Хроники коронавируса 61

inkogniton — 16.05.2020 — Коронавирус Позвонили из поликлиники -- очередь для дитяти, которая была назначена на первое июня, пока отменена. Вежливо поинтересовались не кашляет ли она, нет ли каких других симптомов у нее или у кого из нас, остались довольны моим отрицательным ответом, пожелали всего наилучшего и заверили, что мы обязательно попадем на прием как только настанут хорошие дни. О том, когда они настанут, предпочли не распространяться.

Наконец пришла часовая отвертка, которую Ыкл заказал, кажется, сто лет назад. Я вся дрожала от нетерпения пока Ыкл колдовал над часами. Он аккуратно снял крышку, что-то внимательно изучал, после нырнул обратно в пучину интернета и сообщил, что придется подождать еще -- как оказалось после вскрытия, у нас нет необходимой батарейки. Я разочарованно отошла, стараясь не выказывать своего разочарования слишком рьяно. Очень тяжело без часов, очень. Предложила купить новые часы -- я как раз себе подыскала такие, которые мне очень нравятся и стоят всего-то мою месячную зарплату. Ыкл засмеялся -- если тебе очень хочется, давай купим, конечно, но батарейку в этих всё равно, пожалуй, надо заменить. Он заказал батарейку, которую обещают доставить через две недели. Нет, определенно, зря я не поменяла батарейку до начала карантина.

Закончила очередной черновик статьи. Их уже столько было, не счесть. Мы пишем ее уже четвертый год и иногда мне кажется, что это никогда не закончится. Теперь, наконец-то, мне нравится мой собственный черновик. Но, как истинный писака, я невероятно ревниво отношусь к собственному творению -- по крайней мере, первые сорок восемь часов после завершения оного. Соавтор же мой, не понимая всего этого, немедленно написал, что черновик прекрасный, но порядок изложения надо бы, наверное, обсудить. Я хотела много чего написать в ответ, но Ыкл отодвинул меня от компьютера и вежливо написал, что после того, как он закончит читать суть, я, наверное, буду готова вернуться к обсуждению порядка изложения. Ну чего ты кипятишься? -- всё спрашивал меня он, я же кипела как чайник, -- я потому кипячусь, что он сейчас опять что-нибудь переведет с английского на китайский и обратно, и это опять будет невозможно читать! Ну так исправишь, -- успокаивал меня Ыкл, -- нельзя же так ревниво относиться к текстам. Я же иначе не могу, это вообще, кажется, единственная форма ревности, которая есть в моем организме. Она страшна и ужасна и от нее нет спасения.

Помимо ревности к готовому тексту, у меня всегда, по окончании чего-то большого, появляется огромное чувство пустоты -- словно из меня вычерпнули что-то большое и важное и не осталось ни слов, ни ощущений. Я не умею и никогда не умела сразу начинать следующее, несколько дней отхожу от чувства пустоты и расставания, даже если это еще не конец, всё равно появляется какая-то дыра. Всегда неизменно кажется, что она останется там навсегда и я никогда больше ничего не смогу -- ни строчки не напишу, ни утверждения не докажу, даже самого маленького. Хочется закутаться и спрятаться от всего света, хочется молчать и сидеть в тишине. Кажется, что только так можно набрать достаточно сил, чтобы заполнить образовавшуюся дыру. В этот период всегда ощущение огромной слабости и какого-то бессилия. Настроение скачет от эйфории (я это сделала!) до темноты в глазах (и больше ничего никогда не будет). Казалось бы, давно могла бы привыкнуть, но всякий раз эти ощущения нападают словно из-за угла -- всегда неожиданно, всегда врасплох, всегда тогда, когда не успел спрятаться. И остается только сидеть и молчать, надеясь, что это опять оно, то, которое уже было, то, которое кажется, что никогда не пройдет, но проходит всё равно. Просто потому, что всё, к сожалению или счастью, проходит.

Долгое время мне казалось, что это ощущение касается только работы, если говорить о работе как о чем-то, за что мне платят. Но с удивлением для себя много лет назад обнаружила, что это не так. Такое же ощущение пустоты появляется после написанного текста (удачного на мой взгляд), после найденной по чьей-то просьбе какой-нибудь вещи -- которую я долго ищу, перебираю, сомневаюсь, присылаю варианты и всё продолжаю поиски пока не пойму, что нашла то, что планировала. Это ощущение пустоты, на самом деле, возникает по (логическому) окончанию всей или большого куска какой-либо работы, которая требует не механических действий, но некоторой креативности, работы мысли, полета воображения и всего этого вместе -- получается термоядерная смесь, которой и можно пытаться бомбить (на первый взгляд) неподступное. И ты концентрируешься, собираешь всё это воедино, созываешь свою маленькую личную армию, составленную из огромного желания и горения, а потом, когда она вдруг не нужна, пусть и на мгновение -- именно тогда настигает ощущение, что ничего, кроме оглушительной пустоты, не осталось. Удивительнее всего то, что пустота уходит от тишины -- ей нельзя мешать, ее нельзя торопить, ее невозможно уболтать. Это не то плохое настроение, когда от анекдота жизнь становится веселее, это то настроение, когда остается одно единственное ощущение -- ощущение, что больше ничего не осталось, вообще ничего. И надо просто молчать, дышать и набираться сил. Всякий раз заново.

