БЕЗУМИЕ ОБРИ БЕРДСЛЕЯ 18+
nikonova_alina — 22.09.2022Надо полагать, что если ребенок с раннего детства болен тяжелой или даже неизлечимой болезнью, и знает об этом, то такое положение вещей не может не оказать своего влияние на всю его дальнейшую жизнь, особенно, если его талант и одаренность очевидны с самого раннего возраста. Такая судьба была суждена и Обри Винсенту Бердслею, талантливому музыканту и гениальному художнику-графику, прожившему всего 25 лет.
Наследственность может одарить человек крепким здоровьем, а может, напротив, стать причиной предрасположенности к самым неприятным болезням. Судя по всему, в семье Бердслея по линии его отца передавались слабые легкие и, как следствие склонность к чахотке, так что некоторое снижение уровня жизни семьи сразу привело к тому, что у отца будущего художника, Винсента Пола Бердслея началась наследственная болезнь.
Вообще-то Винсент Бердслей отчасти сам был в этом виноват. Его предки занимались ювелирным делом, так что фамильное состояние, которое Винсент получил по наследству, было довольно приличным. Но Бердслей-старший отличался изрядным легкомыслием, и сразу после его женитьбы на него подала в суд некая дама, которой он делал предложение, но передумал жениться, предпочтя ей Элен Питт, дочь почтенного отставного военного медика из Брайтона. В те времена это была довольно распространенная судебная практика, и решения по искам о «нарушении обещания», как правило, выносились в пользу обманутых дам. Вот и Винсенту Бердслею пришлось распрощаться с изрядной частью своего наследства. Потом всего за несколько лет семейной жизни он промотал и все остальное состояние. А затем он заболел и оказался не в состоянии работать где бы и кем бы то ни было. Даже жить семье Бердслеев пришлось в доме родителей жены.
И как это было во все времена во всем мире, семью пришлось тянуть на себе женщине, матери Обри. Элен Агнес Бердслей по социальному статусу была несколько выше, чем ее муж. Она была прекрасно образована, но вместо того, чтобы заниматься со своими детьми, Обри и его сестрой Мейбл, ей пришлось работать гувернанткой, преподавая музыку и французский язык. Конечно, это было совсем не то, о чем она мечтала, примеряя свадебное платье.
Впрочем, влияние матери на маленького Обри было огромным, именно она привила мальчику любовь к европейской литературе и дала первые уроки игры на фортепиано. В семье очень быстро поняли, что их сын – вундеркинд, и сначала все предполагали, что Обри суждена великолепная карьера музыканта-исполнителя.
Но, когда мальчику исполнилось шесть лет, стало ясно, что он также, как и его отец болен туберкулезом. Так что вся дальнейшая жизнь Обри Бердслея прошла под угрозой непредсказуемой, неминуемой и ранней смерти. Трудно представить, что чувствует ребенок, осознавший в таком раннем возрасте, что, скорее всего, он не сможет прожить нормальную жизнь обычного человека. Но надо полагать, что он должен был ощущать, что находится несколько в стороне от нормального течения жизни.
Став старше, Обри не мог не осознавать собственную исключительность и исключенность из обыденности, и не мог не задумываться о том, что он, находясь в такой ситуации, имеет право делать то, что не разрешено другим, что он может отвергнуть условности общества, что он, примитивно говоря, не такой как все.
Когда Бердслей учился в школе, он редко участвовал в общих развлечениях, его освободили от спортивных занятий, ему не задавали сложных заданий, зная о его болезни, к тому же Обри разрешалось уходить с уроков и уединяться с книгой, если он говорил, что плохо себя чувствует. Но при этом изгоем в школе он никогда не был. Одноклассники уважали его за его многочисленные таланты.
Между прочим, с 11 лет Бердслей сочинял музыку и стихи. Когда в 1872 году семья перебралась из Брайтона в Лондон, у Обри появились покровители из числа нескольких аристократических семей. Мальчик начал заниматься с несколькими профессиональными музыкантами. В это время Обри даже давал публичные концерты (играл, в том числе и в Альберт-холле), и на некоторые из них собиралось до 3000 зрителей. В концертах принимала участие и сестра Обри, Мейбл, которая была на год его старше.
Когда семья вернулась в Брайтон, юный Бердслей ставил на школьной сцене спектакли, которые привлекли внимание серьезных театральных критиков.
Но жить жизнью богемы, по крайней мере сразу после школы, Обри не смог: семейные финансовые проблемы заставили его вернуться в Лондон и искать там работу. Сначала он поступил чертежником в архитектурную студию, а затем, когда ему исполнилось 17 лет, он получил работу клерка в лондонском страховом обществе «The Guardian Life and Fire Insurance».
Кроме того, по совету Эдварда Бёрн-Джонса, который обратил внимание на талантливого молодого человека, Бердслей начал посещать занятия в Вестминстерской художественной школе у профессора Фредерика Брауна. Кстати, немного позднее именно Бёрн-Джонс познакомил Обри с Оскаром Уайльдом.
Осенью 1889 года у Бердслея случился сильный приступ болезни, сопровождаемый кровохарканьем. Ему пришлось бросить работу и театральные эксперименты. Но от занятий в художественной студии он не отказался, несмотря на тяжелое состояние. Впрочем, искусствоведы не считают, что эти уроки Фредерика Брауна можно считать систематическим художественным образованием, так что традиционно о Бердслее пишут, что он был талантливым и даже гениальным самоучкой.
Слава пришла к Обри в 20 лет, в 1892 году, когда издатель Джон Дент заказал ему серию иллюстраций к роману Томаса Мэлори «Смерть Артура». Примерно с этого же времени Бердслей стал, как это сейчас называется, публичной и даже медийной персоной.
Как это всегда бывает, публика перенесла содержание работ художника, их эпатажный эротизм, утонченность, вычурный стиль, на личность их автора. Обри Бердслея считали «сеятелем общественного разврата», гомосексуалистом и соблазнителем собственной сестры. Что касается сестры Мейбл, то в вину Обри ставилась их демонстративная близость, которую замечали все их знакомые. А потом стало известно, что у Мейбл был выкидыш, и почему-то все подумали, что отцом ребенка был ее брат. Хотя Мейбл была актрисой (и выступать на сцене она начала еще вместе с Обри), и у нее был весьма обширный круг знакомых-мужчин.
Еще более устойчивым было общественное мнение о нетрадиционной сексуальной ориентации Бердслея. И опять – никаких конкретных доказательств. В вину художнику ставилось знакомство с Уайльдом и кругом его друзей-геев: Робертом Россом, Альфредом Дугласом (Бози), Пьером Луи, Джоном Греем. Эта компания часто посещала пресловутую гостиную Бердслея, увешанную японскими эротическими эстампами. К этому же кругу принадлежал поэт и эссеист Марк-Андре Раффалович, чью книгу стихотворений «Нить и тропа» Бердслей проиллюстрировал в 1895 году.
В газете «St. Paul» опубликовали целую статью с гадкими намеками в адрес Бердслея, в связи с которой он как-то сказал: «у французских полицейских существуют серьёзные сомнения относительно моего пола». А потом добавил: «…все сомневающиеся могут прийти и убедиться в нём лично».
Современники прямо называли Обри фетишистом, сафистом и флагеллантом, ориентируясь исключительно на содержание его работ. Но сейчас принято мнение, что, скорее всего Бердслей был вообще асексуален. Нет вообще никаких доказательств того, что у него были хоть какие-то интимные отношения с женщинами или с мужчинами.
Проблема была в том, что отчасти из-за болезни, а отчасти в силу сложившегося замкнутого характера, Бердслей жил очень обособленно и изолированно. Для него было вполне достаточно общения в узком кругу знакомых, а всю остальную его жизнь занимало его искусства. Вокруг себя он создал атмосферу изысканной утонченности. И это касалось также и быта. Обри гордился своей репутацией библиофила и меломана, он собрал огромную библиотеку, причем с большим знанием дела. Он также гордился своим прекрасным знанием крупнейших художественных коллекций Лондона и тем, что мог читать в оригинале тексты на латыни и греческом.
Правда, лично у меня возник вопрос, однозначный ответ на который мне найти так и не удалось: откуда Обри Бердслей взял деньги? В 1889 году у него не было ничего, он был вынужден подвизаться за гроши в офисах в качестве мелкого клерка, а потом вдруг появилась квартира-салон, средства на покупку библиографических раритетов и подлинников японских гравюр, так сказать, не одобряемых цензурой. Неужели ему так хорошо заплатили за «Смерть Артура», или же источник средств был каким-то другим? Тогда же от стал одеваться у лучших портных (носил исключительно сизовато-серые костюмы, сюртуки, желтые перчатки и лакированные лодочки), позволять себе всевозможные дорогие мелочи, вроде увядшей розы в бутоньерке зимой и т.п. Сам Бердслей заявлял, что его цель – гротеск, «если я не гротеск, то я ничто», говорил он и добавлял, что Уайльд (как всегда острый на язык) как-то сказал, что у него «лицо, похожее на серебряный топор и зеленые волосы».
В 1895 году произошел скандал, который очевидно, окончательно подорвал и без того слабое здоровье Обри и истощил его расшатанную нервную систему. Замешан в нем был, хотя и косвенно, Оскар Уайльд, и складывается впечатление, что это именно писатель в свое время помог Бердслею взлететь, введя его в круг определенных людей, которые смогли оценить творчество, но затем, предложив проиллюстрировать свою «Саломею», он же и послужил причиной его падения.
Когда Уайльд отправлялся в тюрьму, осужденный по статье за гомосексуализм, его путь отслеживали тогдашние папарацци. Они подробно описывали каждый его шаг, и кто-то написал, что в тюрьму он взял с собой желтую книгу. Желтую, в смысле, с обложкой желтого цвета, что в английском языке обозначается как «a yellow book», то есть желтую книгу вообще. Но, то ли сам журналист оказался не слишком грамотным, то ли ошибся наборщик в типографии, и в газете напечатали «the yellow book». Определенный артикль в данном случае указывал на конкретную желтую книгу, и общественность поняла это так, что Уайльд взял с собой в тюрьму «Желтую книгу», то есть журнал, в котором незадолго до тех событий Обри Бердслей стал художественным редактором.
Под давлением общественности, журнал «Желтая книга», который выпустил всего 4 номера, был закрыт, а Обри Бердслей в очередной раз лишился существенного источника дохода. Впрочем, эта неудача не слишком сказалась на его художественной карьере, он по-прежнему оставался одним из самых востребованных иллюстраторов своего времени, но вот психологическое и физическое его состояние начало неуклонно ухудшаться. Кстати именно в это время он выполнил цикл иллюстраций к одному из самых мрачных рассказов Эдгара По «Падение дома Ашеров».
Бердслей вообще с юности страдал идиосинкразией (то есть болезненной реакцией на некоторые неспецифические раздражители, обусловленной врожденной повышенной реактивностью и чувствительностью), в частности, он не мог работать при солнечном свете, даже днем в его квартире занавешивали шторы и зажигали свечи. Знакомые утверждали, что Обри был человеком капризным, своенравным и придирчивым, и это были не просто свойства характера гения, но во всех их проявлениях была некоторая болезненность и чрезмерность.
Конечно, Бердслей сознательно поддерживал имидж денди, эстета и эксцентрической личности, культивировавшийся среди его друзей. Но видимо в его поведении проявлялась и болезнь. Туберкулез, помимо всего прочего, еще и отравляет организм, вызывая определенные психические проблемы вплоть до галлюцинаций.
В 1897 году состояние художника стало настолько тяжелым, что он начал сознательно готовиться к смерти, и даже перешел в лоно католической церкви. Затем он отправил своему другу и издателю Леонарду Смитерсу послание с просьбой «уничтожить все экземпляры „Лисистраты“ и неприличных рисунков и гравировальные доски к ним». К счастью, Смитерс был не так щепетилен (или был слишком расчетлив), чтобы беспрекословно выполнить предсмертную просьбу друга. Затем Бердслей перебрался на виллу в Ментоне (приятно умереть на Лазурном берегу в «лимонном раю»).
Обри Бердслей ушел из жизни 16 марта 1898 года в присутствии матери и сестры, будучи в полном сознании. За несколько минут до смерти он попросил близких передать своим друзьям последние приветы. Вполне достойный конец благородного человека.
Современные исследователи предполагают, что на фоне основного заболевания, то есть туберкулеза, у Обри Бердслея сформировался своеобразный характер человека, стремящегося жить как можно интенсивнее и успеть сделать как можно больше. Эта была сознательная жизненная установка, следствием реализации которой стали не только ранняя и разносторонняя творческая одаренность, но и предполагаемая расторможенность влечений.
Но у меня есть и личная версия об истоках физических проблем Обри Бердслея. Его высокая нескладная фигура астеника, вытянутое лицо («серебряный топор» по Уайльду), длинные пальцы рук наводят на мысль, что у художника мог быть так называемый синдром Марфана. Это генетическая болезнь, которая поражает соединительную ткань организма, а также вызывает проблемы со зрением (эктопия (смещение) хрусталика) и патологию сердечно-сосудистой системы (расслоение аорты). Кстати, кашель с кровью может быть также и одним из симптомов синдрома Морфана. Любопытно, что одна из первых пациенток французского врача Антуана Марфана, у которой и была диагностирована патология, получвшая позднее его имя как первооткрывателя, умерла как раз от туберкулеза.
Кстати, среди творческих личностей синдром Марфана встречается не так уж и редко. Сейчас его диагностируют у Никколо Паганини, Ганса Христиана Андерсена, Корнея Чуковского, Авраама Линкольна.