Хакан Вольдемар и его багатуры - 13

qebedo — 14.03.2022 Бобрый уй (окончание)

Заключительные два сюжета (точнее, три, но треугольник Добрыни, Алеши Поповича и его жены мы уже описывали в предыдущих сериях, там же см. возможных прототайпов Настасьи) посвящены амурным делам богатыря. Первый — «Добрыня и Маринка». Насчет главного прототипа тут вообще, ИМХО, сомнений быть не может — «императрица» Марина (ака Марианна) Мнишек, дщерь воеводы Сандомирского Ежи Мнишека и жена последовательно двух «царей Дмитриев Ивановичей» (Лжедмитрия I и II), а также казацкого атамана Ивана Заруцкого, в исторических преданиях и песнях всегда зовется именно Маринкою, причем выведена именно колдуньей. И судьба ее была так же трагична — 24 декабря 1614 года она, пойманная и заключенная в Коломенском кремле в Маринкиной башне, умерла то ли «от тоски» после казни ее трехлетнего сына Ивана Ворёнка, или была «повешена, ака утоплена» (источники путаются в показаниях)… Но всё сие явно противоречит теории рождения былин «слепыми пИвцами на дружинных пирах при Володимере в оннадцатых веках», что этот сюжет особой популярностью у «фольклористов» не пользуется.


Марина Мнишек

«У славного сударь князя у Владимира Три годы Добрынюшка стольничал, А три годы Никитич приворотничал, Он стольничал, чашничал девять лет, На десятый год погулять захотел По стольному городу по Киеву». А по пути в птицев с луку стрелял — такая вот скотина догхантерская, объект хейта всех зоозащитников. На Игнатьевской улице в Маринкином переулке разозлили яво особливо два целующихся голыбя — и он хотел в их пульнуть, но «По грехам над Добрынею учинилося, Левая нога его поскользнула, Права рука удрогнула, Не попал он в сизых голубей, Что попал он в окошечко косящатое, Проломил он оконницу стекольчатую, Отшиб все причалины серебряные, Расшиб он зеркало стекольчатое; Белодубовы столы пошаталися, Что питья медяные восплеснулися».

Тут, понятное дело, вышла хозяйка палат — Маринка Игнатьевна, и спочала лаятись. Ты чо тут выйоживашься, добро портишь??? И навела на Добрыню порчу — присушила. Приперси тот с утра к ней на двор, а она его не пускат, вместо него привечает «Змея Горынчата». Офонарел богатыр, схватил «бревно в охват толщины» и спочал в двери железные ломиться, вынес нафиг. Тут его и Маринка, и Змей Горынчатый всякими словами страмят — обиделось кисо, вытащило «саблю вострую» и напало на змия. Тот — тикать, а Маринка за такой фармазон обернула Никитича «туром гнедым золотые рога». И шесть месяцев пасся он в полях, «жеваль травю». А Маринка как-то на пиру у князя Владимира вздумала похваляться: «А и я-де обвернула девять молодцов, Сильных могучих богатырей, гнедыми турами; А и ноне я-де опустила десятого, Молодца Добрыню Никитьевича, Он всем атаман золотые рога».


Насатсья Микулична глазами какого-то тощеватого хуЁжника о позапрошлом веке...

Прослышала сие мать Добрынина Афимья Александровна и пожаловалось какой-то своей «молодой куме» Анне Ивановне (гм-гм, ну не амператрица же Анна Ванна она? впрочем, Анною звали и ромейскую жену Владимира Святославича, и супружницу Витовта — Анну Святославну Смоленскую), а та пошла к Маринке, засадила ей хук слева, «Сшибла она с резвых ног, А и топчет ее по белым грудям, Сама она Марину больно бранит: „А и сука ты,…, еретница…! Я-де тебе хитрея и мудренея, Сижу я на пиру, не хвастаю, А и хошь ли, я тебя сукой обверну? А станешь ты, сука, по городу ходить, А станешь ты, Марина, много за собой псов водить“». Короче, ейное вуду оказалось сильнее маринкиного — Игнатьевна со страху обернулася голубицею, полетела в поля, взяла с Добрыни клятву жениться на ней и расколдовала. Но зря — муж (как в «Домострое», всё честно — хозяин жаны своя) практически сразу отхватил ей саблею руки, ноги, губы и голову (в такой последовательности)… Такова былина.

«Женитьба Добрыни». Ехал Добрыня чистым полем и повстречал «богатыря чужестранного». Понятное дело, пристал сразу (видимо, служил погранстражею и проверял докУменты): «“Как сказывай топерику, какой земли, Какой же ты земли да какой орды, Чьего же ты отца да чьей матери?“ Как говорит богатырь нунеку: „Если хочется узнать тебе-то топерику, Дак булатом-то переведаемся“». Но у Никитича рука чо-то не подымается на иностранца — тогдамест он разбил палицем дуб. Увидав, что в палице «сорок пуд» (640 кг) незнакомец стал позговорчивее и на повторный вопрос отвечал: «Послушай-ка топерику, я что скажу: Земли-то нахожусь я Ханаанскоей, А я и ведь Настасьюшка Никулична»…


Полюбили отчего-то рисовать Настасью именно тощие хуёжники... (кликабельно)

Вот это поворот (тм) Во-первых, оказалось, что богатырь — баба, то бишь поляница. Во-вторых, дщерь Микулы Селяниновича и сестра Василисы Микуличны. В-третьих, все они явреи (ну не арабы жыж — а хто исчо в Палестине? Хотя кто их знат… да нет, не может быть!). И так тут торкнуло Никитича, что вот прямо здесь он Настасью (или как там на идиш, Анастайшу?) замуж позвамши. А она чего-то и не отказалась сменить израильский паспорт на вукраинскую прописку — поехамши молодые в Киев и там обженимшись: «Как тут да у них почестный пир пошел, Свадьбой провели да и окончили И все да на пиру напивалися, И все да на пиру да наедалися»… Кстати, в одном из альтернативных вариантов окончания старИны о бое со Змеем Горынычем (см. предыдущие серии) Настасья "мимоездом" схватила Добрыню, засунула в карман, а позже решила вынуть и ежели хорош собою - замуж, а коли нехорош - прибить нафиг. Повезло, короче, Добрыне - феминизЬм оказался неортодоксальным... Такова былина.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив