И эти люди плачут из-за отчуждения
swamp_lynx — 16.10.2024 Вот и расчехлились коммунисты:Главная задача человеческой деятельности - создание искусственной среды обитания людей, сиречь производственной системы.
А то гуманизм, гуманизм, - люди всего лишь средство для создания всё более сложной, громоздкой и бессмысленной среды умирания. Как началось это всё с пуритан, которые помешались на работе ради работы, так и продолжается с вовлечением в процесс всей планеты. Надо бежать, бежать, бежать, поедая всё вокруг, потому что иначе тебя самого съедят. Отсюда и тотальная унификация людей и катастрофическое упрощение культуры. Батай в книге "Проклятая часть" хорошо описывает, как избыток разрушительно действует на общество. Но люди, которые мыслят исключительно категориями 20х - 30х с необходимой на то время ускоренной индустриализацией, такие сложности осознать не в силах. Им даже мультфильм "Золотая антилопа" сняли, но не в коня корм.
az118: Транснационалы постмодерна после 1970-го закономерный итог деятельности националов модерна 1610-1648-1970-х. Попытки вернуть модерн бессмысленны как попытки дряхлого старика вернуть пожилую зрелость. сами нации буржуазный продукт модерна, нового времени, а юность и молодая зрелость народа — средневековье.
национализм — неизбежная начальная стадиальная форма старения человечества, период формирования единых буржуазных обществ торгово-промышленного строя и их экономической основы — национальных рынков сырья, труда и сбыта после катастрофы 14-го века, необратимо подорвавшей соц-полит основания аграрного общества сословно-служилого строя, и производящей научно-технический прогресс и войны нового типа — социальные между классами общества и межнациональные за контроль мировой торговли и мировых рынков, неизбежно переходящие в мировые войны между великими державами с нарастающим риском самоуничтожения человечества и полного истощения жизненных ресурсов, что порождает
транснационализм — попытку снять смертельно опасные черты буржуазного национализма путем полного сглаживания социальных и национальных различий в глобальном обществе всеобщего благоденствия, которое по сути было бы глобальным домом престарелых инфантилов без пола и возраста перед глобальным концом
Евгений Норин. Момент, который эта война не создала, но очень ярко подсветила: формальное право вооруженных конфликтов драматически уехало в сторону от реальной практики. Понятно, что куртуазия "прекрасной эпохи" тоже функционировала через раз. Но вот сейчас какие-то вещи выглядят уже несбыточным прекраснодушием. Например, медперсонал спокойно атакуют. Фактически приравнены к комбатантам действующие на стороне противника журналисты. С точки зрения солдат на поле боя - не говорю о всех, но можно уже говорить о тренде - враг, деятельно отстреливавшийся и сдавшийся, исчерпав боеприпасы или после ранения - уже не может рассчитывать на плен как таковой. Вообще, пожалуй, в наше время сам факт службы в вооруженных силах враждебной державы уже рассматривается противником как военное преступление и нравственная низость.
Я не хочу никого обвинять, искать, кто виноват, или всплескивать там руками, ах, как же докатились. Просто факт: норма наполеоновской эпохи, или такие принципы, которые даже не рефлексировались специально где-нибудь в Русско-Японскую, сейчас для большинства реально воюющих солдат и офицеров (и речь вообще не только о наших) - это бессмысленное рыцарство, а то и вредное для дела молодечество.
pyshch: У Макиавелли было помнится что-то вроде того, что итальянцы во внутренних войнах привыкли относится друг к другу довольно мягко. Можно было спокойно сдаться в плен (по крайней мере знатным людям): поживешь у приличных людей сколько-то, потом тебя выкупят. Причина этого понятна: все в общем свои, ну сегодня ты меня захватил. а завтра я тебя, дело-то житейское. Понятно дело города ссорятся, но нам-то жить надо, а если резать всех, то это вечная кровная месть, ну невыгодно. Но это сильно аукнулось, когда массово пришли иностранные войска. Швейцарцы те же, как я понимаю, пленных не брали, да и в целом все было гораздо ожесточеннее. То есть что раньше было разборками соседей/своих, пусть кровавыми, но все же соседей, то сейчас соседей и тем более своих нет, а есть враги.
Кристофер Доусон. В самом деле, невозможно найти в истории более совершенный пример оппозиции двух зомбартовских типов, чем контраст культуры стран Контрреформации с Голландий XVII века и Англия, Шотландией и Северной Америкой XVIII века. Барочная культура Испании, Италии и Австрии – совершенное социальное воплощение «эротического» типа Зомбара. Дело не в том, что это было общество дворян и крестьян, монахов и священнослужителей, сосредоточенных в дворцах и монастырях (или даже в дворцах-монастырях, как Эскориал) и оставлявшее сравнительно малое место буржуа и купцу. Дело не только в том, что это была неэкономическая культура, тратившая свой капитал обильно, безрассудно и роскошно будь то во славу Божию или ради украшения человеческой жизни. Скорее, весь дух этой культуры был страстным и экстатическим и нашел свое высочайшее выражение в искусстве музыки и в религиозном мистицизме. Нужно всего лишь сравнить Бернини с братьями Адам или св. Терезу с Ханной Мор, чтобы почувствовать разницу в духе и ритме двух культур. У буржуазной культуры – механический ритм часов, у барочной – музыкальный ритм фуги или сонаты.
Идеал буржуазной культуры – поддерживать достойный средний уровень. Его максимы таковы: «Честность – лучшая политика»; «Делай то, что сделали бы и тебе»; «Наибольшее счастье наибольшего количества людей». Но дух барокко живет в триумфальном моменте творческого экстаза и ради него. Ему нужно всё или ничего. Его максимы таковы: «Всё для любви, и пусть погибнет мир»; «Та-да, та-да, та-да»; «Что ты ищешь, моя душа? Всё твоё, всё для тебя, не бери меньшего, не довольствуйся крохами, перепадающими со стола Отца твоего. Иди вперед, ликуя в славе, укройся в ней и возрадуйся, и получишь все желания твоего сердца».
Конфликт между этими двумя идеалами жизни и формами культуры проходит через всю историю Европы от Реформации до Революции и находит свое политическое соответствие в борьбе между Испанией и протестантскими державами. Едва ли будет чересчур сказать, что если бы Филипп II одержал победу над голландцами, англичанами и гугенотами, то современная буржуазная цивилизация никогда бы не развилась, а капитализм, если бы он существовал, приобрел бы совершенной другой вид. Один и тот же дух правил бы в Амстердаме, как и в Антверпене, в Берлине, как и в Мюнхене, в Северной Америке, как и в Южной, и таким образом, момент, когда Александр Фарнезе вернулся умирающим со своего марша на Париж, можно рассматривать как одну из величайших поворотных точек всемирной истории. Но даже и тогда было бы вполне мыслимо, что Европа распадется на два замкнутых мира, чуждых и противопоставленных друг другу как христианство и ислам, если бы не вышло так, что ни одна культура не оказалась достаточной сильной, чтобы ассимилировать Францию. Некоторое время на протяжении первой половины XVII века Контрреформация и ее культура брала верх над всем, но буржуазный дух во Франции также был слишком силен, чтобы быть ликвидированным, и он вступил в союз с монархией и галликанской церковью против католицизма и барочной культуры.
Хотя классицистская и галликанская культура эпохи Людовика XIV была далека от подлинно буржуазной, она содержала значительный буржуазный элемент и была очень многим обязана таким людям буржуазного класса и буржуазного духа, Буало, Николь и даже, может быть, сам Боссюэ. Получившееся в результате изменение духа французской религии и культуры следует видеть в том «отступлении мистиков», о котором говорил Бремон, и в победе довольно жесткого и блестящего национализма, который подготовил путь к рационализму Просвещения. Таким образом, французская культура XVIII века стала открытой дверью, сквозь которую буржуазный дух просочился в закрытый мир барочного католицизма, сперва как закваска критики и новых идей, а под конец – как разрушительный поток революционных перемен, уничтоживший нравственные и социальные основы барочной культуры. Неэкономический характер данной культуры оставил ее бессильной противостоять высокоорганизованной финансовой силе нового коммерциалистского буржуазного общества. Это произошло таким же образом, каким эллинистический мир уступил превосходящей организации римского империализма. Тем не менее, он не сдался без борьбы, ибо повсюду, где обычные люди обладали силой организации и средствами обороны, повсюду, где религиозная традиция Контрреформации пустила корни глубоко в почву, они сражались с отчаянной решительностью и героизмом в защиту старого католического порядка, как в Ванде в 1793 г., в Тироле в 1809 г. и в баскских провинциях до конца XIX века.
|
</> |