Что может быть хуже музыкального террора?

Честно говоря я не подозревал, насколько широким может быть диапазон бессмысленного, бессодержательного, и конечно же, надрывного ора "об отношениях" с аккомпанементом в духе "бум-бум-бум". Едрит-ангидрит, думал я, вынужденно слушая вместо соловьёв то, что попса называет "музыка и слова". Как же они, надо полагать, рвут и без того изорванную Оленькину душу, так и не притулившуюся в сорок с лишним лет к родственной душе!
Хотя к кому тулиться, если в деревне живут в основном дачники, жгущие шашлыки по пятницам, чтобы нажраться водки на все выходные? Да и музыкальные вкусы у них - тьфу, не чета Оленьке. В этом я с ней согласен, спасаясь по пятничным вечерам на рыбалке в шести километрах от деревни, которая от громогласных "бум-бум-бум" с стиле хип-хопа превращается в Содом и Гоморру. Ведь музон от Оленьки посвящён хоть и попсовым, но чувствам. А магнилоты дачников изрыгают какую-то клюкву. Пусть и безмозглую, как Оленькин музон, но не в настроении несчастной или неразделенной любви.
Благо сезон водочно-шашлычного оттягивания затухает быстро. То ли уже денег нет веселиться каждые выходные, то ли мои просьбы засунуть магнитолы в задницы срабатывают. И наступает тишина, в которой так естественны и так желанны звуки природы, чего ради нормальные люди перебираются из города в деревню! Но даже когда возникают стуки топора, визг газонокосилки или переругивания соседей на матерном языке - ведь и это бальзам для ушей по сравнению с попсовым музицированием, которое, увы, не заставляет себя ждать.
Намедни вот я обнаружил Оленьку, стоящую у моей калитки. Она была одета по-городскому, в синий строгий костюм, правда, с шаловливым платочком, повязанным вокруг шеи. Под мышкой Оленька держала свернутый матрас с постельными принадлежностями, словно бы собравшись в гости с ночевой.
- Привет, - сказал я ей, сделав вид, что не заметил матраса.
Оленька зарумянилась, опустила глазки, черкнула носком городской туфельки на каблуке по поникшей траве.
- Ты знаешь, - пробормотала она, даже не ответив на приветствие, - мне страшно ночевать одной.
- И правильно, - поддержал я её, благо Оленькин дом - крайний в деревне.
- Вот я и решила... - сакраментально не договорила Оля, что именно.
- Согласен на все сто! - опять поддержал я её, завершив, однако, мысль насчет "согласен". - Мало ли кто здесь бродит по ночам.
- Ну, так я пойду? - перешла Оленька почти на шепот, не уточнив, куда - в мою калитку или в абстракцию.
- Конечно, - уточнил вместо неё я. - Алёнке привет!
Алёнка, Оленькина подружка, живет на другом конце деревни с матерью. С ними, ведь, точно ночевать не страшно. Скажу больше - там и близко нет какого-нибудь мужика, из-за которого у Оленьки случится несчастная или неразделенная любовь, сулящая мне Оленькин музыкальный террор.
Как же я ошибался!
Весь следующий день до обеда мне вновь оттаптывала уши заунывная попса. Плюнул я на это дело и уехал в Москву.
|
</> |