Девяностые и "Предатели"

Я не смотрел нашумевший фильм Марии Певчих «Предатели», который, как говорят, срывает покровы с российских «демократов» девяностых.
Может, ещё и посмотрю, но, честно, просто не очень интересно. Да что, ей-богу, может мне поведать Мария Певчих про девяностые такого, чего я сам тогда не видел?
Зато довелось посмотреть выступление Марка Солонина по поводу этого фильма, где он выражал всяческую поддержку и заявлял, что Ельцин предал лично его. Поскольку тот готов был защищать его, Ельцина, и демократию грудью, а им за это устроили гиперинфляцию и ввергли в нищету главную опору демократии в России — сотрудников самолётных НИИ.
Ну, я немножко упрощаю — но, ей-богу, я и не могу комментировать на полном серьёзе.
Да времечко было такое угарное, что как ни вспомню – всё-то на смех тянет.
Понимаю, что не всех разбирает смех при воспоминаниях о начале девяностых, но для меня — это самая золотая моя молодость, я был ещё школьником (я 76-го), и в целом — я благодарен тому времени хоть за то, что оно обрушивало фальшивые величия и ломало выспренние догматы, позволяя воспринимать жизнь и человеческую природу так, как они есть, и наслаждаться жизнью.
Ну а если без философских загрузов, то я, будучи школьником, относился тогда к событиям политической жизни и финансовым перипетиям довольно легко, и, пожалуй, никакие те бурные пертурбации не вызывали у меня какого-то шокирующего изумления. Пожалуй, только одно удивило, и, скорее, приятно — но о том дальше.
В действительности, я не настаивал на крушении Советского Союза как территориального образования, я давал ему шанс выжить «в обновлённом и очеловеченном виде», но история рассудила иначе, и вышло — как вышло.
Но что до Советской Власти и «завоеваний социализма» - да, разумеется, я осознавал, что эта фигня должна быть уничтожена, for good, и было полнейшее понимание, что сей процесс не может быть совсем уж безболезненным.
По хорошему счёту, в начале девяностых я морально настроился на то, что будет снова гражданская война, и похлеще той, что была «при Чапаеве», лямов на полста трупцов, но — это казалось приемлемой ценой за возвращение из советского рая в преисподнюю холодного чистогана.
Так вот что удивило — так это что гражданской войны с такими жертвами не было, всё вышло гораздо более мягко.
Но что до финансовых потерь?
Ей-богу, кем нужно было быть в начале девяностых, чтобы всерьёз надеяться их избежать?
Да сейчас-то — никакие вложения не могут гарантировать сохранности твоих активов. Государственные валюты дешевеют и гниют, самые будто бы надёжные корпорации в любой момент могут обанкротиться, крипта по-прежнему подвешена в воздухе, на недвижимости надуваются пузыри, которые закономерно будут лопаться.
Что уж говорить про советские сберегательные книжки да в период радикальных потрясений?
Естественно, в такие моменты правительства испытывают очень сильное искушение заняться «порчей монеты», разгоняя инфляцию до небес, чтобы хоть на время и хоть как-то затыкать гневные рты необеспеченными подачками, чтобы хоть как-то накормить хоть свою псину, а те, кто не умеет гавкать и кусаться — конечно, оказываются в самом уязвимом положении у разбитого корыта.
Это — очень легко просчитывалось.
И потом-то, конечно, люди, рулившие тогда финансами, переводили стрелки друг на друга, обвиняя в разгоне гиперинфляции, Гайдар на Геращенко (глава Центробанка), и наоборот, но по хорошему счёту, у них тогда, вероятно, и не было иного выхода, как запускать станок в том или ином виде.
Да на всём постсоветском пространстве наблюдалась чудовищная диарея гиперинфляции, уже вновь заводимых национальных валют — и в Украине, и в Беларуси, и в Средней Азии.
Пожалуй, только в Прибалтике этого избежали, жёстко привязав свои новые валюты к дойчмарке, но не сказать, будто бы это оградило тамошнее население от экономических проблем (а производства похерились ещё и похлеще, чем в России).
Да они, проблемы, у всех были в те турбулентные годы — и безмятежной сытости уж точно никто не гарантировал ни в какой из постсоветских стран.
Да что там «постсоветские» - в Польше тоже «шестизначная» была инфляция злотого, а реформы Бальцеровича, во многом предвосхитившие гайдаровские, тоже воспринимались очень болезненно.
И в Чехии — тоже всё было поначалу не так уж радужно, и в Венгрии, хотя, казалось бы, эти страны были гораздо меньше изъедены социализмом, гораздо слабее были в них государственные монополии, и им гораздо проще было вернуться к нормальной рыночной жизни.
Это я к тому, что идеализировать наших «младореформаторов», конечно, не следует — но и демонизировать тоже глупо. Они делали примерно то же, чем занимались и все другие на постсоветском пространстве — и с примерно таким же успехом или неуспехом.
Что же до лично моего, тогда ещё школьного восприятия — ну, не то чтобы я склонен был говорить «деньги — мусор!», но деньги — это условность, понятное дело.
Тут некоторые настаивают, что деньги условность, когда не привязаны к золоту, ибо уж золото — то крепкая штука, но на самом деле золото — это тоже условность.
Оно ценится лишь постольку, поскольку люди договорились его ценить.
Да, оно довольно красивое, оно редкое, его трудно подделать — но и только. А на хлеб-то его не намажешь.
Поэтому сплошь и рядом бывали в истории моменты, когда золото меняли на хлеб по весу, фунт на фунт.
И в начале девяностых кое-где в России могла сложиться такая ситуация.
Соответственно, разговоры о том, что как-то полновеснее мог бы быть советский рубль, когда б не злокозненные действия вредительского правительства — ну, это несерьёзно.
Денежные потери — это самое меньшее, что бывает при таких суровых переломах социальной формации.
И понятно, мне, как тогдашнему школьнику, легко говорить, поскольку я-то лично никаких накоплений и не имел — но вот у бабули на книжке ухнуло где-то сорок тысяч, по советским меркам сумма очень даже немаленькая.
И, опять же, тут глупо выяснять, кто в этом больше виноват — последний советский минфин Павлов, устроивший заморозку вкладов, или первый российский премьер Гайдар, форсировавший, вероятно, гиперинфляцию.
С другой стороны, в девяностом году мы взяли ссуду десять тысяч на великое дачное строительство (расширили дом, соорудили хозблок, баню), и если тогда родакам было немножко тревожно при мысли о том, как отдавать, если «что вдруг», то летом девяносто второго я столько зарабатывал за день.
Ну, за два дня.
Так что, у инфляции были и свои приятные стороны.
Да у всего в жизни можно найти приятные стороны.
А деньги?
Пусть не «мусор», но - «изи кам, изи гоу». Особенно — тогда, в начале девяностых.
Ей-богу, они, деньги, тогда так легко зарабатывались и тратились, что можно было вовсе ими не париться, а сосредоточиться на каких-то более существенных и интересных вопросах, вроде человеческого общения и духовного саморазвития.
Но, естественно, они, деньги, легко добывались — если не клиниться на дурацкой мысли, что, мол, вот я получил образование, и выньте мне работу по моему профилю, да положьте зарплату, достойную моей уникальной квалификации.
И понятно, что многие всякого рода инженеры на госпредприятиях — действительно оказались в затруднительном положении.
Но с другой стороны, именно трудность их положения — как бы избавляла от маниакального стремления «соответствовать своему образованию», то бишь, трудиться «по специальности». Давала индульгенцию на «вольный поиск себя».
Они тогда получали чудесную возможность реализовать себя, скажем, в коммерции, в том числе заморской, хотя бы в Турцию за кожаками челночить. Всё-то — веселее, чем за кульманом корпеть.
Да и потом, если говорить именно о России — нельзя упускать из виду и такой момент.
Видите ли, отрешившись от всяких маниакальных разговоров о «злобном закулисье», нельзя всё же отрицать, что к России всегда относились с опаской, и небезосновательно.
И тогда, в начале девяностых, мнения были разные.
Было мнение, что теперь, когда русские избавились от ига большевизма и приобщились к общечеловеческим ценностям, они уже не променяют джинсы и кока-колу на очередной какой-то бред имперского величия, а потому надо помочь им наладить благополучную жизнь, и всё будет хорошо.
Но было и такое мнение, что Россия — это такая сволочь, что непременно снова начнёт гадить всей планете и создавать нехилые проблемы, стоит ей оклематься и снова оборзеть — а по-другому она не умеет. Поэтому надо пользоваться моментом и сделать так, чтоб она уже никогда не сумела восстановить свой промышленный и, соответственно, военный потенциал. И пусть не будет там вовсе самолётных институтов, пусть ловят корюшку да собирают морошку — и так будет спокойней для всех. В общем, Картаго деленда эст.
Да, конечно, тогда такие «Катоны» смотрелись параноиками и маразматиками, но сейчас — нельзя не признать, что их речи кажутся уже не столь глупыми.
На практике же получилось нечто среднее, компромиссное.
Самолётные институты остались, выжили и в девяностые, но в таком плачевном виде, что самые толковые сотрудники подались на вольные хлеба писать исторические книжки.
Ну, немножко, конечно, упрощённая картина — но как-то так.
А в целом, когда говорят о великом постсоветском разорении, об упущенных возможностях, о погибших капиталах — да было б чего оплакивать, ей-богу.
Да, у моей бабули сгорело сорок тыров — но лучше смотреть на них, как на банальную видеодвойку (видюшник плюс телик одного бренда), ибо столько она и стоила в девяносто первом, а в девяносто пятом — видеодвойки дарили друг другу студенты на днюхи. Ибо — обнищание.
Что конкретно до Ельцина — нет, не считаю, что он меня «предал», но удивил — пожалуй.
Я к нему изначально относился довольно плохо. Скептически, во всяком случае. Когда он, упав в опалу в конце восьмидесятых и заделавшись «оппозиционером», принялся топить за «устранение привилегий» да раскатывать на троллейбусе — я считал это пошлым фиглярством, а его — демагогом-популистом, соответственно.
Но потом, по моему мнению, он проявил себя не так уж плохо. Лучше, чем я от него ожидал.
А что пил много — так мог бы и больше пить. Глядишь, тогда б не только визит в Ирландию продрых, но и Чеченскую войну. В смысле, не устроил бы её, а как-то краями разошлись бы.
Но это, конечно, сложный и отдельный вопрос, чеченская и вообще кавказская история — с ним Россия столетиями бодалась.
И я могу, конечно, говорить, что этот Кавказ вообще нахер не упал, оккупировать его да удерживать — но там много проблем сплелось, и решить их так, чтобы довольно были все — не по силам было никому, что пьяному, что трезвому.
Так или иначе, лично Борисом Ельциным — я никогда и не очаровывался настолько, чтобы в нём разочаровываться.
Но вот когда по ящику его видел — как-то грело сознание того, какой смешной у нас президент.
Президенту, и государству вообще — идёт быть смешным, на мой вкус.
И что до девяностых, то у меня к ним одна претензия: был шанс сделать российское государство ещё «меньше», ещё смешнее, но, к сожалению, этим шансом воспользовались не в полной мере, и теперь вот территорию пучит пузырями имперского реванша.
Иные, впрочем, считают, что сей тектонический процесс — объективная неизбежность, этот абсцесс должен был нагноиться и прорваться, перед окончательным исцелением, и никакие действия в девяностые не могли его предотвратить.
Тут — не время и не место будет спорить, но в целом, я лично считал миссию российской государственности исполненной уже в январе девяносто второго, когда состоялась либерализация цен в розничной торговле.
«Можно зарабатывать деньги, можно покупать любые вещи за свою цену, можно выезжать заграницу… Чего я ещё хочу от российского государства? Чашечку кофе, пожалуйста!»
Ну и что какие-то правительственные ребята не были при этом совсем уж кончеными бессребрениками, а даже как-то погрели лапы на своих делах — ну, и флаг в руки, что называется.
Чрезмерная аскеза в топ-менеджерских кругах меня, скорее, пугает, нежели вдохновляет. И заставляет подозревать в чёрт знает каком маниакальном идеализме (который никогда не доводит до добра), и просто — порождает какие-то комплексы собственного нравственного несовершенства, на таком-то сиятельном фоне.
А уж сейчас-то, понятно, любым российским госслужащим можно ставить в упрёк не то, что воруют много, а то, что воруют мало.
А то, глядишь, всё бы государственное разворовали — вот государство само бы собой и минимизировалось, как мы любим, и не на что было бы всякие дурацкие военные авантюры учинять да нечем «лохторат» подкупать.
|
</> |