Чадо и Ыкл задумали печь лимонный пирог -- всё бегают, шепчутся, совещаются, меня же ласково, но твердо отодвигают: когда всё будет готово, тогда и узнаешь. После обещали испечь мою любимую мазурку. Обычно ее печет не-свекровь, когда приезжает в гости, но на данный момент нам всем очевидно, что следующее общее свидание будет не раньше конца года. Даже если ослабят карантин, вряд ли так быстро и легко откроют границы. Мазурку я очень люблю и категорически не согласна на этот расклад, посему они мне клятвенно пообещали сразу после того, как они испекут лимонный пирог, после того, что мы его съедим, после всего этого, испечь мазурку. Моя жизнь превратилась в сплошное ожидание всякого разного.

Мама изыскивает пути к нам попасть. Мама, -- в сотый раз повторяю я, -- не летают самолеты, не летают! А вы не из Англии летите, -- предлагает мама, -- вы из Англии уезжайте куда-нибудь, а из этого куда-нибудь уже домой, к нам. А как мы доедем куда-нибудь? -- ехидно спрашиваю я, не ожидая получить ответа, но мама не замечает ехидства и продолжает мысль, -- слушай, а теплоходы? теплоходы есть? Какие теплоходы? -- удивляюсь я. Как какие? -- резонно замечает мама, -- вы же на острове, значит должны быть у вас какие-нибудь теплоходы, куда-нибудь! Мне о них ничего неизвестно, -- тушуюсь я и всё думаю что она предложит дальше. Между прочим, -- ехидно продолжает мама, -- вот если бы я свою маму так долго не видела, я бы к ней пешком дошла, вплавь бы добралась! Приплывай ты к нам! -- радушно приглашаю я, мама же расстраивается -- ты же знаешь, что я плавать не умею! И к тому же, пока мы с твоим папашей будем плыть, мы так сто раз поругаемся, что он меня утопит задолго до английского берега. Ну, или я его.

Мой дипломник наконец послал мне практически законченную версию диплома. Перед тем, как послать, написал письмо -- а вот такой вот факт, спросил, известен? Я начала волноваться как перед первым свиданием -- это прекрасный факт, замечательный, десять лет назад я и Ыкл нашли новое доказательство этому факту, а доказан он был впервые в середине восьмидесятых. Но мы тогда нашли совсем простое доказательство и хотя сегодня Ыкл при каждом удобном случае бурчит, что зря мы тогда это опубликовали, так как это очевидно и ясно даже ребенку, но я очень люблю ту нашу работу. Я, как истинный руководитель, немедленно ответила вопросом на вопрос: а ты что, нашел доказательство? После, конечно, прислала ссылки на обе работы, сообщив, что его скромная слуга тоже как-то случайно это доказала. Студент вздохнул -- нет, я этого не доказал, но сердцем чуял, что оно верно! Так и оказалось, -- то ли расстроенно, то ли довольно приписал он. Приказала себе не расстраиваться -- ведь это же было бы дополнительной, а не ожидаемой радостью, но целый день не могла больше ни о чем думать, всё мне казалось, что если бы он хоть немного еще постарался, то сумел бы. Впрочем, наверное я слишком многого хочу. Теперь же мне надо читать его сочинение, приближается последний срок подачи оного, а я всё еще где-то на середине.

Началась пред-экзаменационная лихорадка -- заболели все: и студенты и начальство. Студенты пишут одно письмо за другим, в каждом по сто вопросов -- будто они только что узнали, что оказывается учили весь этот материал. Я терпеливо отвечаю, хотя некоторые вопросы повергают меня в пучину раздумий о том, как они вообще собираются сдавать этот предмет. Начальство бомбардирует письмами почище студентов, всё объясняя и объясняя как в этом режиме принимать и проверять экзамены. Иногда указания диаметрально противоположны посланным день назад. Никто не признается в этой противоположности, но аккуратно сообщают, что указания немного изменились, прилагая десять печатных листов новых указаний. Их сочинители, как мне очевидно, далеко не так ревнивы по отношению к своему тексту -- сегодня один, завтра другой, делов-то.

Из садика присылают письмо за письмом, требуя отчет как поживает дитя, да не просто отчет, а с фотографиями. Аккуратно сообщают в письмах, что если не будет отчета в ближайшие несколько дней, им придется принять меры, как то: звонить в социальные службы, бить тревогу и прочая. Я поражаюсь -- слушай, говорю я Ыклу, скорее риторически, -- это мой ребенок, мой, я вообще, если захочу, могу ее съесть! Что они от нас хотят? Ыкл понимает не больше моего, но исправно посылает фотографии: дитя перед зеркалом, дитя на прогулке, дитя с домашней тапкой во рту, дитя после сообщения, что нельзя брать тапки в рот -- должна же быть одна печальная фотография, объясняет мне он, а то не поверят и вызовут службы!

Всё хожу вокруг сандалий, всё сомневаюсь покупать их или нет. Пребывание на карантине, следует отметить, хорошо сказалось на нашем благосостоянии, осталось только понять на что мы столько тратим сразу же, как выходим из дома. Но, тем не менее, жажда сандалий борется во мне с невероятной жадностью, всё кажется мне, что вот-вот станет так плохо, как не было никогда и тогда я пожалею. С другой стороны, думаю я, надо, наверное, срочно покупать пока оно действительно не стало плохо. То, что жизнь станет сложной -- это уже очевидно. Нам всем сообщили, что в эти трудные времена каждый должен быть за всех, вот только с концепцией все за одного некоторые проблемы. Потому, расплывчато сообщают нам, скорее всего нагрузка увеличится где-то в два раза. Я читаю это с тоской и всё думаю, что карантин, на самом деле, был прекрасен. А вот то, что ожидает после -- и будет той самой болезненной расплатой за великолепную возможность два месяца вдохновенно работать. Но следуя своим убеждениям, я, как всегда, забываю обо всем этом достаточно быстро и решаю думать об этом потом.

В лесу всё так же немноголюдно. Редко встречающиеся путники стараются соблюдать положенную дистанцию -- все уступают друг другу тропинку, отходя к самому ее краю, чтобы иметь возможность пройти на расстоянии двух метров друг от друга. На улице опять тепло -- то самое тепло, которое граничит с жарко. Мне чуть менее страшно -- я достала из закромов любимый вентилятор и считаю, что готова к непогоде. На небе всё так же нет самолетов, по дороге едут редкие машины -- видимо в нашей округе никто не посчитал, что уже не может не ходить на работу. Я смотрю на фотографии заполненного метро и никак не могу избавиться от мысли, что это всё сейчас почти другая планета.

Приезжал господин из химчистки, привез чехлы от скамейки-качелей из сада. Теперь на ней снова можно сидеть. В саду почти всегда тень и сидеть там невероятно приятно. Несколько дней назад мы тоже внесли лепту в запахи -- в этот раз Ыкл готовил стейки на гриле и мы сидели, вдыхали доносящиеся ароматы и нетерпеливо ждали когда же он принесет нам еду. Он же, войдя в роль истинно строгого повара, запретил вмешиваться и спрашивать, всё стращал, что иначе плохо получится, страшно вращал глазами и отгонял нас от гриля. Стейки получились божественными, нет, что ни говори, а гриль значительно лучше сковороды.

Начинается обратный отсчет -- почти все интернет-магазины, практически один за другим, присылают сообщения, что они или уже или практически уже открыты и что теперь можно даже заказывать, только, вполне вероятно, будет небольшая задержка с доставкой. Но не огромная! -- заверяют они, -- не больше недели. Зато, -- ободряют они, чтобы не спугнуть потенциальных клиентов, -- мы очень сильно увеличили срок возврата не подошедшей продукции, так что смело заказывайте и скоро мы вам всё пришлем. Пока аккуратно говорят о том, как это гулять по улице, городу, сидеть в кафе и прочая, всё больше акцентируя внимание на том, как красиво одеться дома и на пороге оного. А оттуда, намекают, и на волю рукой подать. Мы, теоретически, можем ехать гулять куда угодно, но только не на общественном транспорте. Поскольку это наш единственный способ передвижения и поскольку от счастливой возможности работать осталось, скорее всего, совсем немного, мы об этом даже не думаем. Гуляем себе по лесу -- до парка, до озера, дышим свежим воздухом, совершаем утренний моцион.

Тем временем, расцвели пионы. Они цветут в близлежащих садах и сводят с ума своим внешним видом и запахом. Пытаюсь понять кто же следующий на очереди.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив