Два короля

watermelon83 — 14.08.2025 - история борьбы Габсбурга и Пржемысла в трех главах, без продолжения и морали.





В самой середине XIII века умер император Священной Римской империи Фридрих «Чудо мира» Второй. Враждебные этому государю папские хронисты писали, что Гогенштауфена «под землю черти утащили», но добрые немцы в это не верили.

Не верили они и в то, что их кайзер помер где-то в Италии, сражаясь за вековечную германскую мечту — унифицированную Европу Нового Римского Порядка. Немцы думали, что Фридрих заснул где-то и ещё вернётся.

(Впоследствии эта легенда оказалась перезаписанной на дедушку покойного — тоже Фридриха, тоже Гогенштауфена, но Первого и «Барбароссу». Хорошо бы им теперь проснуться обоим, потому что уже край.)

В общем — они умерли, а последнего, совсем ещё молоденького Гогенштауфена погубила в Италии анжуйско-римская интрига. Блистательная династия с далеко идущими планами ушла в историю, но что теперь было делать остальным?

Паниковать.

Дело в том, что стать немецким королём и римским императором в Средние века было много сложнее, чем теперь, когда развитые страны располагают достаточным количеством психиатрических больниц.

Прежде всего, надо было уметь родиться в приличной феодальной семье, обязательно мальчиком и желательно первенцем. Затем следовало убедить избирателей — всех семерых, — что именно ты достоин быть кайзером.

Всё? Нет, не всё.

Надо было ещё отправиться в Рим и короноваться там императором, а это выходило и долго, и дорого. Хлопот полон рот, ведь империя большая, разнообразная, многоязычная и всем чего-то надо.

Евросоюз видели? Теперь представьте себе то же самое, но без телеграфа, телефона и интернета, зато с кучей замков. И в каждом по сычу-феодалу, для которого частный интерес — всё, а как за империю повоевать, так сорок дней в году, летом и недалеко от дома, пожалуйста.

Ужас. Хорошо ещё, если твой отец уже император — тогда он сам переговорит с кем надо, найдёт деньги и для князей, и для папы, и для римской толпы. А если — нет? Если правящая династия пала и явного преимущества нет ни у кого, а соседи и вопросы имеются у всех?

И всё это надо решать, поэтому Римской империи нужен был император, а Германии — король.

Пережив семилетие без задницы на троне, в 1257 году истосковавшиеся по порядку немцы пригласили иностранного специалиста — зрелого французского принца из английской династии Плантагенетов Ричарда Корнуолльского.

Это был приличный человек, крестоносец, но поправить имперских дел он не смог, потому что в Германии бывал всего два раза, а в Рим вообще не поехал. Вместо этого он ввязался в английскую междоусобицу, попал в плен, затем занялся ремонтом, да так и остался в Англии.

Немцы роптали, но терпели, потому как порядок есть порядок. Феодальные коллизии множились, а меж тем в вассальной Чехии родилась крупная фигура — Отакар II Пржемысл. Такая у него была гадкая фамилия — и характер ей вполне соответствовал.

В молодости Отакар бунтовал против родного папаши, старого Пржемысла, за что был бит, пленён и посажен. Но когда родитель в 1253 году дал королевского дуба, молодой двадцатилетний красавец вышел в чешские правители и стал сколачивать собственную державу.

Ему страшно везло, потому как в империи царила анархия, а у Отакара имелись серебряные рудники, операционно-наследственная богемская база и достаточно ума, чтобы всем этим пользоваться. Денежный король содержал большое войско, и династически осиротевшие австрийцы позвали его в герцоги.

Так Отакар заполучил Вену, откуда надменно обозревал пространство.

— Ну разве я не красавчик? — спрашивал он зеркало. — Мне тридцать девять лет, а я уже всего добился сам. В Чехию валом валят немцы — строят мне города, налаживают торговлю. Это раз. Во всей империи нет никого сильнее и богаче Пржемысла — два. Все называют меня «золотым королём» — это три.

Времени, сил и средств у Отакара хватило даже на то, чтобы повоевать за праведное дело Тевтонского ордена, взамен чего благодарные рыцари назвали свежеоснованный город в его честь — Кёнигсбергом. Оставалось только дождаться, когда Ричард даст дуба — и смело идти на выборы.

...

Наконец король Ричард помер, о чём в Германии никто особенно не скорбел.
— Это разве король был, — ворчал хаускнехт Михель, — тьфу, одна видимость. Даже в императоры по-человечески короноваться не смог. Вот Барбаросса — вот это кайзер!.. Усищи — во! Глазищи — как две сливы! А какой при нём порядок был?!

Порядка действительно не хватало, на что немцам прозрачно намекал Отакар.
— Я, собственно, не особенно нуждаюсь, — томно говорил он, — но если имперские выборщики оделят меня доверием, готов тотчас короноваться и ехать в Рим. Буду всем хорошим императором и сколько-то раз королём.
Сколько королевств входило в Священную Римскую империю, никто уже толком не знал, потому как стояло безвременье.

Выставив свою кандидатуру, Отакар был уверен в победе, ибо вместе с ним баллотировался один только Фридрих по прозвищу Укушенный (его в детстве мамка от горя цапнула). И хотя он был сын саксонского пфальцграфа, а также внук последнего императора, но никакой конкуренции золотому богемскому королю составить не мог — в силу евойной, фридриховской, бедности, неудачливости и малозначительности.

Однако же, как учит нас история, что одному плохо, то другому — за счастье. Покуда Отакар надменно ждал, когда его позовут во Франкфурт короноваться, германские князья шушукались между собой и римской курией. Пржемысла в короли и императоры они решительно не хотели: во-первых, нормальному человеку выговорить название этой династии было очень трудно, а во-вторых, король Богемии и герцог Австрии справедливо считался гадом.

И ко всеобщему в окружении Отакара удивлению, спустя год напряжённой избирательной кампании, немецкие курфюрсты выбрали в короли малоизвестного нам Рудольфа Габсбурга. Не шибко могущественный швабский феодал получил аж шесть голосов — седьмой, принадлежавший самому Отакару, воздержался. Пржемысл так обиделся на имперских выборщиков, что не явился во Франкфурт, а сычом сидел в Богемии, даже не поздравив соперника с победой.

Напрасно, зря. Рудольф был совсем не прост, хотя и выглядел таковым. Ему шёл пятьдесят пятый год, он был известен наследственными владениями в Швейцарии, Эльзасе и Швабии, а в момент избрания воевал по частному феодальному делу с городом Базелем. Узнав о своём королевском достоинстве, Рудольф тут же помирился с базельцами, потому как был человеком ответственным.

И верным начальству, за что в прежние годы отлучался церковью от неё же. Но это осталось в прошлом, потому как теперь в Риме опасались французской экспансии. Немецкие же князья с интересом смотрели на прозаического сухопарого Рудольфа: как-де он поведёт себя теперь, как отреагирует на отакарову обструкцию? А она действительно имела место, потому что богемский король засел в Праге и запальчиво кусал губы.

Габсбург поступил как человек нового, даже новейшего времени. Сперва он выдвинул предложение, против которого мог возразить только самый отчаянный барон-разбойник: прекратить анархию на дорогах и закончить частные войны. Князья, искавшие себе в кайзеры порядочного полицейского, аплодировали, а вольные города и купцы щедро одаривали Рудольфа кредитом.

Укрепив войско, король созвал в Нюрнберге рейхстаг, на котором предложил пересмотреть итоги феодальной приватизации, случившейся в лихие постгогенштауфеновские девяностые. Немцы плотоядно ухмылялись, ибо всем было понятно, куда метит габсбургская стрела. Растерявший теперь всю свою надменность Отакар завопил о ненасытной алчности, ан было уже поздно — в 1274 году его, вассала, вызвали держать ответ.
— Ничего не знаю, — сухо заявил Габсбург, — будем проводить аудит за двадцать лет. Никаких Пржемыслов в австрийских герцогах сроду не было.

На Отакара было страшно смотреть.
— Ах ты сука швабская! — вскипел он и потёк во храм войны.

Силы разделились: на стороне Рудольфа I выступили имперские князья, такие же сословия и сами по себе венгры, а у Отакара II в союзниках ходили только поляки. Зато богемский король был силён наследственными владениями, не стар и запальчиво уверен в победе.

...

Итак, война началась. Опальный и отлучённый от церкви Отакар засел в своей Богемии, стараясь рассуждать стратегически:
— Чего я буду торопиться? — риторически обращался он к зеркалу, каковое тогда производилось не из стекла, а из металлов. — Рудольф хоть и монарх, а тьфу — человек бедный, не денежный. Пускай начинает, я отсюда буду сидеть-глядеть, пользуясь преимуществами центрального положения.

Так он себе думал в том 1276 году, опять недооценив противника. А на войне недооценка — это как огурчиков солёных поесть, да молочком холодным запить. Селёдки ещё добавить — и всё это в поезде дальнего следования, в плацкарте. Туалет не работает, когда откроют — не знаю, извините, мне некогда. И понимание ошибки приходит — ох, как оно приходит! — но слишком поздно.

Вот и Рудольф пришёл, а Отакар оказался к этому не готов. Богемский король ждал, что Габсбург пойдёт на Прагу, не теряя времени и сил, а шваб рассудил иначе. Он вообще был человек рассудительный, вроде тех родственников, которые долго-долго расспрашивают вас о причинах займа, планируемом помещении средств, а потом берут — не одалживают. Говоря предметно, германский король был расчётлив, методичен и последователен.

Поэтому он не пошёл в Богемию, но направился в сторону Вены. Раздавая по дороге обещания, серебро и дочерей, Габсбург заручался поддержкой местной знати, которая своего Пржемысла хоть и терпела, а не любила. И раз Нюрнбергский рейхстаг объявил его лже-феодалом, а Рим отлучил, то тирольцы, австрийцы и прочие штирийцы со знамёнами и лошадьми переходили на сторону законного правителя.

Отакар пытался делать вид, что всё идёт по плану.
— Ничего-ничего, сейчас он упрётся в Вену, а там...

Но никакого «атама» не случилось, потому что прискакал на взмыленном вороном коне гонец и доложил, что столица австрийского герцогства пала после пятинедельной осады. Глядя на такое дело, из пржемыслового войска стали разъезжаться паны, не желавшие держать столь очевидно проигрывавшую сторону. Отакар растерялся, не веря своим глазам, ушам и вассалам.

— Вот те на, — говорил он, — как же так? Раньше всё получалось, только возьмись, а теперь — наоборот. Прокляли меня, что ли?

Такие глупые вопросы он задавал потому, что не читал умнейшего Марка Семёновича Солонина и, как следствие, не владел научным методом изучения истории. Вместо того чтобы обвинить во всём трусов и паникёров, Отакар перепугался сам и запросил пощады, в каких-то полгода проиграв средневековую войну. Теперь он признавал и королевское достоинство Рудольфа, и отказывался от всего, кроме Богемии.

(Они наконец-то встретились: чех надел яркое королевское платье, а шваб, как обычно, пришёл в неброском доспехе.)

Уехав в Прагу, Отакар начал готовиться к реваншу. Поставил под копьё чехов, нанял безработных поляков, в очередной раз переживавших крушение своей шипящей государственности, а также ангажировал конных монголов, страшных на равнине и у кривой рифмы. Учтя прошлые ошибки, он решил действовать активно, летом 1278 года вступив в Австрию.

А Рудольф уж тут как тут — с верными кнехтами и венгерскими союзниками. Оробев, Отакар начал отходить, но был настигнут у моравского местечка с романтическим названием Сухие Круты. На поле Мархфельд состоялось грандиозное сражение, в котором сошлись пятьдесят тысяч человек: пешие пехотинцы охраняли лагеря — дрались только конные, что было и благородно, и красиво.

Сначала Отакар побеждал, но потом Рудольф применил военную пакость, ударив из засады заранее отобранными рыцарями-молодцами. Богемский король хотел парировать этот манёвр, но времена стояли простые, и его уставшее войско приняло перестроение за ретираду с конфузией. Началась паника, и какой-то австрийский фон нанёс бывшему господину смертельный удар.

— Вот, сука, спасибо, — сказал Отакар и умер.

Его держава была разделена, а Габсбурги с тех пор поселились в Вене.

(с)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив