема, связанная с Киркоровым, — другая. Использование суррогатной матери.
Конечно, Киркоров не первый, кто крестит суррогатного малыша. Но он – публичная фигура, и он сам из своего суррогатного отцовства сделал пиар-ход. Я, например, до этого случая вообще не слышал о конкретных своих соотечественниках, которые использовали суррогатную мать, а после этого, считая себя членами нашей Церкви, несли ребенка на крестины (потом выяснилось, что еще в 2002 году это сделала Алена Апина, но и она рассказывала, что многие священники отказывала ей в крестинах и лишь один согласился - тайно и на дому).
Но и здесь скажу несколько слов в защиту всех персонажей.
Первое: Киркоров мог не знать, что Православная Церковь внятно высказала свое отношение к суррогатному материнству еще в соборном документе 2000-го года: «"Суррогатное материнство", то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка "заказчикам", противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейсяся между матерью и младенцем уже во время беременности. "Суррогатное материнство" травмирует как вынашивающую женщину, материнские чувства которой попираются, так и дитя, которое впоследствии может испытывать кризис самосознания» (Основы социальной концепции РПЦ 12,4). http://www.patriarchia.ru/db/text/1909451.html
Второе: крестивший священник, в принципе, мог не знать (будем максимально смягчать ситуацию), что малышка появилась на свет именно в результате суррогатного процесса.
Впрочем, оба этих предположения все же весьма маловероятны. Как сказала Алла Пугачева в телебеседе с Ксенией Собчак – «Договариваешься с церковью, разрешение есть крестить ребенка. А затем начинают руками махать» http://spletnik.info/showbiz/191152/. Что было предметом «договоренностей»? Известно, что «договорились» о стерилизации крещальной купели. Но из-за этого никто в Церкви «руками не махал». Также никто из церковных людей не возмущался тем, что храм был закрыт. Выходит, что предметом договоренности было именно не-пеняние Киркорову за суррогатность.
Обычный священник, приступая к крестинам обычного принесенного к нему малыша, не обязан расспрашивать родителей об особенностях его генезиса. Но именно об этом ребенке и его отце пресса и Интернет кричали уже несколько месяцев.
Хорошо, батюшка имеет право не читать желтых газет, и это только делает ему честь. Вопрос в другом: Андрей Малахов рассказывает, что он познакомил его Киркорова с этим священником в какую-то трудную минуту жизни певца, и у них уже несколько лет как сложились добрые и дружеские отношения. Если и в самом деле у них такие доверительные отношения (не знаю уж доходили они до исповеди), то вряд ли Киркоров скрывал от священника то, что он не скрывал даже от журналистов и что он называет «главным событием» в своей жизни.
Выходит одно из двух.
Либо Киркоров пиарится на новорожденной девочке и врет сейчас, будто для него это очень важно — и тогда понятно, почему об этом не очень важном событии он священнику не рассказывал.
Либо он серьезен в отношении к своей дочери, но не счел нужным делиться со священником «самым важным» - и в этом случае его отношения со священником совсем не доверительные и не близкие.
В любом случае, Киркоров поступает нехорошо или по отношению к священнику, не сказав ему о главном событии в своей жизни, или по отношению к дочке, когда привирает о ее значении для себя.
Но и это никак не может быть поводом для каких-то церковных санкций.
Болевых точек тут две: суррогатное материнство и качество нашего церковного пастырства.
Информация о суррогатном происхождении дочки Киркорова и ее крещении вышла в публичную же сферу и стала обсуждаться. Вполне естественно, что это событие вызывает реакцию церковных людей — потому что есть явные расхождения между гласно провозглашенной церковной доктриной и поступком этого человека, который, вдобавок, тут же в храме, перед камерами говорит, что он планирует еще и мальчика таким же образом произвести на свет.
