.jpg)
Инструменты для строительства спортивных объектов 
Вечер для ТЦК перестаёт быть томным 
Хотели как лучше - 20 
Повелители мечей 
Изображая скуку 
Человек-легенда, смерть которого остается загадкой 
Случайное фото 
Проглотил соперник ртуть - больше он не сможет вдуть! :-) 
В.Путин: "Совершенно точно... самостоятельно украинские вооруженные силы этого
11.03.2014 —
Едаааа! Вкусная еда. Очень вкусная еда из JamonShop
Что думают о нас местные барыги
t_itanium — 12.03.2014
То что, мы у них «вытаскиваем кусок изо рта» это понятно,
бггг. Как тут не обидиться, как, например, обиделись гоблины из
Фотта заряжающие несколько концов…Заказывать одежду через интернет — это вообще форма психического отклонения. Существует определенный возрастной порог, и когда вы проходите его, вам приятнее покупать в настоящем магазине. Даже если вы теряете при этом одну, две, три тысячи рублей. Я понимаю людей, которые в двадцать, двадцать два года, не имея постоянного стабильного дохода, пытаются примерять на себя определенный образ жизни. Им действительно приходится экономить везде. Но взрослому человеку все эти сложности, связанные с почтовыми пересылками, доставками, не нужны…
…Мы тоже покупаем те вещи, которые продаем в Fott. На протяжении многих лет я отслеживаю цены в интернет-магазинах. Все-таки всему есть разумный предел. Если человек ради экономии в тысячу рублей готов ждать посылку, выяснять отношения с почтой, избегать нормального обслуживания в магазине, то я согласен с Михаилом: перед нами психическое отклонение. Другое дело, бывает так, что купить в Америке местную вещь, сделанную для внутреннего рынка, по domestic price — это реально дешевле. Если ты был в Америке и пришел там в магазин, то, конечно, ты купишь, что тебе нужно, именно там…
Лукавят гоблины. Ведь ложь и на@балово есть суть местного пизнеса. И гоблины никак не воткнут, что не покупать у них это уже дело принципа.
Полный текст под катом.
Сегодня для определенной категории людей одежда стала способом самоидентификации: молодые люди готовы тратить существенные деньги на новые ботинки или куртку известных брендов лишь для того, чтобы транслировать свой образ обществу. Мнения.ру побеседовали с основателями магазина Fott Павлом Осовцовым и Михаилом Осиповым о том, почему необходимо как можно меньше думать об одежде и существует ли философия продажи популярных марок.
Когда в России появилась прослойка людей, готовых платить за одежду достаточно существенные деньги? Почему это стало для них важным?
Павел Осовцов: Эта прослойка всегда существовала. Другое дело, что в советские годы это были одни люди, к середине 90-х примерно те же, сегодня это уже другое поколение, хотя и относящееся к тому же социальному типу. Впрочем, я думаю, глобально на российском рынке ничего за последние десятилетия не изменилось.
Михаил Осипов: Нужно провести разграничение. Мы занимаемся одеждой, за которую люди платят не очень большие деньги. Остается категория товаров «люкс», которые стоят на порядок дороже. Наш магазин на квадратный километр Петровки и Дмитровки самый дешевый. Думаю, что, с точки зрения наших соседей, мы занимаемся дешевой и простой, ничем не привлекательной для богатого человека одеждой. Я бы говорил поэтому не о людях, которые много тратят на одежду, а о тех, кто тратит деньги на одежду осмысленно. Они могут покупать вещь не для того, чтобы показать другим уровень своего достатка, как это во многом происходит на молодых люксовых рынках — таких как Россия в середине 90-х или Китай сейчас. Мы же продаем одежду не на показ. И в то же время продаем ее не для людей, которые покупают вещи по необходимости. То есть не для тех, у кого порвались штаны и кому просто нужна новая пара взамен.
Павел сказал, что рынок не поменялся. Но вот же пример: появились люди, не богатые, не готовые покупать ультрадорогие бренды, но в то же время обходящие стороной вещевые рынки, стремящиеся одеваться со вкусом.
Павел: Именно поэтому я употребил слово «глобально». Отдельные изменения заметны. Именно они сделали возможным существование нашего магазина — в центре города и на достаточно большой площади. Что-то меняется, но мы по-прежнему окружены люксовыми магазинами с совершенно иными ценами и иным подходом. Думаю, что мы сделали достаточно много для того, чтобы эту ситуацию изменить и чтобы показать людям другой подход к торговле одеждой.
Михаил: Здесь основную роль играют экономические факторы. Уличный ритейл, если сравнивать ситуацию с Европой или США, у нас совершенно ничтожен по своим объемам на фоне ритейла в торговых центрах. Сказываются дефицит торговых помещений и высокие арендные ставки. Открыть магазин на московской улице в приличном месте могут себе позволить либо люксовые бренды, либо высокомаржинальный сетевой бизнес. Последние способны за счет показателей других своих точек вытягивать убыточные, но важные для имиджа места. А так исключением могут быть только отдельные уникальные проекты, примером чего может служить наш магазин.
Fott не мог бы существовать в торговом центре?
Михаил: Для нас это неприемлемо с точки зрения уважения к тем брендам, которыми мы торгуем.
Павел: С той идеей, которая есть у Fott, в торговом центре мы существовать не смогли бы. Там совершенно другая аудитория, совершенно другой подход.
Как происходит это отсечение?
Михаил: Покупатель осознанно интересуется продуктом и находит нас. Он заранее знает, что он хочет купить и что ему стоит ждать от вещи. Обладает информацией об истории бренда. Когда такой покупатель приходит к нам, он получает компетентный диалог с продавцом. В торговом центре этого добиться невозможно. Мы не ищем людей. Люди сами приходят к нам, наверное, из-за чувства усталости от того, с чем они имели дело раньше.
Если бы вас насильно загнали в молл...
Михаил: Мы бы сменили вывеску и сменили продукт. Я в торговом центре вообще был два раза в жизни. Там удобные, комфортные условия для тех, кому нужно просто купить какой-то предмет гардероба. Для тех, кто не слишком заморачивается на одежде. Таких людей большинство, и это вообще нормально — не обращать особого внимания на то, что на тебе надето.
Павел: Наш образ жизни как-то не очень пересекается с торговыми центрами. Я там года три назад последний раз был, если не считать «Цветной», где продукты.
Просто для сравнения: а в метро вы бываете, оно входит в ваш образ жизни?
Павел: Каждый день ездим.
Мне приходилось слышать такое мнение о вашем магазине: сюда, дескать, нужно приходить мерить вещи, а потом заказывать их же на Западе через интернет.
Михаил: Заказывать одежду через интернет — это вообще форма психического отклонения. Существует определенный возрастной порог, и когда вы проходите его, вам приятнее покупать в настоящем магазине. Даже если вы теряете при этом одну, две, три тысячи рублей. Я понимаю людей, которые в двадцать, двадцать два года, не имея постоянного стабильного дохода, пытаются примерять на себя определенный образ жизни. Им действительно приходится экономить везде. Но взрослому человеку все эти сложности, связанные с почтовыми пересылками, доставками, не нужны.
Павел: Мы тоже покупаем те вещи, которые продаем в Fott. На протяжении многих лет я отслеживаю цены в интернет-магазинах. Все-таки всему есть разумный предел. Если человек ради экономии в тысячу рублей готов ждать посылку, выяснять отношения с почтой, избегать нормального обслуживания в магазине, то я согласен с Михаилом: перед нами психическое отклонение. Другое дело, бывает так, что купить в Америке местную вещь, сделанную для внутреннего рынка, по domestic price — это реально дешевле. Если ты был в Америке и пришел там в магазин, то, конечно, ты купишь, что тебе нужно, именно там.
Все-таки кто ваш покупатель? Это не студент, а человек со стабильным доходом. Но это и не богач, готовый тратить на одежду сотни тысяч рублей. Это не житель офиса, ведь стандартными бизнес-костюмами вы почти не торгуете. Тогда кто сейчас перешагивает через порог Fott? Креативный класс? Простите за использование этого термина, который уже почти растерял свой смысл за последний год.
Павел: Вы, по-моему, очень подробно сейчас ответили на свой вопрос. Во-первых, те же самые студенты, которые приходят в основном мерить вещи, все-таки что-то покупают в итоге. Во-вторых, люди, которые вынуждены ходить на работу в костюме, покупают у нас вещи для пятницы, для выходных. Плюс к этому действительно в Москве есть большое количество людей, которые успешны, неплохо зарабатывают и при этом не являются клерками.
Михаил: Я бы не стал просто так ставить знак равенства между нашими покупателями и успешными людьми. У нас школьники покупают. Пенсионеры покупают.
Мой знакомый говорил, что шесть лет назад ему приходилось экономить на еде, чтобы купить себе куртку Харрингтон, которая, как ему объяснили в Fott, должна быть в гардеробе каждого мужчины.
Павел: Ну, сейчас-то он может позволить себе эту куртку?
Михаил: И все равно он о нас помнит. Все-таки это скорее шутка.
Он вполне серьезно говорил, что теперь начал относиться к таким вещам проще и, как я понимаю, покупает одежду в тех же торговых центрах.
Михаил: Я уже говорил: вот совершенно здравый подход. Лучше об одежде думать поменьше, а ходить вместо этого, например, в театры, на выставки.
Мне хочется понять основы этой личной экономики. Какую часть своего дохода люди готовы тратить на любимую одежду? Сколько таких людей в Москве? Вот, скажем, по данным Росстата, в 2011 году средний доход жителя Москвы составлял 45 тысяч рублей в месяц...
Михаил: У нас можно отлично одеться за эти деньги.
Но нужно ведь еще за квартиру заплатить. Вот, скажем, человек зарабатывает сто тысяч рублей. Но он приезжий. Так что сорок он отдает за квартиру. На оставшиеся шестьдесят ему нужно поесть, одеться и развлечься. Такой человек к вам в магазин идет?
Павел: Многие из них, конечно, могут пойти к нам. Поймите, для определенной категории людей одежда становится способом самоидентификации. Они этой одеждой разговаривают с другими людьми. Это все люди делают, но некоторые более акцентированно. Они хотят транслировать определенный образ, который в чем-то совпадает с образом Fott. Кто-то склонен разговаривать не одеждой, а, например, машинами. И экономит на еде, чтобы купить себе «Ауди». Вы пытаетесь придать ситуации какой-то трагизм, которого тут нет. Речь идет просто о личном выборе человека. Хорошо ведь, что у людей есть выбор, правда?
Даже если отходить от трагизма, вопрос, по-моему, остается. Почему некоторые люди готовы работать на такую форму самоидентификации и им важно не разговаривать с другими людьми на языке массовых брендов вроде какого-нибудь Уникло?
Павел: Это серьезный, философский вопрос. Без шуток. Тут исследование нужно проводить.
В общем-то я для этого к вам и пришел. Если не ответы услышать, то, по крайней мере, проблему обозначить.
Михаил: Если человек носит массовые бренды, это, скорее всего, значит, что у него есть какие-то другие увлечения, кроме одежды, которые заставляют его развиваться, зарабатывать. Замещают место одежды, о котором мы сейчас говорили.
То есть одежда может занимать высокое место в иерархии культурных ценностей и вы...
Михаил: Нет, мы наоборот. Вот посмотрите на мои кеды (кеды у Михаила весьма поношенные — К. М.). Но нам нравится, когда люди покупают хорошие вещи.
И когда они существенную часть своего дохода тратят на эти хорошие вещи?
Михаил: Ну, это их проблемы.
Павел: Мы не ищем здесь категорий нормального или ненормального поведения. Разговор идет в терминах «нравится — не нравится».
Еще один вопрос, отталкиваясь от темы торговых центров. Современную концепцию молла придумал австрийский архитектор Виктор Грюен, социалист, эмигрировавший в США накануне Второй мировой войны. Он считал, что его призвание — вернуть американским городам общественное пространство, хотя застройщики все в конечном счете «бастардизировали». У Fott есть какая-то политическая задача?
Павел: Мы полностью неполитический проект. Я лично увлекаюсь политикой, кто-то еще у нас может увлекаться ею, мы все это обсуждаем в коллективе, но сам проект вне политики.
Михаил: Мы просто про одежду.
Есть версия, что просто про одежду быть нельзя. Вы, скажем, делаете акцент на том, что торгуете демократичной одеждой. Здесь можно увидеть эгалитарные ценности.
Павел: Все, что можно увидеть, появилось случайно. Изначально никто о таком не думал. Это был бизнес. И остается бизнесом. Так что вынужден вас расстроить. А вы у нас действительно видите политику?
Ну, разумеется.
Павел: Что именно?
Скажем, достаточно абсурдную претензию на «элитную эгалитарность», когда демократичной одеждой называются вещи, которые не могут себе позволить значительное большинство граждан страны.
Павел: А вы социалист?
Пожалуй, да, леволиберал или соцдем.
Павел: К нам действительно бывают претензии по поводу цен. Но они становятся возможны просто потому, что мы вообще обсуждаем эту тему. Попробуйте поговорить о ценах в соседних магазинах, вас ведь там даже слушать никто не станет. Тут есть психологический парадокс. Когда вы видите в люксовом магазине куртку за 162 тысячи рублей, вы не думаете о том, что это дорого, так как чаще всего даже не рассчитываете ее купить. А вот куртка за 32 тысячи рублей у нас кажется вам чрезмерно дорогой. Она входит в список тех вещей, которыми вы могли бы реально обладать. Я имею в виду человека со средним московским доходом.
Михаил: Тут ведь простая история. Мы делаем то, что нам приносит удовольствие. Никаких подводных камней в этом нет.
Вы присутствовали в российской блогосфере в каком-то качестве? В 2006 году был очень смешной случай. Кто-то из представителей московской тусовки написал в блоге о своих ботинках за $400. Это вызвало бурю негодования. В том духе, что негры голодают в Африке, какие могут быть ботинки. А сейчас таким ценником никого не удивить. У вас вот в магазине есть и за $800 ботинки.
Павел: У социалистов всегда есть, что сказать на эту тему: «Ботинки за $400, ах, какой ужас!» Я лично никогда таких взглядов не разделял. Я не понимаю, что здесь предосудительного. Но и чем хвастаться, мне тоже не ясно. Ты молодец, можешь себе позволить, носи.
Михаил: Носить для себя и носить напоказ — разные вещи.
Павел: Да, это coming out.
Обозреватель The New Yorker Джон Сибрук рассказывал о фрагменте культурной войны между поколениями, в которой ему пришлось участвовать. У его отца был прекрасный гардероб костюмов, сшитых у портного на заказ. Отец надеялся передать эти вещи Сибруку, ну и заодно саму привычку носить штучные вещи. А тот приходил на семейный ужин в дизайнерских пиджаках. Почему в России не принято шить одежду на заказ? В чем смысл носить именно брендовые вещи, привезенные с Запада?
Михаил: Это русская история. В США такого нет. Там сшить костюм за заказ — это круто. В Италии то же самое. Да и в Москве есть люди, которые идут к портным. Сшитый костюм транслирует их месседж гораздо более ярко, чем готовые вещи.
Другой вопрос, готово ли наше общество принимать этот месседж.
Павел: Наше общество ничего принять не готово.
Может быть, нам тогда как-то отдельно от него начать жить? Позволю себе некорректную ассоциацию: мусульмане требуют в Европе шариатских судов для своих общин, так как европейское общество не готово принимать их месседж.
Михаил: Одежда — это не такая интересная и не такая глобальная проблема.
Павел: В течение всего разговора вы хотите найти в одежде то, чем она не является.
А чем она является?
Павел: Она не является столь важным элементом культуры, как вы предполагаете. Одежда играет существенную роль в нашей жизни, но не настолько глобальную. Политика, экономика и социальные проблемы — гораздо важнее.
Я приведу пример того, о чем я пытаюсь говорить. Когда мы изучаем советскую эпоху, то многие приходят к выводу, что эти вещи взаимосвязаны. Что, условно говорят, тоталитарное общество — это не только, когда все ходят строем, стучат друг на друга и славят вождя, но и когда все одинаково одеты. Представьте себе, мы сейчас переоденем Москву в телогрейки, кирзовые сапоги.
Павел: Это опять же следствие, а не причина.
Что в таком случае причина?
Павел: Причина — это социально-экономический контекст.
Говорят, он во многом задается материальной культурой. Правда ведь, есть такая мысль. Вот станем мы по-европейски одеваться и постепенно привыкнем к стилю, к комфорту, сделаем шаг к тому, чтобы стать европейцами.
Павел: То есть если я свою собаку начну регулярно одевать в вещи из Fott'a, то рано или поздно она станет европейцем и даже начнет говорить по-английски. Не очень-то в это верится.
Михаил: Да и что это такое — «одеваться по-европейски»?
Простая ведь идея. Обилие потребительских товаров и потребительского выбора влечет за собой привычку создавать их иерархии: хорошие бренды, плохие бренды. Потом это переносится в политику. Почему если я имею право выбирать себе рубашку, я не могу выбирать себе президента?
Павел: Рубашку выбрать, как показывает практика, намного проще. И, наверное, обсуждать все это нужно все-таки не людям, которые торгуют одеждой. Вообще, я буду очень внимательно читать, что мы тут наговорили! Вы меня раскачали.
Михаил: Может быть, рубашки, наоборот, отвлекают людей от политических проблем.
Вы хотели бы, чтобы все большее количество людей втягивалось в эти игры с культурными кодами вокруг одежды?
Павел: Это объективный процесс. Если общество будет сохранять стабильность, люди будут одеваться лучше. Почему люди стали говорить об одежде? Да потому, что они перестали думать о том, как им прокормиться, как им прожить. Когда многим людям не нужно было думать о первичных вещах, они начали думать о вторичных удовольствиях. И качественная одежда — одно из очевидных удовольствий такого рода.
Источник.
Спасибо за ссылку zloy_sok.
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
Мнемотехника на примере эсперанто ▣ Araneo kaj skorpio за вечерним чаем
Какое всё же свинство устраивает победа для пассажиров! 1. Электронная регистрация отменена. Но! Об этом нет ни слова на сайте. На электронную почту пассажирам, как и раньше, приходят приглашения пройти регистрацию онлайн. Но при попытках регистрации - то нет возможности заполнить ...
1970-е. Нигерия на снимках Пола Алмаши. Часть 1 19. Молодой мужчина хауса стоит у дерева 20. Видный представитель племени хаусса 21. Портрет вождя племени хауса 22. Мужчина из пустынного районаносит церемониальную маску-шарф вокруг головы 23. Нигерийский мужчина носит ...
Привычка к нормальной скромной жизни подвела папу Франциска. Вот пишут: "Франциск решил сам позвонить своему другу — главе ордена иезуитов Адольфу Николасу. Его соединили с оператором Ватикана, который попросил звонящего представиться. «Это папа римский», — ответил Франциск. «Ага, а я ...
