Хотели как лучше - 14 ...

      И снова война...

      Итак, на календаре у нас осень 1559 г. Перемирие, заключенное благодаря усилиям датчан и нежеланию Ивана и дальше углублять конфликт, продолжается, а Жигимонтович довольно потирает тем временем свои потные ручонки – не двинув пушки, не истратив ни единой копы грошей (разве только на угощение гостей), он сумел заполучить и от Кеттлера, и от Вильгельма (тот тоже подписал аналогичное заключенному с коадъютором Ордена соглашение) неплохой такой кусок Ливонии, при этом сохранив лицо – он же не выступал как захватчик, а напротив, как защитник, протектор так-скать. Больше того, что Кеттлер, что Вильгельм могли потом, после того, как буря уляжется, выкупить переданные под залог земли и замки (другой вопрос, на какие шиши они это будут делать – что у одного, что у другого казна вечно была пуста и в ней мыши периодически вешались от тоски и печали). Какие могут быть к нашему Жигимонтовичу претензии в таком случае? Учись студент (зачеркнуто) Иван, как надо обделывать гешефт! Не грубой таской, но лаской!
      Первый Виленский договор стал еще одним шагом на пути к окончательному решению ливонского вопроса и разделу больного человека северо-восточной Европы. Третий же шаг сделал новый датский король – Кристиан (который Христиан) III успел помереть невовремя, так что решать поднятый попередником вопрос пришлось его преемнику Фридерику Крестьяновичу II. Действуя решительно, немедля откликнулся на предложение князя-епископа Эзельского, Викского и Курляндского Ивашки Мюнхгаузена взять его владение под королевскую протекцию. Почему Фридерик был столь быстр – а потому что ему срочно надо было пристроить куда-то своего не в меру ретивого и шустрого братца Магнуса Крестьяновича, у которого были свои виды на датскую корону, а если с ней не получится, так хотя бы на кусок Голштинии завещанный ему отцом. А почему бы не обменять голштинскую «отлчину»-апанаж на Эзель-Викскую епископию? Потому-то к договору о протекции был приложен и секретный протокол, согласно которому Фридерик Крестьянович обязывался выплатить все долги князя-епископа и выдать ему наличными 30 тыс. талеров, получая взамен права на его владения. Их то Фридерик Крестьянович и передал своему взбалмошному братцу, который вскоре и отправился в свои (теперь) владения, а Ивашка Мюнхгаузен с благоприобретенными грошами – в Германию, где обрел тихое семейное и коммерческое счастье..
      Итак, не при делах пока остались одни только шведы – и Москва, и Вильно с Краковом, и Копенгаген свою долю от ливонского наследства получили (хотя, конечно, далеко не все наследство было разделено – оставалось еще достаточно много земель в непонятном статусе, вроде бы как старая Ливония еще была жива). Впрочем, долго ждать их появлениями со своими претензиями не стоило – в Стокгольме внимательно следили (благо доброхотов у шведов в Ливонии, в особенности в север-западной ее части и в Ревеле больше всего хватало. Кстати, это была еще одна причина, по которой Фридерик Крестьянович был столь тороплив – кто первым встал, того и тапки, а то ведь братца некуда будет пристраивать, если промедлишь). Каролус Густаус после урока, преподнесенному ему в 1555-1557 гг., вел себя подчеркнуто миролюбиво и в переписке (через новгородских наместников) с Иваном все время подчеркивал, что он не враг русскому государю, напротив, едва ли нее лучший его друг, и что он всячески поощряет русскую торговлю в Выборге и защищает интересы русских купцов перед их ревельским конкурентами и что он готов выступить посредником в переговорах с ливонскими ландсгеррами, желая оказать услугу Ивану (и, надо полагать, рассчитывая на некое территориальное возмещение своих услуг).
      Но Густаус Длинный ус борода лопатой был совсем не так прост, как могло показаться. Демонстрируя всем своим видом этакую мужицкую наивность и простоватость, он тем временем благосклонно смотрел на то, как его сын и наследник Юхан (опять Ивашка!) Финляднский (этакий принц Уэльский по свейски) поддерживал тайные контакты с ревельскими ратманами и с ландмейстером, обещая им ссуду в 200 тыс. талеров в обмен на протекцию и уступку ряда городов северо-западной Ливонии. Правда, переговоры затягивались, и к окончательному решению стороны все никак не могли прийти, а тут еще Фюрстенберг колебался – то ли взять курс на сближение с датчанами, то ли запродаться с потрохами шведам (а пока он колебался, Кеттлер за него все порешал и подсидел его на посту ландмейстера, так что Эрику и переговоры стало вести не с кем – у Кеттлера были иные планы).
      А какие планы были у Кеттлера? А вот какие. Запродав Жигимонтовичу немалый кусок своих владений, новопоставленный ландмейстер на пару со своим коллегой арцибискупом тем временем готовились к новой попытке реванша. Время перемирия истекало, а больших послов, тем более самолично являться перед светлые очи московитского великого кнезе, они совсем не собирались. И поскольку наступление лучший вид обороны, Вильгельм и Кеттлер на пару со своими советниками решили ударить первыми, не дожидаясь завершения срока перемирия – рассчитывая, что глюпие иваны не будут ожидать удара (они же, иваны то есть, наивно верили, что договоры должны соблюдаться!).
      To be continued…

      Немношко ливонской географии...