Церковь — не полиция. Церковь не наказывает за совершенные грехи, а предостерегает от их повторения — в этом смысл всех церковных прещений. Это норма церковного пастырства и церковной педагогики. В данном случае имел место грех (предположим, что не осознаваемый), суррогатного материнства, и есть ясная публичная демонстрация того, что человек считает это свой поступок героическим примером для других и сам же намерен совершать его дальше.
- И как могла бы отреагировать Церковь?
- Если и правда Киркоров наш единоверец, я думаю, мы имеем право ждать от него согласия с учением Церкви, и это согласие должно быть выражено в покаянном заявлении. Хотелось бы, чтобы в каком-то интервью, пусть даже в нецерковном масс-медиа, а может быть, в ближайшее воскресенье с того же амвона, Киркоров сказал: «Я не знал, простите. Я ознакомился с Церковным учением, понимаю, что оно авторитетно и значимо, и, конечно, с ним соглашусь». Тогда скандал был бы исчерпан.
Пока из его публичных заявлений следует обратное: «На моем примере я хочу показать всем, что одинокие люди, которые хотят иметь детей, могут решить свою проблему» (http://kp.ru/daily/25796/2778142/
Ясно, что мой голос не может считаться голосом Церкви. Но отчего же молчат официальные церковные спикеры, не предлагая Киркорову выхода из той ситуации, в которую он загнан своим гедонизмом и нерадением якобы дружного с ним священника? Владыки и отцы, помогите Киркорову принести формулу покаяния!
Отсутствие такой помощи придает этой ситуации внутри-церковное измерение: насколько значимы для самой Церкви принимаемые ею решения?
Я понимаю, что в любой организации есть публичные решения, принимаемые для декларации. Церковь не исключение. На моей памяти было немало решений, которые оказались забыты. Когда в конце 80-х годов ЮНЕСКО проводило Год инвалида, было решение Синода о нашем подключении к этой акции: во всех храмах должны быть пандусы для инвалидных колясок, скамейки для инвалидов и так далее. Кто помнит об этом решении? Никаких шагов к реализации этой замечательной декларации сделано не было.
Но неужели и соборно принятые «Основы социальной концепции» относятся к этому же ряду «замечательных деклараций»?
Скажем, положения, касающиеся неучастия священнослужителей в выборных кампаниях, как мы наблюдали, исполнялись достаточно выборочно…
Так какова же дисциплинарная поддержка того, что Церковь декларирует в качестве нормы своей веры и поведения? Вселенские Соборы не случайно провозглашали догматические определения в форме канонов - «аще кто не верует по определенному нами, да будет отлучен…».
В светском мире происходит так: принимается закон, потом подзаконные акты, которые направлены на реализацию этого закона. Мы все знаем, что в светском праве есть недействующие нормы законодательства. Например, до 94 года законодательно в России были запрещены любые операции с валютой. Но в годы первого ельцинского срока чуть ли не все цены в магазинах указывались в валюте. Однако ни один прокурор не обращал на это внимания и не пробовал применить официально не отмененную, но реально мертвую статью.
Не происходит ли нечто аналогичное и в церковной жизни? Принят закон наиболее авторитетной церковной инстанцией — Архиерейским собором с правами Поместного, 2000-го года. Ну а дальше? Были ли даны какие-то разъяснения и внятные инструкции для пастырей? Что ждет их, если они будут отступать от тех или иных норм, провозглашенных социальной концепции? Указана ли компетентная инстанция, которая может разбирать спорные случаи и авторитетно и аргументировано интерпретировать их? Если он по умолчанию уже есть (в виде Богословской комиссии, канонической или даже Синода), то что за 12 лет было сделано ими в толковании Основ?
В течение первых двух лет были презентации Концепции по епархиям и семинариям, а потом настал период тишины. Среди вопросов, потонувших в этой тишине и вопрос о том, что должна Церковь предлагать людям, совершившим поступок, который она объявила «противоестественным и морально недопустимым» ( суррогатное материнство)…
Далее, Межсоборное присутствие, созданное по благословению и инициативе Святейшего Патриарха Кирилла, разработало и приняло документ о предкрещальной катехизации. Синод в декабре 2011 года утвердил соответствующий документ, в котором сказано, что «Приходской катехизатор проводит огласительные беседы перед Таинством Крещения со взрослыми, детьми сознательного возраста, родителями и восприемниками малолетних детей... При совершении Таинства Крещения над младенцами и детьми до 7 лет необходимо помнить, что крещение детей совершается в Церкви по вере их родителей и восприемников. В этом случае минимальную огласительную подготовку должны пройти как родители, так и восприемники, кроме тех случаев, когда они научены основам веры и участвуют в церковной жизни. Огласительные беседы с родителями и восприемниками следует проводить заранее и отдельно от совершения Таинства Крещения. Уместно призвать родителей и восприемников подготовиться к участию в Крещении их детей личным участием в Таинствах Покаяния и Евхаристии".
Прошло полгода. Какие дальнейшие шаги были сделаны для понуждения священников к такого рода действиям? Пока все очень тихо.
В случае с крещением дочки Киркорова священник нарушил два документа: во-первых, «Основы социальной концепции» (ибо не предупредил Киркорова о греховности суррогатного материнства), во-вторых, определение Синода «О религиозно-образовательном и катехизическом служении в Русской Православной Церкви» (ибо не провел просветительских беседы с Киркоровым и избранными им крестными).
Будет ли этому внятная и гласная оценка со стороны церковной иерархии, а не просто келейное покачивание пальчиком в сторону этого настоятеля? Будет ли сказано: «Отцы, на этом примере имейте в виду — так нельзя. Надо честно служить и не делать исключения ни для знаменитых людей, ни для спонсоров»?
Это внутрицерковная проблема. Ведь, насколько я понимаю, одно из направлений деятельности Патриарха Кирилла — это вопрос укрепления внутрицерковной дисциплины.
- Хорошо, Киркоров не знал церковных норм, а священник его не просветил. Но ребенок-то ни в чем не виноват — можно ли его крестить?
- Люди говорят: «За что наказывать ребенка? Почему нужно лишать крещения?».
Крещение – не награда, а отказ в крещении не есть кара.
Отказ в крещении это всего лишь настоятельная просьба уважить само таинство Крещения. У Церкви нет штрафов или тюрем. Отказ в причастии или крещении – это единственная допустимая форма давления. Мы тем самым не прогоняем человека, а, напротив, говорим, что хотим продлить с ним общение – соучаствуя в его подготовке к нашему общему таинству.
Человек просит у Церкви о крещении. В другое время его жизни этому маловеру мы не нужны. Но вот пока хоть как то и хоть в чем то церковном он нуждается – и можно поставить условие. И это условие не финансовое, а самое естественное и человечное: «послушай меня, поговори со мной…»
Крещение – это не магия, а введение человека в церковную общину. Все таинства Церкви совершаются при условии синергии – сотрудничества Бога и человека. Когда в таинствах Церкви участвует ребенок, у которого еще нет ясно осознанной воли, предполагается церковное волеизъявление его семьи, его родителей физических и духовных. Малыша, которого приносят крестить, Церковь может принять только от самой же себя, то есть от тех людей, которые уже являются частицей Церкви.
Тогда это внутрицерковное событие: люди Церкви приносят всей Церкви свое дитя и от нее же получают его, уже крещеного, назад, в уверенности, что этот малыш именно у этих людей, знающих Церковь и знаемых Церковью, получит православное воспитание.
А потому нельзя просто крестить малышей мусульман или иудеев. Бывало, конечно, и такое: иезуиты так хулиганили в Индии. Индусы приходили на ритуальное омовение в Ганг; притворившийся индусом иезуит омывался вместе с ними и при этом про себя тайно произносил крещальную формулу, а потом радостно писал рапорт: «в этом году мною были окрещены сто тысяч индусов».
Это дурновкусие. Церковь – сообщество людей, объединенных не чем-то случайным типа общей прописки или гражданства, а верой, избранной ими. Человек, входящий в Церковь, должен подтвердить, что это его выбор или выбор, сделанный им для своих детей, и в соответствии с этим выбором он сам будет в жизнь своих детей вкладывать то, что он считает сокровищем - православную веру.
Такова общая и древняя церковная норма.
46 правило Лаодикийского Собора постановляет: «Крещаемым должно изучати веру».
78 правило VI Вселенского Собора подтверждает это постановление и придает ему общецерковный характер: «Готовящимся ко Крещению надлежит обучатися вере».
47 правило Лаодикийского Собора говорит о необходимости катехизации тех, кто не был научен вере до Крещения: «В болезни приявшим Крещение, и потом получившим здравие, подобает изучати веру и познавати, яко божественнаго дара сподобилися».
7 правило II Вселенского Собора предписывает также оглашать «присоединяющихся к Православию и части спасаемых из еретиков», определяя при этом и образ их оглашения: «и заставляем пребывати в церкви, и слушати Писания, и тогда уже крещаем их».
О том же говорил и святитель Василий Великий: «Вера и крещение — суть два способа спасения, между собою сродные и нераздельные. Ибо вера совершается крещением, а крещение основополагается верою» («О Святом Духе», глава 12).
Конечно, это правила, касающееся крещения взрослых. Но при крещении детей все эти требования перелагаются на родителей и крестных.
В традиционном обществе вера – это не знание богословской доктрины, но образ жизни. Он и был достаточно церковным в старой России.
Но наступил XX век, пришло время массового расцерковления. Образ жизни людей изменился. Знания ими основ христианской веры не прибавилось. А форма церковной практики и молитвы остались прежними.
Одну из таких ситуаций я упоминал на «Поединке» у Владимира Соловьева. Сегодня священник, по сути, обречен на ритуальную ложь, когда при отпевании он говорит о человеке, лежащем в гробу: «да простит тебе, чадо духовное, аще что соделал еси…». Но ведь эпитет «духовное чадо» означает очень близкие отношения со священником. «Духовное чадо» - это человек, который видел именно в этом священнике своего духовного отца, и, значит, исповедовался ему. А для священника «духовное чадо» означает человека, обстоятельства жизни которого хорошо и исповедально известны священнику. О своих подлинных духовных чадах этот священник постоянно молится даже без записок-напоминаний - как мы молимся о своих родных детях.
Когда в XIX веке такие слова произносил батюшка в селе, где все были его реальными духовными чадами в нескольких поколениях — это было вполне естественно. Сегодня в наших мегаполисах сплошь и рядом это якобы свое «чадо духовное» священник первый раз видит именно в гробу. Это же не прихожанин, а приношанин – тот, кого в храм приносили лишь два раза в жизни: первый раз крестить, второй раз – отпевать.
Слишком часто жизнь покойного не давала никаких подтверждений о его причастности к церковной жизни и тем более связи с этим приходом и этим священником.
И зачем же тогда профанировать столь высокие слова? Лучше бы разработать отдельный чин для поминания нецерковных людей. Мы, конечно, надеемся на безграничность Божьей милости, мы готовы молиться даже о незнакомых и нецерковных людях, но зачем врать перед Богом и людьми о своей якобы личной духовной связи с совершенно незнакомым человеком?
Похожая сложность и в чине венчания. В старину не бывало, чтоб супруги на старости лет решили расстаться с комсомолом и повенчаться. А сейчас это совсем не редкость. Канонически венчание людей, живущих в уже состоявшемся браке (если брак был совершен ими в ту пору, когда они сами находились вне Церкви) не необходимо: Церковь признает любую форму состоявшегося и публично задекларированного брака, включая комсомольский. Но если спустя годы люди хотят укрепить свои отношения, вместе помолиться друг о друге, о своей совместной жизни — это хорошо!
Однако зачем «в нагрузку» предлагать им прошения о многочадии? Зачем пожилым людям при венчании молиться об этом, уже заведомо несбыточном, ненужном и непосильном для них?
Неужели мы не можем предложить им другие молитвы о семейной жизни, кроме молитв о продолжении рода?
Существует же в сербских требниках чин братотворения. Нечто подобное можно совершать и над пожилыми супругами. Может, просто написать чин моления об укреплении семейных уз? Причем в отличие о венчания он мог бы быть повторяемым - при каждом кризисе в семейных отношениях. Люди просто вместе с Церковью просили бы о даровании им сил для взаимного терпения и служения….
Расхождение между единообразием церковной обрядности и многообразием условий современной жизни, отмеченное в связи с отпеванием и венчанием, заметно и в крещальной практике.
В советский период люди нецерковные, а в большинстве своем и просто неверующие, все же шли крестить своих детей. Крестили в основном по причинам бытовым, суеверным, культурным, а не потому, что верили в Христа как Бога и Спасителя... Советская реальность приучила людей не вдумываться в слова произносимых ими клятв. На партийно-рабочих собраниях они послушно аплодировали официальным докладчикам не потому, что были с ними согласны, а потому что не считали нужным давать им хоть что-то кроме истребованного на них времени. Вот столь же спокойно и равнодушно они соглашались с призывами батюшек на крестинах и «отрекались от сатаны» и «сочетовались Христу». И партийное и церковное они считали одинаково далеким от своей настоящей жизни (ну той, в которой шел поиск и потребление «дефицита»).
Но в то время, наверно, и правильно было крестить без оглашения, «по первому требованию».
Отличие той ситуации от современной было в двух вещах – 1) запрет на любое присутствие Церкви за стенами храма и крайнее ограничение проповеди даже внутри него; 2) обычные люди стремились минимизировать свои контакты Церковь. И потому шансов на «вторую встречу» почти не было. Поэтому при первой и, вероятно, единственной (на ближайшие годы) встрече было разумно дать хоть малость.
Людей, крестивших своих детей в те годы, Церковь считала больными, травмированными машиной принудительного госатезма, и потому крестила их как «клиников» («клиниками» называли больных людей, которых в древности разрешалось крестить без обучения ввиду близкой смертной угрозы; см. уже цитированнное выше 47 правило Лаодикийского Собора).
Крещение таких советских «клиников» было результатом выбора – или совсем ничего или хоть что-то. Это «что-то» оставалось хотя бы на уровне семейной памяти как повод для семейных разговоров. Когда ребенок, подрастая, спрашивал: «А я крещен?» - ему отвечали с разной интонацией, с разной оценкой, но утвердительно: «Да, да, ты крещен». И человек, даже будучи по жизни и убеждениям атеистом, все же помнил, что его отношения с древней Церковью сложнее, чем написано в зазубренной им Программе КПСС.
Общество и сейчас в большинстве своем остается атеистическим и оккультным. Но теперь есть возможность заниматься просвещением. Зачем же нам от этого отказываться? Сколько священников пострадало в советские времена за то, что пробовали оглашать, проводить такие беседы! Теперь же сама Церковь сказала, что надо оглашать, а внешних препятствий к реализации этой внутрицерковной нормы не осталось. Но уже священники из-за своего равнодушия и лени отступают от своего прямого долга.
Рассмотрим худшие опасения советских ленивцев-традиционалистов. Священник отказался крестить малыша у откровенно нецерковных родителей. Те обиделись. На предложенную им огласительную беседу не пришли. Ребенок остался некрещеным.
