Хотели как лучше - 17

Итак, зимний поход князя Мстиславского продемонстрировал urbi et orbi, что у Московита все в порядке с порохом в пороховницах, и что он может, при желании, указать каждому его истинное место в ливонских раскладах. И чтобы у «партнеров» по разделу не возникало по этому поводу никаких иллюзий, а в особенности это касалось Жигимонтовича (который под шумок постепенно наводля отложенные для него замки наемниками), в Москве было решено войну таки не прекращать, но изменить ее формат – вместо большого похода пока вести «малую войну» силами небольших загонов, которые регулярно пересекали бывшую границу и начинали brennen, morden und rauben того, что еще оставалось целым. Попутно решалась и другая задача – эти военные демонстрации снова имели дополнительное пропагандистское значение. Во-первых, они были призваны показать ливонцам, что у них нет защитников. Во-вторых, они должны были показать Жигимонтовичу всю опасность ввязывания в конфликт. И, само собой, эти рейды собирали нужную разведывательную информацию и обеспечивали участников ясырем и хабаром – ради чего, собственно, государевы служилые люди и шли на войну (по крайней мере, этот мотив был далеко не последним в их системе ценностей).
Впрочем Жигимонтовичу преподанный урок не пошел в прок. В январе 1560 г. в Москву прибыл очередной посланец от короля польского и великого князя литовского с посланием, а в послании том содержались недвусмысленные угрозы Ивану – поры бы, мол, и честь знать, а как протектор и консерватор требую, чтобы ты, брат мой, оставил Ливонию мою в покое и убрал оттуда своих варваров. А если сие мое требование не будет исполнено, то я готов взять Ливонию под свою защиту и предпринять для этого любые шаги, какие сочту необходимыми и даже начать войну – пускай Бог рассудить, кто прав а кт виноват.
В Москве сильно подивились этим предъявам. Чрезвычайно резкий тон письма как бы намекал, что Жигимонтовича одолел воинственный зуд, но как он собирается защищать свои права в Ливонии – было ясно не совсем, ибо в Москве имели неплохие представления о той ситуации и с войском, и с финансами, которая сложилась в Великом княжестве, а продолжение прокси-войны против Крыма связывало руки у главной надежи и опоры Жигимонтовича в деле войны с московитами – крымского «царя». В общем, угрозы Жигимонтовича было решено проигнорировать, а чтобы указать ему на его место, решено было снова отправить в Ливонию большую рать и нанести «конфедерации» coup de grace. Кстати, судя по всему именно в это время в Москве постепенно начинает обретать форму идея о создании вассального «королевства» в Ливонии под управлением кого-то из ливонских ландсгерров или орденских гебитигеров (а что такового – папенька Жигимонтовича принял вассальную присягу от Альбрехта Прусского, а чем Иван Васильевич хуже?).
Пока суд да дело, пока собиралась большая рать, в Ливонию была послана прощупать ситуацию и узнать о намерениях что Кеттлера с Вильгельмом, что Жигимонтовича, лехкая рать под водительством князя Курбского – того самого собинного друга Ивана и будущего релоканта. В июне Курбский совершил пару набегов в центральную Ливонию, прикрывая развертывание главных сил, которыми снова, как и зимой, командовал столп царства князь Мстиславский.
Главная цель похода на этот раз – Феллин или Вельяд, как называли его русские, неофициальная столица Ордена и один из самых старых и хорошо укрепленных (в стародавние времена) замков в Ливонии. Под стать походу была и рать – теперь под началом Мстиславского было около 20 тыс. сабель и пищалей и до сотни орудий. Такой рати Иван Васильевич в Ливонию еще не посылал.
Кеттлер и Вильгельм имели общее представление о том, что их ждет, но сил и денег для того, чтобы отбиться, у них, как это уже повелось, не было и в помине. Провалилась ставка и на дипломатию. Альбрехт Прусский в ответ на просьбы о помощи прислал послание, в котором выразил свое сочвуствие и моральную поддержку, а что же до остального – так «денег нет, как и солдат, но вы там держитесь». Император ответил примерно в том же духе, присовокупив к этому отправку посольства в Москву, но посольство это, принятое должным образом, успеха не имело, равно как и попытки обложить Московию новыми санкциями – Narvafahrt продолжало действовать, а что не удавалось ввести через Нарву доставляли англичане через Холмогоры (русско-английские отношения переживали своего рода медовый месяц). Жигимонтович же вел свою иезуитскую политику – на словах поддерживая своих клиентов, на деле он выжидал, чем закончится дело, одновременно рассылая свои воеводам в Ливонии указания не вмешиваться и избегать конфликтов с русскими – все равно в казне пусто и послать большое войско в Ливонии он сейчас не может. В общем, ландмейстеру и арцибискупу оставалось уповать на помощь Божью – больше не на кого и не на что, а Господь решил от них отвернуться.
Расписывать в красках поход Мстиславского не стоит – об этом я писал, по меньшей мере, четырежды. Ограничимся лишь тем, что он увенчался полным успехом – все задачи были выполнены, Феллин взzт вместе с богатейшими трофеями и, самое важное, в плен был взят сам Фюрстенберг и ландмаршал Шаль фон Белль, разбитый вместе с последним полевым войском Ордена на подходах к Феллину. И вот тут Иван и попробовал в первый раз разыграть свой план с вассальным королевством, предложив возглавить его бывшему ландмейстеру и ландмаршалу. Увы, план этот не задался – и Фюрстенберг, и фон Белль отказались от оказанной им чести. Что ж, сказал Иван, печально покачав головой и указав посохом на ландмаршала – отрубите ему голову за его ложь и нарушение перемирия. Старого же ландмейстера Иван не только не наказал, но из уважения к его сединам и непреклонности отправил в почетную ссылку в городок Любим, который был назначен Фюрстенбергу в кормление, Но это был еще не конец ни войны, ни кампании.
To be continued…
