Хотели как лучше - 13 ...

      Время дипломатии...

      Итак, в феврале 1559 г. закончился очередной раунд вразумления альтернативно одаренных германов. Вовремя – как раз именно в это время, как мы уже писали прежде, в Москаве готовились к решительному наступлению на крымского «царя», и лишние проблемы на дальнем Северо-Западе ей были совсем не нужны. В конце концов, хвост вертит собакой, и пора бы этому хвосту прекратить свою активность – Нарва наш, Дерпт наш, Narvafahrt открылся и все флаги в гости к нам (в особенности голландцы и англичане и даже французы, что вызвало лютый баттхерт у ганзейцев, прежде всего у данцигцев и любекцев, нет, наоборот, у любекцев и данцигцев, а еще у ревельцев и шведов – лично у короля Густауса, все еще мечтавшего переключить торговые потоки на себя, любимого. И, само собой все это очень не нравилось Жигимонтовичу). Главные цели начатой в январе 1558 г. кампании были достигнуты, и влезать глубже в ливонскую трясину Иван Васильевич и его советники отнюдь не собирались.
      И тут как нельзя вовремя под руку попались датские послы. Датский король Кристиан (Христиан?) III пристально наблюдал за тем как гибнет неразумная Ливония и чем дальше, тем больше убеждался в том, что дни ее сочтены и надо поторопиться, чтобы не остаться без своей доли ливонского наследства. А тут еще датские доброхоты и датские же дипломаты засыпали короля всякими промемориями, намекая и прямо, и витиевато, что если уж и суждено Ливонии отдаться под власть чужеземного государя, то пусть им будет никто ни будь, а он, славный король Дании и прочая, и прочая, и прочая. В общем, вода по капле долбит и камень, а у датского короля сердце было совсем не каменное, да еще и память об утраченной Швеции жгла его. Отправленные в Москву послы получили четкие указания добиться от Московита согласия на справедливый раздел Ливонии.
      В Москве предложения Копенгагена встретили благосклонно по известным причинам – и Дания была старым, еще со времен Ивана III, союзником (или партнером), и Копенгаген был врагом шведов, и втянуть датчан в ливонский блудняк представлялось неплохой затеей – пускай теперь у Жигимонтовича и Густауса, да и у ганзейцев с императором, тоже голова болит, что делать с этими не столь уж и неожиданными претендентами на ливонское наследство. Идя навстречу датчанам, Иван согласился дать ливонцам перемирие с 1 мая по 1 ноября 1559 г., а заодно предложил датскому королю прислать большое посольство для обсуждения наболевших вопросов, а заодно и пригласил датских купцов посетить Нарву – мол, там вам будут более чем рады и все такое. Но было и одно условие – забирайте Ревельщину и Ревель в придачу, но сделайте так, чтобы и мейстер, и арцибискуп приехали бы таки в Москву и били бы челом Ивану, а уж он-то их пожалует своим великим царским жалованием.
      Чем собирался жаловать Иван Фюрстенберга и Гогенцоллерна – на этот вопрос ответа нет, по крайней мере, однозначного. Однако осмелимся предположить, исходя из того, что пытался делать с упорством, достойным лучшего применения Иван потом, речь шла о следующем. И ландмейстер, и архиепископ сохраняли свои владения (и Фюрстенберг вполне мог бы под это дело выговорить себе превращение орденских владений в Ливонии в собственное княжество – чем он хуже Альбрехта Гогенцоллерна?), ливонские порядки и обычаи оставались в силе. Но при этом ключевые пункты во владениях рижского архиепископа и ландмейстера должны были быть заняты русскими гарнизонами, надо полагать, в Ливонии должен был появиться русский наместник. И, само собой, никуда не девалась пресловутая «дань».
      Такой вариант с сохранением большей части старой Ливонии в качестве своего рода буфера вполне устраивал Москву и давал шанс на сохранение ее в качестве пусть и неполноправного (все-таки быть подручником и голдовником Московита дело непростое), но все же субъекта политики. Увы, у прорусской партии в Ливонии было слишком мало сторонников и она не пользовалась сколько-нибудь серьезным влиянием. То ли дело сторонники пропольско-литовской партии, партии младоливонской – тот же Кеттлер был одним из ее главных закоперщиков (и он-то, в конце концов, проделает то, что должен был сделать сперва Плеттенберг, а потом Фюрстенберг). Сам Фюрстенберг был человеком старого закала и не желал ничего большего, как сохранения старой доброй Ливонии (почему партию его сторонников и можно назвать «староливонской»).
      К сожалению, будущего у этой партии и старой Ливонии не было. Вопрос был в том, под кого лечь и получить от этого наибольшее удовольствие – под Жигимонтовича, как предлагали «младоливонцы», под датчан или под шведов? Кеттлер, кстати. Развил бурную деятельность, набирая очки – неудачи и поражения сыпались на голову престарелого Фюрстенберга, последнего ливонского паладина, а вот его коадъютор вроде бы как и не причем оказывался, напротив, он и к императору едет за помощью, и ищет поддержки у Жигимонтовича (и находит ее – в сентябре 1559 г. он подписывает с ним договор, согласно которому Орден переходил в «клиентелу» Жигимонтовича, тот получал право ввести ОКПЛВ в юго-восточную Ливонию и должен был помочь в возвращении утраченных прежде ливонских земель) и договаривается с Вильгельмом вот прямо спаситель, надежа и опора. И ведь добился своего – в сентябре 1559 г. он добился смещения Фюрстенберга и поставления себя, любимого, на место ландмейстера. И завертелось…
      To be continued.

      Хоть и не датское посольство на приеме у Васильевича, но сойдет за неимением другого...