И – умер… Душа пошла в ад? Нет такого догмата в Православной Церкви. Есть иное: «Передавал мне отец Иларий, монастырский духовник, что отец Амвросий отзывался о некрещеных младенцах так: хотя они по заслугам Господа Иисуса Христа и будут в Царствии Небесном, но останутся слепыми, то есть лишатся возможности зреть лице Господа, вследствие того, что в Таинстве Крещения с них не смыт прародительский грех» (Старец Варсонофий Оптинский. Келейные записки. М., 1991. С. 24).
Аналогично мнение святителя Григория Богослова о людях, которые по малолетству или не по своей воле не были крещены: «Последние не будут у Праведного Судии ни прославлены, ни наказаны; потому что, хотя незапечатлены, однако же и не худы, и больше сами потерпели, нежели сделали вреда. Ибо не всякий, не достойный наказания, достоин уже и чести; равно как не всякий, не достойный чести, достоин уже наказания» (Святитель Григорий Богослов. Слово 40. На святое Крещение // Творения: В 2 т. Троице-Сергиева Лавра, 1994. С. 558).
Если же ребенок, живя в традиционно-православной стране, выжил и повзрослел, то память о собственной не-крещёности может стать неплохой стартовой позицией для его последующего самостоятельного прорыва к вере. Полагаю, что человек, растущий в России, со временем поймет свою не-крещёность как проблемность-открытость-приглашенность. Он будет понимать, что в его отношениях с Богом что-то не так. Вот тогда он сможет получить в Церкви то, чего не захотели получить его родители – свидетельство о содержании нашей веры.
Напротив, ребенок, крещеный по просьбе неверующей и нецерковной семьи, будет считать, что религиозная составляющая его жизни уже давно раз и навсегда урегулирована. Психологически он скорее будет более закрыт от вопрошающих взглядов в сторону Церкви.
Увы, сегодня многие крестятся лишь для того, чтобы закрыть для себя религиозный вопрос и больше не смотреть в сторону Евангелия. Ибо не к Евангелию и не ради Евангелия и Христа они зашли в храм.
Теперь нам понятнее, что именно произошло в храме Ильи Обыденного. Эстрадная «элита» выплеснула вполне обывательское, массовое отношение к Церкви как к ритуальной конторе: «Вам, попам, заплатили, сделайте мне духовненько».
Кстати, я даже не ожидал такой волны возмущения в блого- и медиа-сфере: «Как Церковь может отказать в крещении ребенку?».
Ну а если поставить вопрос иначе - «А не считаете ли вы, что это насилие — крестить детей? Надо подождать, пока они станут взрослыми, чтобы они сами решали. Может, они буддистами захотят стать!»?
Убежден, что большинство той же самой публики поддержит эту, баптистскую, позицию. Кстати, изрядная часть как христиан (неправославных), так и просто критиков Православия убеждена в том, что Церковь просто всегда обязана отказывать в крещении детей.
Просто позиция Церкви в этом вопросе не-тотальна. Мы не считаем дето-крещение запретным. Но мы не считаем, что крестить мы должны всех, независимо от мотивов приходящих.
Мы не считаем ребеночка, произведенного на свет суррогатным путем, в чем-то виноватым. Равно как не считаем его недочеловеком, чьи человеческие или церковные права должны быть хоть в чем-то поражены. Но мы ожидаем от его родителей согласия с учением той Церкви, к купели которой они сами по своей воле принесли дитя.
- И что делать с этим? Сейчас в крупных городах часто приносят крестить детишек, рожденных в результате ЭКО, на крови родных своих братиков и сестричек. Часто это дети выстраданные и любимые, родители не задумываются даже, что совершают нечто очень плохое. А ведь через какое-то время суррогатное материнство, скорее всего, станет тоже массовым. Не отказывать же в таком случае в крещении младенцев?
- Когда у меня спрашивают, можно ли крестить «суррогатного» ребенка, я отвечаю: «Смотря чей ребенок. Если мой, то можно, а если Киркорова, то нельзя!». Вопрос в том, может ли человек воспитать этого маленького человечка в знании, уважении и соблюдении церковной веры и церковных правил благочестия.
Предположим, что некая женщина подписала контракт о вынашивании чужого ребеночка. Но за месяцы ожидания она узнала нехорошие вещи о семье заказчика и передумала отдавать младенца. И все же у нее нет ни материальной, ни юридической возможности оставить малыша себе. Она отдает его в церковный приют, а из приюта ребенок попадает ко мне. Тогда я иду и крещу этого ребеночка, потому что обет за него даю я - человек, кое-что знающий о православной вере. Вот в этом смысле моего суроггатного малыша крестить можно.
- В отношении суррогатного материнства особенно сложно еще и то, что в части общества, которая считается здоровой, дети воспринимаются, как безусловная ценность. Желание иметь ребенка, как сказала на вашем поединке с Лолитой Анастасия Волочкова, оправдывает все средства. Аргументы и Лолиты, и Волочковой о том, что раз Киркоров хочет воспитать ребенка в любви и обеспечить его счастье, то он на это имеет право — трогают чувства очень многих, в основном женщин. С чего тут начинать разговор?
- Обратите внимание: за час дискуссии в той передаче я не использовал ни одного религиозного аргумента. Я ни разу не цитировал Библию, и все аргументы парировал с точки зрения обычной гуманистической светской этики.
Напротив, мои оппоненты - что Лолита Милявская, что Анастасия Волочкова - давали постоянные ссылки на Библию. Им почему-то очень важно было получить религиозную санкцию на свои «хотелки».
Главный догмат их секты: «если мне что-то удалось, значит, Бог именно этого и хотел, а я исполнил просто свою, но и Его волю!». Ну да, Берии и Геббельсу удалось обустроить концлагеря – это что, тоже Божья воля? Чикатило удалось осуществить не один десяток своих мерзких планов. Тоже исполняя Божью волю?
Богословие различает понятия «Божья воля» и «Божье попущение». Есть то, что Господь желает, а есть то, что Он терпит, становясь «бессильным» перед нашей тупой и эгоистической волей: «Сколько раз хотел Я,.. и вы не захотели!» (Мф. 23,27). Но это слишком сложная концепция для их ухоженных головок.
Когда им удобно – они вспоминают про Библию. Когда им удобно – дают совершенно идиотские толкования библейских текстов (Лолита заявила, что Дева Мария зачала Христа от голубя; мало того, что это зоофилический бред, так и по сути: разве Мария поступила как суррогатная мать – продала своего Сына Ироду?).
А когда надо – эти же попсовики про Бога столь же легко забывают. Посмотрите, с каким пренебрежением Киркоров совсем недавно говорил о своем безрелигиозном кредо:
«— Все в руках Бога, но в любом случае ребенок — это то, что исходит от меня.
— Без женщины получить ребенка нельзя.
— Зато можно вырастить и воспитать.
— То есть любовь отвергается?
— Вы еще верите в любовь?
— Как в кратковременное помешательство с целью получения острого удовольствия, которое целесообразно использовать в качестве мощного стимула для творчества, да — верю.
— Ну а у меня другие стимулы для творчества.
— Значит, любовь умерла — и да здравствует, что?
— Что-что? Медицина!»
(http://www.mk.ru/social/article/2011/11/27/647194-filipp-kirkorov-rebenok-eto-to-chto-ishodit-ot-menya.html)
Сегодня же эти новые религиозные доктринеры не пожелали расслышать главный вопрос нашего диспута - вопрос о соотношении прав и обязанностей человека. Есть принцип, сформулированный Кантом: «Человек никогда не может быть средством, но только целью человеческой деятельности».
Но советская пропаганда, нарочито чуравшаяся Канта, активно использовала термин «человеческий материал». Многие думающие люди напряглись, когда услышали в первых речах Горбачева термин «человеческий фактор». Стало понятно, что деятель, который в людях видит фактор, вряд ли принесет добро.
Ну не может быть человек ни фактором, ни материалом, ни вообще средством! Но мои теле-оппоненты убеждены в обратном: для них другие люди – лишь средство для реализации их жизненных планов. «Если люди хотят иметь ребенка, то нужно им использовать любую возможность: суррогатная мать, не суррогатная», - сказала Волочкова на программе Соловьева.
При этом было напрочь забыто о переживаниях и состоянии использованной женщины. Да, она подписала контракт. Но она его подписала, не зная, на что соглашается, потому что женщина до и во время беременности – это разные существа. Девять месяцев она носила в себе новую жизнь, делясь с нею своей жизнью. В вынашивании и в родовых муках в ней родилось чувство привязанности к этому малышу. Это чувство ей, по условиям контракта, за деньги нужно сразу задушить в себе.
А если это чувство в ней не родилось, если она, зная, что от малыша надо будет отказаться, давила материнское чувство в себе? Неужели это пройдет бесследно для носимого ею ребенка? Дети очень остро чувствуют - любимы они, желанны, или же нет…
Предположим, она подавила это чувство. Но жизнь на этом не кончилась. Будут ли у нее свои желанные дети? Все роды непредсказуемы для женщины, любая беременность может стать последней. Каково ей будет знать, что своего единственного или последнего ребенка она предала и продала?
Но даже если у нее будут свои дети, это не значит, что она не будет жалеть о рожденном и утраченном ребеночке. Я думаю, что с каждым годом эта боль будет только нарастать и нарастать. С каждым годом эта женщина будет понимать, что не ребенка она продала, а душу свою. И отнюдь не доброму ангелу.
Не учитываются и проблемы ребенка. «Ах, папа будет ему богатые игрушки покупать!» Удивительно, как эти люди сводят все к интерьеру и к материальным ценностям! Любить ребенка — не означает его баловать.
Кроме того, якобы любящий папочка, кажется, не слишком долго думал о медицинских последствиях того, что он покупает для своего ребенка.
Простите, я буду говорить о вещах, в которых любая женщина разбирается больше меня, но это мир медицинских очевидностей: когда малыш рождается на свет, его стараются как можно быстрее приложить к груди мамочки, даже если у нее еще нет молока. Этот контакт необходим, чтобы мать инфицировала малыша своими бактериями, чтобы их микрофлора была идентична. Малыш был в стерильной атмосфере матки, а сейчас очень важно, чтобы микрофлора не медсестры, не чужого ему человека, была бы в нем, а родной матери. Это нужно, чтобы потом именно мамино молочко хорошо усваивалось...
В случае суррогатного материнства эта связь очень рано прерывается, а возможно и вовсе отсутствует: материснкое вскармливание может контрактом не предполагаться, потому что опасно — вдруг мать привяжется к своему малышу. А без материнского молока ребенка придется накачивать антибиотиками.
И еще. Главный педиатр России говорил, что 75% детей, рожденных в результате ЭКО, больны по неврологическим показаниям. Что за этим стоит, я не знаю, ибо я не врач, но не надо делать вид, проблемы вообще нет.
- Давайте предположим, что технологический прогресс дошел до такого уровня, что эмбрионы выбраковывать не надо. Как вы считаете, у Церкви поменяется отношение к проблеме ЭКО (экстракорпорального оплодотворения) и суррогатного материнства?
- В основах социальной концепции об ЭКО сказано достаточно ясно – оно разрешается при условии, что происходит от семени мужа, а не донора, и не осуществляется отбраковка эмбрионов и заготовление эмбрионов впрок.
Суррогатное материнство аморально даже при соблюдении этих условий, так как нарушает самую святую связь — связь мамы и ребенка.
И, кроме того, совершенно очевидно, что это форма торговли людьми. Неслучайно такая светская страна как Франция запрещает суррогатное материнство с формулировкой, что оно нарушает принцип неотчуждаемости человеческого тела.
ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАХ
|
</> |